Однажды он заметил ее. Первый разговор за долгую разлуку состоялся, так и не приведя к долгожданному для матери миру. Это был воскресный день, и Мартов вышел на обязательную прогулку с Ваней. Светлана поехала на вокзал встречать родителей, собравшихся навестить их. Баба Люба готовила праздничный обед, а он с двухлетним сыном решил пройтись по парку неподалеку от их дома. Декабрь не баловал зимними морозами. Было слякотно, сыро, зябко. Мартов пожалел, что вышел без головного убора. На волосы падал холодный мелкий дождь. Ваня, не обращая внимания на серость и неприветливость утра, с радостью семенил по мелким лужицам. Светлана уж точно прервала бы такое занятие сразу, а Георгий разрешал мальчику порезвиться. Ну как же не дать ребенку побарахтаться в грязи? Это лишило бы его удовольствия. Придется постирать брючки и основательно вымыть обувь, но эти хлопоты – мелочь в сравнении с тем чувством, которое переполняет крохотное существо, исследующее мир. Георгий с удовольствием наблюдал за сыном. Свободного времени у Мартова становилось все меньше. Учеба в университете требовала полной отдачи. Он до изнеможения занимался, читал дополнительную литературу. Он должен быть только лучшим, иначе все теряло смысл. Все его правила, ограничения, отказ от элементарных житейских радостей были подчинены одной цели. Он должен был расти, вызывая чувство гордости у всех, кто знал его близко. Родители Светланы, да и она сама еще не знают, насколько далеко простираются его планы. Фамилия Мартова зазвучит, а потом подрастет Ваня, и он научит его тоже быть сильным. Научит жить во имя идеи, подскажет, как стать личностью, а не раствориться в бесконечном потоке жизни. Пока он еще слишком мал, этот малыш, полная копия Светланы, только с карими, огромными глазами. Но он уже сейчас проявляет характер. Это хорошо. Оконная замазка – это не мужчина. Ребенку нужно внимание. Зная, что домашние хлопоты практически полностью на бабе Любе, он считал, что мальчиком пока должна заниматься Светлана. Чем ей, черт возьми, еще заниматься? Жена не разделяла его мнения, она вообще становилась слишком придирчивой к нему. Бурчала на всех подряд, доставалось и Ване. Этого Георгий просто не выносил.
– Если у тебя есть какие-то претензии ко мне, не смей отрываться на мальчишке! – сурово сдвинув брови, однажды сказал Мартов.
В тот день они собирались пойти на выставку, но неотложные дела помешали ему в выходной остаться дома. Тогда Светлана начала выражать недовольство всем подряд. Пришлось осадить ее пыл. Она надула губки и вздумала обижаться. Георгий знал, что это ненадолго, и почти не обращал внимания на подобные демонстрации характера.
Сегодня тоже Светлана решила, что она слишком засиделась дома, и поехала сама встречать родителей. Хотя он прекрасно мог сделать это. Пусть. Наверное, бездельничать годами действительно тяжело. Мартов не знал такого состояния. Сколько себя помнил, его всегда радовала возможность работать, познавать, расти. В этом он видел смысл своей жизни. А супруге никто не мешал проводить время так, как ей хотелось. Нравится не работать – пожалуйста, не желаешь учиться – что ж поделаешь. Даже баба Люба, безоглядно любившая внучку, качала головой. В разговоре с дочкой по телефону не жаловалась, напротив, каялась.
– Я виновата, сама приучила ее ничего не делать. Пока я рядом, это ничего, управлюсь как-нибудь, а потом как же, доченька?
Все нужно делать вовремя, считал Мартов. Сейчас у малыша пора шлепанья по лужам. Пусть, научится еще ступать чинно и важно. Погруженный в мысли, Георгий не спеша шел за маленьким исследователем. И внезапно почувствовался какой-то дискомфорт. Мартов не мог понять причину своих ощущений. Продолжая наблюдать за малышом, безотчетно оглянулся: метрах в тридцати от них остановилась женщина в знакомой каракулевой шубе и шапке. Она надевала этот подарок отца в исключительных случаях. От неожиданности он растерялся и продолжал смотреть на нее, не шевелясь. Ваня продолжал потихоньку шагать дальше, и только жест матери привел Георгия в чувство. Она показала ему на малыша: мол, следи, и Мартов подбежал к сыну. Взял его за руку и пошел навстречу матери. Она стояла, чувствуя, что от волнения ноги не слушаются ее. Сколько раз она тайком наблюдала за сыном, невесткой, внуком, которого поначалу катали в коляске, а потом она уже могла разглядеть его. Малыш подрос, рано начал ходить, и неуклюжая походка внука напоминала ей первые шаги маленького Георгия. Сейчас они подойдут совсем близко.
– Что ты тут делаешь? – Первые слова сына после стольких лет разлуки.
– Извини, я здесь не первый раз, – виновато ответила Нина Петровна.
– Чего ты хочешь? – Его тон оставался бесстрастным.
– Неужели мы будем говорить вот так? – Она всматривалась в каждую черточку лица сына, тут же переводила взгляд на разглядывающего ее малыша. – Маленький, какой же ты хороший, Ванечка.
– Обойдемся без сентиментальных сцен, прошу тебя, – с раздражением сказал Мартов.
– Жора, я не могу больше терпеть такое положение вещей.
– Я освободил тебя от забот о себе, чем ты недовольна?
– Освободил от жизни? Ты теперь сам отец, неужели не смягчилось твое сердце?
– Есть вещи, которые со временем не теряют актуальности.
– Словно о преступлении говоришь. Давность времени не смягчает приговора, – горько усмехнулась Нина Петровна.
– Я хочу, чтобы ты больше не приходила.
– Я люблю тебя, ты мой сын, вот стоит мой внук, который не знает своей бабушки. Это методы инквизиции. Но ведь я не ведьма, меня не за что сжигать на медленном костре. Три года страданий и одиночества – не достаточное ли наказание для матери?
– Ты прожила эти годы, проживешь и много других. Ведь рядом с тобой до сих пор мужчина твоей мечты?
– Да, Олег Викторович все это время был моей поддержкой, опорой, другом, – неестественно выпрямившись, ответила Нина Петровна.
– Ты хочешь, чтобы я сказал, что прощаю тебя? Изволь, прощаю, но принимать в своем доме вместе с ним не буду. Ведь без него ты не захочешь этого, тебе ведь нужен идеальный вариант.
– Человеческий, Жора, самый простой. – На глаза женщины набежали слезы.
– Нет, нет, этого не надо. Я не выношу твоих слез, они у тебя, как всегда, не вовремя.
– Твоя комната все это время не занята. Ты напрасно приходил за вещами тайком, поверь, дома тебе никто не желает ничего плохого.
– Мой дом там, где моя семья, моя жена и ребенок. Я в любое время сажусь за стол, зная, что никто и ничто не испортит мне аппетита. Я привык к покою, оставь свои попытки.
– На детей не принято обижаться, я продолжаю любить тебя. Ты мой единственный ребенок, я надеюсь, что ты еще одумаешься. – Нина Петровна посмотрела сыну в глаза, он отвел взгляд. Малыш уже нетерпеливо тянул его за руку. – Не буду вас задерживать, если решишь, что пришло время, мы всегда рады видеть вас всех. До свидания. – И Нина Петровна напоследок прикоснулась к куртке сына быстрым, неловким движением.
