успеешь оглянуться…
У Тараса Семеныча в последнее время явилась странная привычка всему удивляться, точно он видел все в первый раз. Стаял снег – он удивлялся, пронеслась первая гроза в горах – тоже, упало сухое дерево, пролетел ястреб, ухнул ночью филин – тоже.
– Сохач, птица скоро будет грудиться… – сообщал он.
– Где же еще скоро? До осени далеко…
– Как далеко?.. Не успеешь оглянуться, и осень подкатит. Удивительное это дело!..
– Ничего Даже удивительного нет…
– А зима? Ух, как завернет мороз… А потом опять весна…
– Да ты что мелешь-то, Тарас Семеныч? Как будто и не Совсем ладно говоришь…
– Разве неладно?..
– Совсем неладно… Чему ты удивляешься-то?
Раз Тарас Семеныч пришел на сайму к Сохачу ночью, в проливной дождь. Он весь был мокрый.
– Эк тебя носит, Тарас Семеныч… Хороший хозяин собаки не выгонит из дому, а ты бредешь.
– Небось пойдешь, когда дома-то…
Что было дома – Тарас Семеныч так и не сказал. Он посидел с час и собрался назад.
– Да ты куда? Переночуй у меня…
– Нет, уж я домой…
– Ну, дождь бы хоть переждал…
– Дождь-то ничего… Ну, прощай.
Уходя, Тарас Семеныч проговорил:
– Ужо заходи ко мне как-нибудь.
– Ладно…
– Я тебе одну диковину покажу.
Когда Сохач пришел к Тарасу Семенычу, то действительно пришлось удивляться. Около избы паслась живая коза.
– Это у тебя откуда коза, Тарас Семеныч?
– А сама пришла… Как-то выхожу утром, а она спит вон тут, перед самой избушкой. Я сейчас за ружье схватился… нацелил, спустил курок – осечка… А она вскочила и смотрит на меня. Глаза-то совсем ребячьи… Ах ты, тварь, думаю! Опять это нацелился… Нет, не могу выпалить. Понимаешь, точно кто меня за руку держит… Вот какое дело вышло, Сохач. Теперь вторую неделю живет коза…
– Это к счастью, Тарас Семеныч, когда зверь приживется…
Тарас Семеныч только вздохнул и покачал головой, а потом проговорил:
– Не велико счастье… Это смерть моя пришла.
– Ну, уж и смерть… Болит что-нибудь?
– Болеть ничего не болит, а только скоро помру…
– Раньше смерти никто не помирает…
– Нет, уж так… Ну, не стоит об этом разговаривать.
Коза паслась около саймы, как у себя дома. Она даже не испугалась Чуйки, которая сначала залаяла на нее, а потом хотела поиграть. Сохач долго любовался красивым животным и хохотал над Чуйкой. Вот глупый пес…
VII
С Тарасом Семенычем действительно было нехорошо. Он скрывал свою болезнь, да, собственно, и назвать ее не умел. Вообще неможется, как говорят простые люди, и от еды отбился, и сна нет, и разная дрянь в голову лезет. Ну, взять хоть ту же козу – чего, кажется, проще, а она измучила Тараса Семеныча. Нейдет эта самая коза с ума, и конец делу. К чему? зачем? в каком смысле? Только раз старик почти догадался – смотрел, смотрел на козу, и показалось ему, что он точно где-то видел ее раньше. Вон и отметинка есть на правой задней ножке, и одно ухо как будто поменьше, а главное – глаза. Ну, вот видел ее раньше, именно эту самую козу видел, и конец. А потом старик испугался: ведь это та самая коза, которую он тогда по насту загнал. Она самая…
– Да ведь ты съел ее тогда? – удивлялся Сохач.
– Известно, съел… Сам знаю. А все-таки та самая…
– Ну, это тал, блазнит[25] тебе, Тарас Семеныч… Мало ли ты таким манером по насту коз загонял на своем веку!
– Был грех, Сохач… Ох, большой грех!
– Говорил я тебе…
– Тогда другое было, и я был другой, а вот теперь мне ее и даром не надо, значит, козу… Я и простой-то говядины видеть не моху. Как-то пришла проведать меня из деревни племянница и принесла гостинцы, а я и глядеть не могу. С души воротит, как только подумаю… Я эту племянницу ужо возьму к себе на осень. Скучно одному-то…
– Тоже и придумает человек: скучно! Нет, Тарас Семеныч, ты повредился… Ужо я тебе травку такую дам, пользительную.
Попробовал Тарас Семеныч пить пользительную травку, но и это не помогло, а точно сделалось даже хуже. Главное, делалось ему хуже по ночам: мается, мается, а заснуть не может. Лежит и все слушает… Вот легкий козий топот, вот ударил копытом матерый сохатый, вот пискнул смертельно раненный заяц, а там со свистом проносится утиная стая, перекликаются рябчики, жалобно курлыкают журавли и где-то безостановочно бежит по камням бойкая горная речонка – вода так и бурлит. Тарасу Семенычу стоило закрыть глаза, как все эти звуки поднимались разом, и он чувствовал, как со страху его охватывает холодная дрожь. Он просиживал целые ночи у окна – это было легче. За какой-нибудь месяц старик страшно исхудал.
– Скоро помру… – говорил он Сохачу, когда тот приходил его проведать. – Вот только птица отлетит в теплую сторону, и я за ней…
– Пожалуй, и то помрешь, – соглашался Сохач. – Все мы так-то: живем долго, а помрем в один день.
К осени на сайме у Тараса Семеныча поселилась его племянница, совсем маленькая девчонка. Толку от нее было мало, а все-таки веселее, когда живой человек. Очень уж спать любила девчонка, и ночью ее не добудишься. Спит, как зарезанная. А все-таки лучше… Не так страшно, когда живой человек рядом.
– Эй, Матрена Ивановна, будет спать-то, – будил ее старик. – Спишь, как барыня городская…
Старик был убежден, что городские барыни только и делают, что едят и спят. Что им делать, барыням… Вот и Матрена Ивановна тоже дрыхнет, хоть из пушки в нее стреляй.
Было уже несколько холодных ночей с еще более холодными осенними утренниками, когда трава серебрилась от инея. Небо все чаще и чаще покрывалось тучами. Дул холодный северный ветер, точно гасивший последние летние краски. Птица уже грудилась в стаи. Старые учили молодых летать, и над озерами носились громадные стаи уток.
«Теперь уж шабаш: ничего мне больше не нужно, – думал Тарас Семеныч. – Пусть все летят… да».
А по ночам его все сильнее и сильнее преследовали разные видения. Раз было так, что избушку окружили все убитые им звери и птицы… Старик дрожал от страха. Их было целое полчище, и все рвались в избушку. Он слышал, как в дверь царапались птичьи когти, как торопливо стучали козьи копытца, как рыл землю сохатый… Если бы все разом бросились на него – задавили бы в один миг.
– Господи, что же это такое? – стонал Тарас Семеныч.
И все это он убил, и все съел…
Когда приходил проведать Сохач, Тарас Семеныч
