И снова темнота… И снова весенняя распутица… Холод… Снег… Грязь…
И снова лохматый лось, лесное божество, наклонив голову, смотрит огромными черными глазами.
Ветки деревьев, снег, ветки… Черное, белое, черное. Бешеная скачка.
Темнота.
Воздух, время и свет медленно стали просачиваться сквозь сито темноты. Капля по капле. Постепенно, осторожно…
Хейти видел какие-то вспышки, слышал какие-то шумы…
Реальность возвращалась все вернее и вернее. Все прочнее завоевывая то место, которое положено ей по закону.
Наконец Хейти открыл глаза: картинка вокруг него больше не шатается, не теряет своей четкости и вполне ясно осознается сознанием.
«Где это я?» — первая и естественная мысль.
Хейти огляделся. Стены не первой свежести, какая-то грязно-желтая краска. Бормотание переносного телевизора на столе.
«Боги, это же то самое НИИ… Где-то здесь находится Объект… Где-то здесь Слесарев…»
Памяти о том, что предшествовало потере сознания, Хейти не утратил. Он отлично помнил визит Ведущего. Все его слова и тот ужас, который Хейти испытал, когда понял, что простые, казалось, слова этого человека обволакивают сознание, давят, заставляют подчиниться.
Хуже всего было еще и то, что Хейти знал: тело готово выполнить задание.
Получить материалы, уничтожить Объект. И почему это до сих пор не было сделано, не совсем ясно. Вероятно, что-то помешало. Пошло наперекор установленной Программе… Только что?
Хейти осмотрелся.
Прямо перед ним стоял стол, на котором и находился бормочущий телевизор. Какие-то бумаги, наполовину пустая кружка чая. В воздухе остро чем-то пахло. Чем? Порохом.
Хейти вдруг осознал, что держит в руке свой «глок». Поднял его к лицу, понюхал ствол. В нос ударила резкая пороховая гарь.
Он обошел стол и увидел то, чего не желал бы видеть.
Под столом с простреленной головой лежал старик-вахтер. Рядом лежала нелепая двустволка, переломленная пополам. Валялись простреленные гильзы.
Видимо, старик успел выстрелить в вошедшего. Но промазал. На смене патронов его и поймал Хейти. Одним выстрелом. Он всегда хорошо стрелял навскидку.
Ноги подкосились. Хейти тихо сполз на пол рядом с трупом. Внутри было пусто. Пусто, холодно, и ветер выл в пустотах его души. Заунывно так…
Или это был не ветер, а сам Хейти тоскливо подвывал, отпевая собственную, загубленную кем-то душу.
Слез не было, сожалений тоже. Пусто. И только дикое нелепое и ненавистное желание довести дело до конца. Какого угодно, но конца.
Наконец его отпустило настолько, что он смог передвигаться. Он пополз куда-то в коридор, пока внутреннее чувство не велело ему остановиться. Где-то тут должен был быть проход к Объекту и к материалам, так необходимым кому-то там, за океаном.
Хейти разумно рассудил, что Слесарева еще в институте не было, судя по тишине, а значит, нужно ждать. Просто ждать капитана… Может быть, это предусматривал ось Программой. Может быть, нет. Им овладело вдруг невероятное равнодушие. И когда в соседнем помещении загрохотало, раздался вскрик, а потом где-то дальше по коридору распахнулась дверь и послышались знакомые шаги, Хейти просто отполз подальше в темноту.
Слесарев раскручивал какой-то люк, которого Хейти до сего момента не замечал.
— И что дальше? — спросил он.
Слесарев резко обернулся.
ГЛАВА 35
Дареные лошадки разбрелись на заре
На все четыре стороны — попробуй поймай.
Егор Летов
Эстонца спасло лишь то, что Сергей не хотел стрелять, поднимать шум. Но удар ногой в низ живота, который капитан нанес не целясь, с разворота, практически выключил Хейти из действительности, все наполнилось одной огромной горячей болью, пистолет брякнулся на пол, а сам Хейти согнулся в три погибели и медленно сполз по стене.
— Получил? — прошипел Сергей злобно. Он сумел разглядеть эстонца, но ему ничуточки не было его жалко. — Дети есть?
— Н… нету…
— И не будет теперь. Чего приперся? Эстонец говорить не мог. Он сидел на полу, разбросав ноги, и тихонько стонал.
— За мной зачем поперся?
Сергей поднял «глок» — так, патроны кончились. Игрушку можно выбросить. Или использовать как пугач.
— Чего поперся, говорю?
Эстонец молча постучал пальцем по лбу. «Дураком обзывает? Не, это ж он про своих тараканов в голове, — догадался Сергей. — Значит, работает техника. Пришел, увидел…»
— Как прошел-то?
— Не помню… Старика… Убил…
— Какого старика? Сторожа? Хейти кивнул.
— И что ты должен был делать?
— Найти Кожемякина.
— Это что за хрен?
— Из местного р… руководства. Ждет. П… потом можно убить…
— Где именно ждет? Хейти наморщил лоб: — Третий этаж, сразу у лестницы дверь.
— Пошли.
Телевизор работал, повествуя о новостях из жизни Государственной Думы. Старика в его будочке не было, видимо, лежал на полу. Его-то зачем?
Указанную Хейти дверь Сергей открыл ударом ноги. Из-за стола вскинулся типичный кинематографический интеллигент: зализанные на лоб черные сальные волосы, очечки с толстыми стеклами, белый халат… На столе — термос, надкушенный бутерброд с сыром, журнал «Если». Фантастику любит, падаль.
— Ты Кожемякин? — Сергей пяткой захлопнул дверь, оставив эстонца в коридоре.
— Я. А что, собственно… — начал было интеллигент, но Сергей коротко сказал:
— Заткнись. Где документы?
— Какие… К…
— Я сказал, заткнись. Инструкции надо выполнять быстро и четко.
Интеллигент, заметно трясясь, полез в обшарпанный стол. Пока он там рылся, Сергей поплотнее придавил задом дверь, в которую ломился эстонец.
— Быстрее, — поторопил он Кожемякина, который и так спешил, выбрасывая прямо на кафельный пол какие-то бумаги. Наконец он нашел лазерный диск в прозрачной коробочке и едва ли не с поклоном подал Сергею.
«Сколько же они ему обещали, интересно? А ведь не знает, тварь, что его кончить должны. Как презерватив — одноразовый… Эх, Кожемякин, Кожемякин, читал бы свой журнальчик, зачем полез не в свое дело?»
— Пойдешь со мной.
Кожемякин покорно застегнул верхнюю пуговку халата. В освободившуюся дверь влетел Хейти, Кожемякин с ужасом на него посмотрел.
— Охрана какая-нибудь осталась? — спросил Сергей, спускаясь по лестнице.
— На улице, — сказал Кожемякин. — Далеко отсюда. И внизу, в коридорах.
— Проведешь?
— Попробую… — пискнул Кожемякин.
В люк его пришлось подсаживать — то ли хил был, то ли ноги отказали с перепугу. Сергей подсадил его, вздернув за шиворот. Они поползли по трубе — интеллигент, потом Сергей с бомбой, и Хейти сзади, чуть слышно постанывая и охая. Пускать эстонца за спину Сергей не боялся — сейчас никаких выкрутасов от него ожидать не стоит.
Как и в прошлый раз, здесь пахло озоном. Примешивался и запашок похуже, вроде горелой изоляции. Цепляясь за скобы, они лезли все ниже и ниже, пока не очутились в коллекторе, стены которого слабо фосфоресцировали — в прошлый раз с фонариком Сергей этой особенности не заметил. Кожемякин, пыхтя, сел.
— Вниз, — сказал Сергей. — А откуда… — начал было Кожемякин, но Сергей пнул его ногой в зад, и интеллигент утих. Срывать зло на бессловесной твари, конечно, нехорошо, но уж больно противен был господин Кожемякин, да и до других, более крутых, дотянуться Сергей не мог. Пока. Или никогда
«Морлоки… Кожемякин скорее элой. Наивное существо, питающееся нектаром и читающее „Если“, которое вот-вот скормят морлокам, как скотину. Он, наверное, и не догадывается… Судьба элоев такова. Прав был дедушка Уэллс».
Так они доползли до нижнего коридора, эстонец немного отстал, и его пришлось подождать. Видно, сильно по яйцам получил… Ладно, если жив останется, будет знать впреди… Сергей подергал люк в полу:
— Что там?
— Технический уровень. Канализация.
Туда не надо. Вперед.
Огромная металлическая сигара никуда не делась. Хейти просунулся через плечо Сергея и громко проглотил слюну.
— Видал? — тихо спросил Сергей. — Вот она. Потом повернулся к притихшему Кожемякину и сказал:
— Ну, рассказывай.
— Что? — не понял тот.
— Куда класть бомбу, чтобы эту штуку собрать не смогли.
— Вы что, серьезно? — спросил Кожемякин, ежась.
— Серьезно. Там камеры слежения есть?
— Есть. На центральный пульт идет изображение, там дежурит внутренняя охрана.
— Где пульт?
— В другом конце коридора, ярусом выше.
— Камеры можно отключить?
— Можно, но вы же не успеете ничего сделать. На пульт придет сигнал о поломке, охрана сразу — сюда.
— Аты придумай что-нибудь. Ты же у нас доцент, — ласково-угрожающе произнес Сергей.
— Кандидат наук, — машинально добавил или поправил Кожемякин. — Я даже не знаю… Нет, по-моему, ничего сделать нельзя. Засекут.
— Не засекут, — сказал неожиданно Хейти. Сергей повернулся к эстонцу:
