В восемь часов я спустилась в фойе. Я использовала все туалетные принадлежности, включая пену для ванны и купальную шапочку, попросила у горничной еще и спрятала в сумочку, чтобы принять душ в Сафиле. Знаменитости разошлись по номерам и уснул и. Мне нужно было отыскать съемочную группу, оператора, звукорежиссера, ассистента и фотографа из “Ньюс”. Они вытянули короткую спичку и отправились в Намбулу на грузовом самолете. С ними была и Эдвина Роупер, наш куратор из “Содействия”. Они должны были прилететь вчера днем, но в отеле не зарегистрировались. На ресепшн мне оставили два сообщения. Первое – от Малькольма.
Привет тебе и летающему цирку. Извини, срочно нужно ехать в порт Намбулы. Нет времени оформить разрешение на въезд. Желаю удачи.
Малькольм
Прекрасно. Второе сообщение было от Паттерсона, британского консула.
Ваша съемочная группа и менеджер по персоналу задержаны в аэропорту. Извините, сегодня ничем не смогу помочь, моей жене нездоровится. Назначил вам встречу с генералом Фаруком, главой Отдела безопасности, в центральном офисе Отдела безопасности в девять утра.
Я взглянула на часы. Восемь пятнадцать. Надо выезжать, но у нас не было машин. И тут из вращающихся дверей вышел Андре из УВК ООН.
– Привет. Как дела-а-а? Рад видеть тебя. О'кей. Мы поцеловались в обе щеки.
– Как поживает отвергнутая сестра милосердия?
– Боже! И ты это видел.
– Видел! Да у нас уже целую неделю только об этом и говорят.
– Вранье, все это вранье.
– Не волнуйся. Это только на пользу. Знаешь, как Гюнтер после этой статьи завертелся?
– Паттерсон прислал сообщение. У меня встреча с Фаруком.
– Знаю. Я заехал за тобой. Фарук ждет тебя в восемь тридцать.
– Паттерсон пишет в девять.
– Паттерсон ничего не соображает.
– Как дела в Сафиле? Корабль прибыл?
– О'кей, о'кей. Корабля все еще нет. И скорее всего – не буду объяснять почему – в ближайшее время поставок не предвидится. Беженцы, как ты и предсказывала, идут толпами не только в Сафилу, но и во все лагеря на границе.
– Что сейчас творится в Сафиле? Он замолк на минуту.
– О'кей, скажем так. Сколько тонн на самолете “Серкл Лайн”?
– Сорок.
– Разгружайте и немедленно везите в лагерь. Значит, всё плохо. Я быстро заморгала.
– Доброе утро, милая. – Это был Оливер. – Ну и ночка, кошмар. Каждые полчаса завывания из мечети. В мини-баре – абрикосовый сок. В четыре тридцать звонят с ресепшн и говорят, что время вылета моего рейса не изменилось. План на сегодня – срочно найти скотч.
На долю секунды мне захотелось придушить его. Толку от него здесь никакого, только будет путаться под ногами.
– Оливер, это Андре Мишель из УВК ООН. Анд-ре, это Оливер Марчант. Он... он...
– Режиссер программы. Приятно познакомиться, Андре. Что происходит?
– Хочешь позавтракать до начала съемок? – Я подтолкнула Оливера к кофейне.
– Ты нашла съемочную группу?
– Нет.
– Они в отеле?
– Нет.
– Что? Где же они тогда?
– О'кей, вот в чем проблема, – сказал Андре.
– Говори всё как есть, – нервно произнесла я.
– Ваша съемочная группа и менеджер по персоналу в камере в аэропорту.
– В камере? Господи Иисусе! – произнес Оливер. – Они что, в тюрьме?
– Это не тюрьма, – я пыталась его успокоить. – Это обычная камера.
– Камера? Ну ладно, тогда всё нормально. Раз это обычная камера, значит, всё в порядке. Моя съемочная группа заперта в клетке в аэропорту, беспокоиться незачем. Прекрасно. Обычная клетка, никаких проблем.
* * *
Мы ехали по улицам Эль-Дамана в офис Отдела безопасности. Вдоль пыльной дороги выстроились крошащиеся колониальные здания, над головой висели спутанные провода. Дома были покрыты струпьями облупившейся краски, все в трещинах, грязные. Выли автомобильные гудки, повозки, запряженные ослами и верблюдами, уворачивались от несущихся на безумной скорости грузовиков и такси.
– В субботу вечером, в девять часов, звонит мне Паттерсон, – рассказывает Андре. Оливер откинулся на заднее сиденье и пялился в окно, периодически разражаясь потоком богохульств.
– Вот Паттерсон и говорит: “В аэропорту задержана съемочная группа „Звездного десанта” из трех человек и сотрудница „Содействия"”, – продолжает Андре. – “Паттерсон, – говорю я, – и с какой стати ты мне звонишь? Я-то при чем?” И тут оказывается, что Малькольм уехал в порт Намбулы, а сам Паттерсон не может выйти из дому, потому что его жена напилась. О'кей, о'кей. Я еду в аэропорт. Разыскиваю вашу съемочную группу и Эдвину Роупер и вижу их в той самой клетке. Время – одиннадцать вечера. Я бужу охранников. Визы в порядке. О'кей, о'кей. Там почему они в клетке, спрашиваю я? Потому что правительство больше не разрешает впускать в Намбулу сотрудников благотворительных организаций, если те не исповедуют мусульманство.
На обочине в сточной канаве сидели дети. Они визжали от смеха, ныряли и брызгались.
– Господи Иисусе! – произнес Оливер.
Дальше у дороги, на груде коробок, сидел мужчина. Его джеллаба задралась от порыва ветра, открывая на обозрение пару разбухших яичек, одно из которых было размером с футбольный мяч.
– О боже! Господи, это отвратительно.
Впереди с рекламного плаката улыбался президент Рашид, военный правитель Намбулы, заключив в объятия Саддама Хусейна.
– Правительства финансирующих стран не бесятся, глядя на это? – спросила я, кивнув в сторону плаката.
– Еще как бесятся. Но это любовь, настоящая любовь. Саддам и Рашид скоро поженятся, и у них будут дети. У Рашида очередная мания – он считает, что в Намбуле слишком много белых. От финансовой помощи не отказывается, но белых видеть не может.
– И что говорят финансирующие организации? Они против?
– Угадала. Особенно американцы. Официально они не заморозили будущие поставки, но ни один корабль пока не покинул Соединенные Штаты.
– Понятно.
– Рашид настроен и против западной прессы, он журналистов видеть не хочет. Поэтому ваши друзья все еще в аэропорту.
– О господи! Что ест этот ребенок? – в ужасе прошептал Оливер.
– А почему всех остальных пропустили? – спросила я.
– Хороший вопрос. О'кей, может, потому, что вы скорее не пресса, а организация по сбору средств. А может, потому, что ваш оператор ляпнул что-нибудь не то. В любом случае вашему положению не позавидуешь. Я бы на твоем месте остерегался Понтера. Он тоже не горит желанием видеть вас здесь. По крайней мере, пока не прибудет корабль. Вам тут прислали спутниковую тарелку, вы знаете?
– О, черт! Я совсем забыла. Когда прислали?
– Сегодня утром. Она в штабе “Содействия”. Ребята собирались после завтрака зайти в “Хилтон”. Я бы на вашем месте глаз с нее не спускал. Рашиду наверняка захочется спутниковую тарелку. Тогда он заставит всех смотреть свои чудовищные военные парады.
Мы свернули на дорогу, огибающую базар. В центре площади земля от времени просела, образовав яму, вдоль и поперек заставленную дервянными прилавками под грязными навесами. Вокруг кусков потемневшего мяса жужжали мухи. Как раз когда мы проезжали мимо прилавка, продавец взмахнул топором и отсек голову живой курице.
– О нет, господи, нет, – пробормотал Оливер. Продавец грязными пальцами зажал обрубок, из которого хлестала кровь. Курица еще дергалась, отчаянно сжимая когти.
– Господи Иисусе!
– Что с нашим самолетом? Начали разгрузку? – спросила я.
– В семь тридцать еще никого не было, – ответил Андре.
– Но Малькольм пригнал грузовики, как мы договорились?
– Грузовики стоят. Не знаю, Малькольм их пригнал или нет.
– Но съемочная группа все еще в камере? – Да.
– Можете остановиться на секунду? Мне нужны солнечные очки.
Оливер увидел прилавок с очками как у Майкла Джексона. Андре резко притормозил.
– Оливер, у нас нет времени...
– Я на минутку. – Он уже вышел из машины.
– Мы очень спешим...
– Слушай, я только хочу купить очки, – настырно проговорил он. Свою идиотскую привычку впадать в бешенство по поводу и без повода он перевез с собой через континент. Я с нарастающим раздражением следила, как он идет к базару. На нем была панама, кремовые льняные брюки и светло-зеленая шелковая рубашка. По одному ему понятной причине он сжимал под мышкой барсетку.
– Я пойду за ним.
– Оставь его в покое, никуда он не денется, – хитро произнес Андре. – Он же режиссер.
Все дети в радиусе ста ярдов тут же бросились к Оливеру с криками “Хавадга!” и начали тыкать в него пальцем. Он в ужасе вытаращился на безногого калеку, который передвигался на огромных мускулистых руках. Со всех сторон его окружили агрессивные продавцы. Они совали ему под нос змеиную кожу, креозот, овечьи пузыри.
– Оливер, следи за ба... – крикнула я было из окна, но не успела: маленький мальчик выхватил барсетку из-под мышки Оливера и бросился наутек.
