— Да. — Банкир устало провел по лицу ладонью. — Я не могу этого сказать. Мы их ищем.
— Кто такие Краюхин, Вайнштейн и Четверкин? — Я перечислил неизвестных мне оставшихся членов «клуба приговоренных».
В ответ получил исполненный недоумения взгляд управляющего.
— Чем еще я вам могу помочь? — вздохнул Савинов.
— Состав учредителей банка! — прямо потребовал я.
Замшевый мокасин на его ноге закачался. И после дюжины покачиваний замер.
— Извольте, — согласился Петр Сергеевич. — Он ничего вам не даст. У следователя, кстати, он тоже имеется.
Я достал ручку и приготовился записывать.
— Вершинин Иннокентий Парфенович, председатель совета директоров… Далее — члены совета директоров: Скобелев, президент трастовой компании «Элевейтор»; директор нефтеперерабатывающего комбината Житник; Маевский, вице-президент финансово-промышленной группы «Третий полюс» и учредитель ряда иных, неизвестных мне фирм, Центробанк в лице куратора господина Дьяконова… Шорин еще, ответственный уполномоченный объединения тюменских нефтедобытчиков… — На этом Петр Сергеевич остановился.
— Четное число в совете директоров?! — выразил я свое недоумение.
И управляющий, поджав губы, назвал фамилию одного из самых влиятельных в «криминальной вселенной» авторитетов.
— У вас все? — спросил он, когда я закончил стенографировать.
— А у вас? — закрыв блокнот, адресовался я обратно.
— Не смею далее задерживать. — Савинов встал и дождался, пока мы покинем комнату.
— Петр Сергеевич, — притормозил я подле него. — Полагаюсь на вашу сдержанность. Как сказал мудрец…
— Знаю, знаю, — перебил меня банкир. — И кроме того, как я спишу расходы на ваши пышные похороны?
— Со своей стороны обещаю при свидетеле: если все, что относится лично к вам, — правда, на этом свете я более вас не потревожу. Мою трудовую книгу можете оставить себе.
— Ну как?! — заинтересовался Андрей, спускаясь по лестнице. — Узнали мы что-нибудь?!
— Узнали, — ответил я.
— А конкретно?! — не унимался Журенко.
— Конкретно мы узнали, что нам с тобой надо съездить в ГИБДД, зарегистрировать машину и оформить на твое имя у нотариуса генеральную доверенность.
— Немало за полчаса! — хмыкнул Андрей.
«Я никуда не приблизился, — размышлял я вечером, лежа под картиной с похотливыми всадниками. — Я оброс информацией, как днище фрегата ракушкой. Я потерял ход. На кренгование времени не отпущено. Надо завтра браться за Маевского, как ни противно. Он — единственный лоцман в этом запутанном фиорде».
ГЛАВА 24
ДОЧЕРНЕЕ ПРЕДПРИЯТИЕ
Поучительная история короля Лира, изложенная английским трагиком в назидание потомству, ничему хорошему это самое потомство не научила. Из века в век потомство совершает все те же ошибки, и «сладок нам лишь узнаванья миг». Забвение — вот в чем все дело, клянусь водами Стикса и Леты. Спросите хоть у лодочника. В одну реку люди входят не дважды, но снова и снова, забывая, что входили уже, ибо это — река забвения. Король Лир, глупый и доверчивый король струнных инструментов, не имел наследника. Ну, не имел — и не имел. Не в этом была беда его, а в другом: имел он взамен трех дочерей. Но и не то беда, что имел, а то, что старшая и средняя были честолюбивы и деятельны. Играя на лирических струнах папаши, они постепенно вынудили его расписаться в собственном бессилий и отдать на их дочернее попечение вотчинные земли. А любящего отца пустили по миру, где он благополучно и спятил. Казалось бы, прочти и затверди. Читать не любишь — в театр прогуляйся, не поспи три-четыре акта. Так нет же, наши-то, все такие ушлые, поднаторевшие, беспринципные — чтоб далеко за примерами не ходить — президенты и олигархи, потакая возлюбленным чадам, всей гурьбой бегут в ту же реку, дамские мастера. Дочерние предприятия организуют. А ведь был для них нарочно снят в годы оттепели фильм «Посторонним вход воспрещен!», где русским языком сказано: «Через речку прыгать надо!» А они, бедолаги, не зная броду, раз за разом лезут в воду.
Не избежал этой участи, как следует из дальнейшего, и магнат наш, Аркадий Петрович Маевский.
Среди основанных им предприятий, реквизиты которых были так своевременно переданы мне частным, земля ему прахом, сыщиком Галембой, обратил на себя мое внимание Дом высокой моды с воистину самоговорящим названием «Аркадия». «И с чего бы это Маевскому, господину склада консервативного, такой интерес к моде проявлять? — пораскинул я умишком. — Деньги? Вряд ли. При нынешнем состоянии потребительского рынка и конкуренции с раскрученными законодателями. Любовница? Возможно. Но вернее всего — дочурка забавляется. Маевская Вероника Аркадьевна, Европа для своих. Еще одно убыточное дочернее предприятие. Чем бы дитя ни тешилось — лишь бы не кололось».
«Аркадия» нашла себя в районе «Беговой». Туда-то я и отправился с утра пораньше горя мыкать.
— Вера Аркадьевна! — долетел до меня сквозь приоткрытые створки, отделявшие примерочную от офиса хозяйки, высокий срывающийся голос. — Это ненормальный какой-то! Вы только послушайте, что он себе требует! Он требует две, извините, ширинки на брюках: спереди и сзади! Заявляет, что — аномалия! Я так не могу, Вера Аркадьевна! У меня таких лекал нету!
Утопая в кожаных подушках салонного дивана, я безмятежно рассматривал журнал «Вог». Брюки брюками, но и пальтишко хотелось присмотреть. Мороз на улице все-таки.
— Который?! — Вопрос Европы прозвучал где-то шагах в трех от меня.
— А воротник отдельно шьете?! — спросил я, поднимая голову. — Жабо меховое какое-нибудь?! У меня горло стынет!
Европа, изящная и официальная, стала передо мной как лист перед травой.
— Паяц! — сказала она. — Напугал девочку! Топай следом, Кентервильское привидение!
Стеклянные створки в ее офисе были задвинуты, жалюзи на них опущены, и шторы на окнах задернуты.
— А я думал, ты статьи пишешь, — обнимая Европу, прошептал я ей на ухо.
— И статьи! — Прильнув ко мне хрупким телом, Вера Аркадьевна расстегнула верхнюю пуговицу моей рубашки.
— А я думал, ты политический обозреватель. — Прижимая ладони к ее бедрам, я стал их гладить.
— И политический! — подтвердила она, расстегивая остальные имевшиеся на мне пуговицы.
— А я думал, ты мужа любишь, — сказал я, подсаживая ее на стол к себе лицом.
— И мужа! — Ее рука скользнула вниз.
— Где она?! — загремел в приемной чей-то взбешенный голос.
Стеклянные створки с грохотом разлетелись в стороны, и на пороге возник генеральный директор «Третьего полюса» Рогожин.
— Так я и знал! — побагровел бизнесмен. — Вера! Как тебе не совестно?! Прямо у меня на глазах!
— А ты выйди, — посоветовала Европа, спрыгивая со стола и оправляя юбку.
— Я выйду! — пригрозил Рогожин. — Я выйду, Вера! Ты только думаешь, что знаешь меня! Я выйду, и когда я выйду!..
— А когда ты выйдешь? — проявила нетерпение дочь магната.
Меня Рогожин подчеркнуто не замечал, так что я успел навести кое-какой порядок в своей одежде и с интересом принялся наблюдать за развитием семейной ссоры.
— Учти! — Рогожин в отчаянии подбежал к столу и в клочья разорвал эскиз индивидуального, судя по длинному расписному шлейфу, заказа. — Я рву наши отношения! Все кончено! Если бы не твой отец!..
— А когда ты выйдешь? — ладила свое Вера.
Рогожин попал в положение родителя, который опрометчиво пообещал избалованному ребенку что-то сладкое и теперь был атакован бесконечным вопросом «когда?». В бессильной злобе он взметнул под потолок обрывки эскиза и выбежал прочь. Разноцветное конфетти, опускаясь, по-новогоднему украсило юную Европу. Но ни этот наряд, ни другой ее сейчас не устраивал. Сейчас ее интересовал только процесс раздевания.
Потом мы пили чай с пирожными. Рабочая обстановка офиса возбуждала наш аппетит, и пирожных мы поглотили уйму.
— Ты обжора! — облизывая пальцы, заметила Вера Аркадьевна. — Ты съел нечеловеческое количество!
— Ничто нечеловеческое мне не чуждо, — признался я, в изнеможении откидываясь на спинку еще одного «утопического» дивана.
В Доме моды «Аркадия» вся мебель обладала таким свойством, что посетители в ней утопали. Предусмотрительно. Так у размякшего клиента скорее могло возникнуть желание задержаться и заказать что-либо еще, пусть даже ему и ненужное.
Вопросов мне Вера не задавала, за что я ей был несказанно признателен. Ответы ей были не нужны. Я остался жив, и жизнь продолжалась. Это все, что она хотела знать. Я же, однако, хотел знать гораздо больше; за тем, собственно, и пожаловал. Но я не торопился. Я должен был вперед заслужить ее доверие.
— Составишь мне компанию? — спросила Вера.
— Никогда! — выразил я бурный протест. — Мы тут же разоримся! С моим вкусом через неделю вся модная Москва будет снова ошиваться у Зайцева и Юдашкина!
