заявиться с разведкой, проникнуть на территорию, ограбить ферму и потом все сжечь дотла, руководителям компании, пожалуй, следовало бы повесить на стену фотографию с подписью “Разыскивается”, а не семейный портрет, на котором преступница, тогда еще подросток, улыбается в камеру и рука владельца фермы покровительственно ее приобнимает, а внизу причудливым шрифтом выведено “Наша Счастливая птицеферма Грина”.
В свою первую ночь на этом месте, сидя за столом, я внимательно изучил фотографию и отметил вполне объяснимую ослепительную белизну всех членов семьи, в противоположность мне и работникам, которых я тут видел. Трудно было не разглядывать это фото, ведь оно висело в трех метрах от меня.
Во вторую ночь я делал обход в 04.00 (это не было в требованиях Счастливой фермы Грина, но рекомендовалось фирмой “Прайс секьюритиз”). Прошел по периметру, в мрачной темноте обогнул каждый бесконечный птичник – не самое приятное ощущение, как бы хорошо ты ни был подготовлен к работе в сфере безопасности. Когда я в очередной раз завернул за угол, в луч фонарика попала фигура, женщина в коричневом платье, метрах в двадцати от меня. Всего на мгновенье. Она обернулась, и я увидел ее лицо. Я до того удивился, встретив тут среди ночи женщину, что в первую секунду даже не отреагировал. А потом она исчезла. Я бросился за ней. Вдоль всего птичника, потом вроде бы ее увидел, помахал своим мощным фонариком. Стоял весенний туман, в луче света он сверкнул какой-то жутковатой мутью. Ничего. Я развернулся и обошел птичник с другой стороны. Никого не увидел. Прошел еще раз в противоположном направлении. У меня отчетливо стояли перед глазами ее фигура, и бледное обернувшееся лицо, и платье, сияющее в луче фонарика. Я завернул за следующий птичник, продолжая размахивать фонариком. Бежал не останавливаясь.
Только уже гораздо позже, когда я вернулся весь мокрый от бега, мне в голову пришло, что это была та девчонка с фотографии. Я вообще хоть видел ее там в темноте, или мне примстилось? Может, это был призрак, дух? А может, я ее сам придумал, слишком долго таращился на ту фотографию в рамке?
Я стал размышлять, стоит ли вносить это в журнал. Она либо была здесь, либо не была. Если была, то ведь ей, конечно, разрешается находиться на территории фермы, правильно? Странновато, конечно, в такой поздний час, ну так что ж. А если ее здесь не было – ну, я не собирался сидеть и расписывать в журнале встречи с призраками, в которых даже не верю, да еще ведь это всего вторая моя ночь на новом месте.
Я решил не включать это в отчет.
А двумя ночами позже, в субботу, через полчаса после того, как началась моя смена, она вдруг вошла и встала прямо рядом со мной. Я чуть не отскочил. Я сразу понял, что это та самая женщина, которая тогда мелькнула в луче фонарика. Я не стал с ней здороваться, потому что я никарагуанец и прекрасно разбираюсь в иерархии и аристократических семьях, и знаю, что даже на птицеферме бывает такое, что хозяйская дочка не желает признавать существование рабочих. Но она задержалась перед фотографией и спросила очень приветливо:
– Рикардо здесь?
– Нет, мэм.
– А вы кто?
– Я из “Прайс секьюритиз”.
Теперь-то я понимаю, что она тогда делала – старалась подольше постоять перед фотографией, чтобы я уже окончательно допер, что девчонка на портрете и она – одно и то же.
– Ну конечно, – задумчиво произнесла женщина. – Он в отпуске.
– Да, мэм. Я его заменяю.
Она покачала головой.
– Вот это трата денег. Живые сторожа, надо же. А система сигнализации вечно отключена.
Я напрягся. Не очень-то мило было называть меня тратой денег, к тому же мы называемся “офицерами охраны”, а не сторожами. Она облокотилась на мой стол в вальяжной, заигрывающей манере – теперь-то я знаю, что это было только для того, чтобы посмотреть на панель зеленых лампочек, рядом с которой я сидел.
– Видите? Выключено.
Зеленые огоньки мигали. Мне было велено их не трогать.
– А еще тут есть кто-нибудь?
– Я тут один, мэм.
– Еще есть птицы.
– Что?
– Миллион кур. Вы тут один, если не считать птиц.
– Да, мэм, – подтвердил я. – Один, если не считать миллиона кур.
Она выпрямилась.
– В таком случае вы не могли бы мне кое с чем помочь?
Выбора у меня особенно и не было, так что я встал и последовал за непутевой дочерью, преступницей, врагом и террористкой – хотя тогда я еще не знал про нее ничего такого, – зашел за угол и сделал несколько шагов. До сих пор так и вижу, как иду за ней. И ведь чувствовал, что нехорошее что-то происходит, но все равно шел. Нет, не ходи! Это я кричу себе молодому, но я тогда никого не слушал.
– Сколько раз я им говорила, что нам тут нужна лестница.
Она открыла дверь и на что-то указала. Все произошло очень быстро.
– Вы не достанете мне вон ту коробку? Вон, видите?
Она не объяснила, что это за коробка и почему она ей внезапно понадобилась субботним вечером. Я переступил через порог и потянулся к верхней полке с коробками. Меня сильно толкнули сзади, и я споткнулся. Она или кто-то из ее сообщников захлопнули дверь и выключили свет.
– Эй! – крикнул я и толкнул дверь, но в эту же секунду услышал щелчок амбарного замка.
– Эй! – заорал я громче и стал в панике биться в дверь плечом, раз, другой, еще несколько раз. Было совершенно темно. Я услышал мужской голос.
– Сиди смирно, амиго. Никто тебя не тронет.
Черт, я ненавижу, когда меня называют амиго. Какой же я тебе амиго, если ты меня запер в кладовке? Каждый раз, когда кто-нибудь в этой стране называет тебя амиго, будь настороже. Я заорал и пнул дверь ногой. Крепкая оказалась, стерва. Я стал ощупывать пространство вокруг себя, пытаясь сориентироваться. Я, конечно, сглупил, но она воспользовалась невероятно удачным совпадением. Поскольку я работал тут совсем недавно, телефон я оставил в машине, согласно требованиям. “Телефоны запрещены”, – сказала начальница. Она была уверена, что я стану придерживаться правил. Чтоб вы знали, больше я так никогда не делал.
Я искал что-нибудь такое, с помощью чего можно выбраться. Я потратил на это много времени, натыкался то на рулоны туалетной бумаги, то на пачки бумаги для принтера. Еще несколько раз пнул дверь. Сел на пол. Снаружи не доносилось никаких звуков. В какой-то момент мне показалось, что я слышу грузовики, но я
