Зислански пустилась в объяснения.
— Дом обнесен полицейскими лентами и опечатан. Служба гуманитарной помощи просит разрешить ей доступ на место преступления.
— Вам ведь известно, не так ли, — поинтересовалась Прескотт, — что вашему основному подозреваемому понадобилась медицинская помощь до задержания?
Болдт не слишком внимательно следил за этим делом. Он оставил его ведущему детективу, сосредоточившись на том, чтобы найти ребенка. Он не решился объяснять это. Это выглядело бы… неправильно.
Когда он не нашелся, что ответить, Прескотт сказала:
— Из того, что мне рассказали о его ранах, а также судя по тому, что мне удалось разглядеть через окна дома, вашего подозреваемого избил явно не ребенок. Это означает присутствие третьей стороны, и нас, в службе гуманитарной помощи, волнует безопасность ребенка.
— Возможность его похищения, — снова вмешалась Зислански.
— Не вижу проблем в том, чтобы вы вошли в этот дом. Думаю, что детектив, ведущий расследование, захочет присоединиться к вам, просто для того…
— Чтобы присматривать за мной, — перебила его Прескотт. — Не возражаю. — Она выглядела недовольной.
— Чтобы сохранить в неприкосновенности место преступления, — пояснил Болдт. — Это всего лишь формальность.
— Больше всего нас беспокоит связь с наркотиками. Дилеры используют даже пяти- и шестилетних детей для перевозки наркотиков. Мне не нужно говорить вам об этом.
— Торговля наркотиками процветает, да. Но я надеюсь…
Прескотт резко прервала его:
— Это не то слово, с которым я согласна мириться. При моей работе с надеждами расстаешься быстро. Они подменяют тяжелую работу, и ты начинаешь рассчитывать, что когда-нибудь тебе просто повезет. К вашему сведению, это случается не так уж часто. Но, может быть, на этот раз?
— Может быть, на этот раз, — согласился Болдт. Ему не хотелось, чтобы эта женщина развивала перед ним свою любимую тему.
Она поинтересовалась:
— Вы ведь знаете, сержант, что раньше был сделан еще один звонок по номеру 9-1-1, не так ли?
— Не знаю, — признался Болдт.
— Я так и думала, что здесь что-то не так, — обратилась Прескотт к своей сопровождающей, Зислански. Недоумевающему Болдту она заявила: — Пятого октября нынешнего года состоялся еще один звонок по номеру 9-1-1. В Центре связи идентифицировали номер телефона, откуда был сделан звонок, а также адрес, по которому он зарегистрирован. Говорил маленький мальчик, который предпочел остаться неизвестным. Сообщение сочли мистификацией, но, как положено, передали его нам. Адрес первого звонка совпадает с тем, по которому обнаружили мальчика. Это тот же самый ребенок, — объяснила она. — Звонок очень нас беспокоит, если учесть ужасное состояние, в котором был найден ваш подозреваемый. В этом доме творятся страшные вещи. Мы полагаем, что речь идет о сорвавшейся сделке с наркотиками.
— Сделке с наркотиками?
— Что это за первый звонок? — задала она риторический вопрос. — Это не было розыгрышем или шуткой, как решил диспетчер. Мальчик попытался сообщить о сделке с наркотиками, свидетелем которой он стал в аэропорту.
— В аэропорту? — В голове у Болдта зазвенели тревожные колокольчики. Наступил один их тех редких моментов, когда он не мог контролировать свои эмоции. Он встал со стула и заорал на Прескотт, которая испуганно шарахнулась от него: — В аэропорту? Сделка с наркотиками в аэропорту? — В отчете Дафны о ее повторном разговоре с экстрасенсом упоминалось о сделке с наркотиками в аэропорту Си-Тэк, в которой участвовал мужчина с обожженной рукой. В мире Болдта для совпадений не было места; все имело свое объяснение.
— Мисс Прескотт, — успокоившись и вновь овладев собой, сказал Болдт, — я думаю, вы только что нашли своего беглеца.
Глава тридцать четвертая
Много раз в течение дня Дафна задумывалась о том, что же она делает со своей жизнью. Обрученная с мужчиной, которого, как оказалось, она не могла полюбить; любящая другого мужчину — чужого мужа; проводящая большую часть дня среди мужчин в униформах, одна из немногих женщин, стоявшая по рангу выше патрульных, работающая несколько дней в неделю волонтером в приюте для бездомных детей, которые видели слишком много и жили слишком мало; ученая, жаждущая приобщения к духовному; одиночка, мечтающая обрести партнера.
Ее автомобиль был припаркован напротив пурпурного дома с неоновой вывеской и гигантским земным шаром на передней лужайке. Ровно в 3:07 пополудни на тротуаре показался маленький мальчик, который свернул на подъездную дорожку. Он обошел дом кругом и скрылся из виду, вероятно войдя внутрь через заднюю дверь.
Дафна взглянула на сидевшую рядом Сюзанну Прескотт и спросила:
— Вы готовы?
— Всегда готова, — отозвалась женщина.
Дафна вылезла из машины. На улице похолодало. Она сунула руки в карманы, все еще пытаясь найти альтернативу. Ей была неприятна мысль о том, что придется разлучить мальчика с Эмили только для того, чтобы отдать его на попечение общественной организации. Дафна неоднократно бывала в молодежном изоляторе временного содержания. А что если мальчик каким-то образом попадет туда? И кого тогда в этом винить? Во всем было виновато нарастающее напряжение. Она должна была предъявить Болдту свидетеля. И она должна была заставить Эмили Ричланд расколоться.
Насколько было возможно, она старалась держаться подальше от усадьбы, чтобы остаться незамеченной. Сюзанне придется подождать, прежде чем постучать в переднюю дверь.
Дафна чувствовала себя усталой. Ей было тяжело и грустно. Серый день и моросящий дождь физически давили на нее. Ей хотелось оказаться далеко отсюда. Ей хотелось стать кем-нибудь другой — женщиной с другим прошлым, с другой работой, с другой жизнью. Миссис Оуэн Адлер? Она больше не была в этом уверена, а, чтобы решиться на такой шаг, следовало быть уверенной. Она устала от самой себя, от предсказуемости вещей.
Забрать мальчика у кого-то, кто любит его и готов защищать, и передать под опеку государства? Проклятая жизнь. Сюзанна громко постучала. Звук эхом отразился от деревьев, напоминая перестрелку. Дафна напряглась, вынула руки из карманов и взошла на заднее крыльцо, остановившись прямо перед дверью. Давление. С его помощью можно было бурить туннели в скальной породе; оно способно было выталкивать людей через задние двери.
Она расслышала приглушенные звуки горячего спора Сюзанны с Эмили. Разговор начался на пониженных тонах, но быстро перешел в крик. Ей показалось странным, что, не разбирая слов, она, тем не менее, могла пересказать разговор буквально слово в слово, вплоть до последней запятой. Сюзанна представилась своим полным титулом: сотрудница службы гуманитарной помощи Сиэтла по делам несовершеннолетних. Эмили принялась было защищаться, она возражала, перебивала, повышала голос до тех пор, пока Дафна наконец ясно не расслышала произнесенные ею слова:
— Вы не можете забрать его!
Дафна расставила ноги пошире, принимая боксерскую стойку и готовясь к столкновению, которое казалось неминуемым. Ее мучили колики. Весь день она ничего не ела. Две чашки утреннего чая осели в желудке подобно омутам с кислотой. У нее начались месячные. Ее слегка подташнивало. В такой день следовало лежать в постели, укрывшись одеялом до подбородка, или же принимать горячую ванну под легкую музыку. Она решила, что проводит слишком много времени в доме Оуэна и недостаточно в своем плавучем обиталище; она запуталась в своих приоритетах. Она ненавидела себя. Неудачное время, чтобы заниматься бизнесом.
— Вот так я и стояла, — рассказывала Дафна. — Он выскочил через заднюю дверь, как поезд, идущий под откос, опустив голову и пригнувшись.
Вытянувшись на кровати в номере Болдта в отеле, Дафна потягивала свое второе пиво. Комната была невелика и скудно обставлена, за нее платили из городского бюджета, пока Болдту не разрешат вернуться в собственный дом. Ему страшно хотелось вернуться. Он испытывал неловкость, глядя на распростертую на кровати Дафну. На ней были черные джинсы в обтяжку и белая блузка, застегнутая на все пуговицы. Она играла ремешком наручных часов, крутя его в пальцах.
— Я схватила его в охапку, а он бился у меня в руках… не знаю, как рыба. Дрался, как сумасшедший. Бедный малыш. Ну и, разумеется, Эмили не могла доказать, что он — ее сын, потому что он не был им, а это все, что требовалось Сюзанне, чтобы забрать его. А теперь мы получили обратное тому, что ожидали. Мы точно знаем, кто он такой, но он категорически отказывается говорить с нами. В общем… ты понимаешь… — Голос у нее сорвался.
— Не мучайся из-за этого, — посоветовал Болдт. Он старался держаться во встроенной кухоньке, соблюдая дистанцию.
— Послушай, если бы ты только был там, — сказала она. — Он плакал о ней. Она тоже рыдала — умоляла нас. Это было ужасно.
