Кира.
– Смотри, Карелина-младшая идет в сторону крыши вскоре после того, как туда отправилась уборщица. Теперь я не сомневаюсь, что Кира действительно не помнит событий того утра. Каково это, выйти на балкон и увидеть собственную мать, которая сбрасывает с крыши Катю? В ужасе девушка роняет расческу и устремляется прочь, а память предусмотрительно блокирует события того дня, спасая хрупкую психику подростка.
Серб ничего не ответил. Я хотела тут же броситься к Елене, но понимала, что Марич такую инициативу не одобрит.
– Не могу взять в толк, – начал он. – Зачем Карелиной так рисковать? Денисова не просто пошла на крышу, она попросила позвать туда Киру. Хотела о чем-то с ней поговорить. То есть риск, что дочь может стать случайным свидетелем, огромный.
– Она могла быть не в курсе планов Денисовой, а вот о ее привычке разминаться на свежем воздухе прекрасно знала. Попасть на территорию Елене труда не составило. Ее появление на парковке, как и во дворце, не вызовет ни у кого вопросов, она бывает там каждый день.
Марич покачал головой и снова запустил видео. Я встала у него за спиной. Определенно было что-то знакомое в этой уборщице, но была ли это Елена, я сказать затруднялась. Вероятно, такими же сомнениями мучился и Серб.
Наконец он взял телефон и принялся кому-то звонить. Говорил он о Лизе, но, судя по всему, собеседником была не Уварова.
– Попросил организовать нам встречу со свидетелем и ее родителями.
– Все-таки допускаешь, что ребенок мог увидеть лишнее? Тогда и психолога неплохо бы пригласить.
– Пригласят, – заверил Марич. – А пока распечатаем фото Карелиной-старшей.
Серб быстро вывел на экран снимок Елены. Здесь она казалась лет на пять моложе себя нынешней, но все же была более чем узнаваема. Во время печати принтер взбрыкнул и не пожелал делать цветную распечатку. Я предложила ограничиться фото на экране, но Серб упрямо полез под стол выяснять отношения с аппаратом.
Его телефон, лежащий на столе, в этот момент зазвонил.
– Гена, – оповестила я, глядя на экран.
– Включи громкую связь, – попросил Марич из-под стола.
– Серб, – раздался из трубки раскатистый бас. – Извини, дел невпроворот. Все забываю тебе позвонить. Мог бы и сам напомнить, не чужой человек, в конце концов! В общем, «Порше» с тремя семерками принадлежит Кущенко Ларисе Яновне. Адрес нужен?
– Давай, – попросил Марич.
И Гена продиктовал адрес в соседней области, что соответствовало региону, в котором был зарегистрирован автомобиль, а также номер телефона женщины. Марич высунул руку и сделал мне знак записать, сомкнув три пальца правой руки.
Я еще не успела ничего сопоставить, а Владан уже просил Гену, выбираясь из-под стола:
– Проверить семейное положение можешь?
– Сейчас…
Повисла минутная тишина, еле слышно на том конце провода стучали клавиши.
– Кущенко Лев Давидович, в браке двадцать лет. Адрес тот же.
– И последняя просьба. Место его работы?
– Пошуршу, перезвоню, – пообещал Гена. – Это потребует чуть больше времени.
– Не затягивай, – попросил Марич.
– Это тот самый Кущенко, который подобрал проект Карелина с катком, когда тот решил от него отказаться? – спросила я.
– Не уверен, но скоро узнаем.
– Если так, удивительное совпадение, – отметила я.
Марич не обманул: в кабинете помимо нас и упитанного мужчины в форме присутствовала юная девушка с пушистыми каштановыми волосами, которую представили нам как психолога Диану Ивановну. Нас, к слову, никак не представили. Возможно, какую-то легенду хозяин кабинета успел поведать ей до нашего там появления.
Я подготовилась: помимо цветной фотографии Елены Карелиной держала в руках распечатки, содержащие протокол первого допроса Лизы.
Вскоре в кабинете в сопровождении мамы – худощавой блондинки лет тридцати на вид – появилась девочка. Светлые волосы были распущены, вместо спортивного костюма – платье, но я сразу узнала в ней ту самую девочку из раздевалки.
На меня в этот раз она никак не отреагировала. Тихо поздоровалась и присела на предложенный стул.
Психолог мягко объяснила, что всем нам очень важно снова с ней поговорить. Диана Ивановна подчеркнула, что опасаться нечего, полиция на стороне Лизы. Девушка так тщательно все это разжевывала, что я начала раздражаться. Успокаивала себя тем, что вообще-то психолог готовит почву для нас с Сербом.
Наконец нам был дан робкий знак начинать.
– Меня зовут Полина, – представилась я. – А тебя?
– Лиза. Вы же знаете.
На долю секунды я заподозрила, что девочка меня узнала. Но она указала пальчиком на копии допроса у меня в руках.
– Это в прошлый раз писали, я почерк запомнила. Там должно быть записано, как меня зовут.
– Верно, – кивнула я и опустила взгляд на бумаги, словно хотела убедиться. – Ты хорошо знаешь Киру Карелину?
– Кто ее не знает? – удивилась Лиза.
– Общаешься с ней?
– Здороваюсь. Она же взрослая и… чемпионка.
– Точно. Нравится, как она катается?
– Очень, у нее скольжение отличное. Но вообще моей любимой фигуристкой Катя была.
– С ней ты ближе общалась?
– Вообще не общалась. Ну, здоровалась тоже. Фотографировалась несколько раз.
– Кате было приятно, я думаю. Наверное, поэтому она выбрала тебя, чтобы попросить передать Кире просьбу прийти на крышу.
Почему-то только в этот момент я поняла одну деталь. Опустила взгляд на бумаги, чтобы убедиться: Лиза в списке тех, через кого передавалась информация о встрече, была самой младшей. Интересный выбор.
Я так ухватилась за эту мысль, что, когда подняла глаза, вдруг осознала, что я едва не пропустила нечто очень важное. Девочка ерзала на стуле и с трудом сдерживала слезы. Лиза посмотрела на маму, та – на психолога.
– Ты можешь быть с нами откровенной, – мягко заверила Диана Ивановна. – Ничего не бойся. Я вижу, тебе страшно. Но лучше выпустить свой страх наружу, тогда он перестанет тебя мучать.
– Я не знаю, почему она меня попросила, – ответила Лиза скороговоркой.
Не нужно было быть психологом, чтобы понять, что девочка обманывает.
– Это ведь не Катя тебя об этом попросила, верно? – подал голос Владан.
Я удивилась, как мягко прозвучал его вопрос, адресованный ребенку. Будто говорил вовсе не он.
Девочка вскочила на ноги и бросилась к маме. Лиза заревела, обняла ее и, подняв к женщине заплаканные глаза, задала неожиданный вопрос:
– Ты ведь не умрешь?
Мы с Маричем переглянулись.
Мать крепко прижала к себе ребенка и заявила бодрым и уверенным голосом:
– Даже и не собираюсь! Что за глупости?
– Просто она… сказала, что ты умрешь!
– Денисова… Катя? – откашлявшись, задал вопрос пухляк в форме.
– Не Катя, уборщица! Она обещала, что если я никому не скажу, то все будет хорошо и она навсегда исчезнет! А если разболтаю, то мама… – Девочка опять принялась громко всхлипывать.
Психолог
