— Должна быть, — ответил Санджиф, кормивший Аддиг с руки сахаром. — Куда-то же преподаватели девают своих виверн. И тренер должен быть. Ты хочешь забрать с собой Тему, когда поедешь туда?
— Конечно. А как же…
— А ты уже знаешь, когда тебя туда повезут?
— Думаю, что скоро. Наверное, дают несколько ей отдохнуть. А вообще учёба не ждёт. На протяжении года я не особенно усердно занимался…
— Естественно, год-то был напряжённый…
— Так что надо наверстывать. Иначе не получится из меня Видящего. — Илья ухмыльнулся. — Как тогда приключаться будем?
— Куда планируешь в будущем году? — деловито осведомился Санджиф.
— Тебя в будущем году отец наверняка никуда не отпустит. Будет пасти изо всех сил — спорим?
— Не буду спорить. Будет, но не настолько, как пас бы, если б до него всё-таки добрался слух, где именно мы были в тот день.
— Не думаю, что дойдёт. — Юноша-аурис машинально погладил под одеждой добытый рядом с дереликтом знак. — Кто расскажет-то? Девочки? Абло? Зачем ему, это ему точно невыгодно.
— В любом дереликте, в любом магическом месте остаются следы. Наши тоже должны были остаться. Если кто-нибудь возьмётся разбирать… Например, лорд Инген, понявший, что ему подсунули не то, что он хотел. Мало ли… Специалист тогда сумел разобраться с той отцовской вещицей, значит, и лорд тоже сможет. Станет разбираться, узнает…
— И наябедничает твоему отцу? Брось, это даже не смешно. Скорее начнет охотиться за мной, пытаться отобрать штуковину.
— И тогда я буду вынужден сам всё рассказать отцу. Как иначе я объясню ему, почему именно теперь тебе грозит смертельная опасность?
— Саф… Ты этого боишься?
— Нет. Просто мне неприятно. Я сперва соврал ему, теперь буду вынужден признаться.
— Может, ещё не придётся. Если Инген ничего не узнает…
— Не считай его идиотом, он узнает. Вопрос лишь в том, когда.
— Мне и так грозит опасность. А заодно и тебе — ведь твой отец считает Ингена своим недругом, да?
— Они давние противники, это верно. Как и с госпожой Элейной Шаидар, или с лордом Руэном Мирдамаром, и с другими…
— Неприятный тип.
— Кто? Лорд Мирдамар? Он не умеет нравиться, это верно, и иногда становится резковат в суждениях, но это очень интересный и уважаемый человек. Отец рассказывал мне, что на войне он ведёт себя не слишком вежливо…
— Некуртуазно! — выкрикнул развеселившийся Илья, припомнив какой-то исторический роман, который читал давным-давно, но не запомнил ни названия, ни автора.
— Да, как-то так, — улыбнулся Санджиф. — В общении он сложный человек, но в бою всегда поддержит и поможет, если будет такая возможность. На него можно положиться. Знаешь, если мой отец так говорит о каком-то человеке…
— Только как-то не хочется полагаться!
— Я отцу то же самое сказал, когда первый раз познакомился с господином Мирдамаром.
— А тот что?
— Он улыбнулся и сказал, что в бою не приходится привередничать.
— Хм… Ну, может, в бою и не приходится. Но сейчас же не война. Смысл общаться с неприятным человеком сейчас?
— Когда узнаёшь его поближе, понимаешь, что на самом деле это очень хороший, очень достойный человек.
— Ты что, начал общаться с ним потому, что отец так захотел?
— Нет. Он однажды спас мне жизнь.
— Ого…
— Может, конечно, и не жизнь, а всего лишь здоровье, но, по сути, какая разница… Был в гостях у отца, когда я полез на башню за Аддиг — она была тогда ещё совсем юная, испугалась в воздухе, уцепилась за черепицу и ни туда ни сюда. Я решил, что если буду рядом с ней, смогу её подбодрить, ну в общем, полез. Сорвался, конечно, зацепился за край, но сколько так можно продержаться… Господин Мирдамар успел до меня добраться раньше, чем не выдержали руки.
— А что же отец за тобой не полез? — с недоумением спросил Санджиф.
— Какой смысл? У отца кисть правой руки повреждена. В магическом бою. Магическое оружие он держать может, а обычным сражаться — уже нет. И что логично, не смог бы карабкаться по стене. Сорвался бы сам очень быстро. А слуги полезли, конечно. Но первым до меня добрался гость. Так уж получилось.
— По-моему, проще было бы кому-нибудь на виверне до тебя добраться.
— Не на виверне. На шивеле. Виверне нужно пространство для размаха крыльев, она не способна пролететь впритирку к стене. Шивела — может.
— А что это такое?
— Это летающая змея без крыльев.
— Так как же она летает, если без крыльев?
— Магически, конечно. Как же ещё… Но в тот момент рядом не было никого верхом на шивеле, а за нею надо было бежать в башню, седлать, взнуздывать, выводить — за это время я бы сорвался.
— А какую-нибудь магию на тебя навести? Левитационную, например…
— Чары в замке, защищенном магической системой, весьма затруднены. Это не касается, конечно, чар простеньких, но прицельную левитацию, накладываемую на человека, простенькой не назовешь. Короче, надо было систему отключать или воздействовать её силами. Это — бежать, подключаться, настраивать…
— Я понял, понял, этот Мирдамар — просто герой!
— В том-то и дело, что нет. Он совершает подобные поступки совершенно спокойно, естественно, будто дверь открывает или подаёт даме руку. И это здорово говорит о человеке.
— Понял, он классный мужик. Я тебе верю.
Терминатор дожевал стебли сладкой травы и сунул Илье голову. Юноша погладил его, почесал кожу вокруг глаз — это вивернёнок любил больше всего. В башне виверн было тихо, только где-то в сторонке слышался хруст да легкие вздохи, немного напоминающие собачьи, да легкий шорох крыла о стену. Аддиг, облизав ладонь Санджифа, отвернулась, свернулась красивым клубком, показывая, что хочет вздремнуть.
— Меня ещё впечатлило то, как он обращается со своей виверной, — продолжил сын лорда, подходя к деннику Темы, поближе к другу, и тот догадался, что речь идет всё о том же Мирдамаре. — Если хочешь знать, каков человек, посмотри, как он обращается с животными. Даже если достойный человек почему-то не любит животных, он всё равно не позволит себе обращаться с ними жестоко или обидно. Может, Мирдамар и не самый хороший человек, но он — достойный.
— Мда, — только и нашелся что сказать Илья. Оставил своего виверненка и подошел к окну. Выглянул наружу. — Опа!
— Что? — Санджиф подошел тоже.
— Видишь машину?
— Вижу… Хоть и с трудом…
— Это машина Родерана.
Глава 8
То странное состояние, в котором Илья пребывал в Энглейе, где — можно было так подумать — всё обучение, по сути, состояло из одних сплошных медитаций, превращало категорию времени в понятие отвлечённое, неощутимое, почти призрачное. Краем сознания юноша отмечал, что в окне его комнаты, а также учебных залов, вечер сменяется ночью, а ярый в богатстве своих оттенков рассвет — ясным днём. Но даже следующего шага его мысль почти никогда не делала: «Вот, день прошёл», «Вот, ещё один начинается». Сейчас его это совершенно не интересовало.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
