Готовность воздействовать на процессы в Евразии, Африке и Латинской Америке предполагала более широкий выбор средств, чем эскадрильи стратегической авиации и авианосцы. Уже в 1961 г. президент Кеннеди увеличил вооруженные силы США на 300 тыс. человек, мобилизовал 158 тыс. резервистов и солдат национальной гвардии, создал шесть дивизий резерва, готовых к быстрой мобилизации[249]. В наиболее важную зону влияния — Западную Европу — были посланы дополнительно 40 тыс. американских военнослужащих. Дж. Кеннеди желал иметь полный набор средств мирового контроля — от стратегических ядерных сил до эффективных тайных служб. В конечном счете Кеннеди увеличил число регулярных армейских дивизий с 11 до 16. Разрабатывалась стратегия «двух с половиной войн» — когда США могли бы вести две полномасштабные войны в Европе и Азии и одну, «половинную», в любом другом месте[250]. Для решения последней задачи создавались специальные части, готовые вести боевые действия скрытно и в самых необычных условиях, на отдаленных рубежах «холодной войны».
В военных колледжах страны для лучшего знакомства с потенциальным противником здесь стали изучать книги Мао Цзэдуна и Че Гевары. В докладе Пентагона от июля 1962 г. говорилось о необходимости выработки «программы действий, рассчитанных на поражение коммунистов без обращения к опасностям и террору ядерной войны; программы, направленной на подавление подрывных действий там, где они уже возникли, и, что еще более важно, на предотвращение возможного их возникновения. Другими словами — это стратегия как терапии, так и профилактики»[251]. Соединенные Штаты бросали вызов всем, противостоящим им в мире силам, в том числе национально–освободительным движениям, обучая для этого специализированные группы войск.
Готовность администрации Кеннеди пойти на риск ядерной войны должна была предполагать, что установка этих ракет меняет стратегический баланс между США и их главным оппонентом — СССР. Но как согласовать с этой оценкой мнение ЦРУ и Объединенного комитета начальников штабов, выраженных еще до начала карибского кризиса, что американские ракеты среднего радиуса в Турции (непосредственно примыкающие к советской территории) и в Италии не влияют на общий стратегический баланс? Даже тайно созванный совет — «исполнительный комитет» Совета национальной безопасности пришел к выводу, что появление советских ракет на Кубе не меняет стратегического баланса в мире, между США и остальным миром[252].
Советник Кеннеди — Т. Соренсен оценивал ситуацию таким образом: «Не вызывает сомнений, что эти размещенные на Кубе ракеты, взятые сами по себе, на фоне всего советского мегатоннажа, который мог бы обрушиться на нас, не меняют стратегического баланса фактически… Но баланс мог бы существенно измениться по своей видимости; в вопросах национальной воли и мирового лидерства такие видимости влияют на реальность»[253]. Как пишет по этому поводу американский историк С. Амброуз, «самый серьезный кризис в истории человечества разразился по вопросу о видимости. Мир подошел вплотную к тотальному уничтожению из–за вопроса о престиже»[254].
Запад проигрывает первую войну — Вьетнаму
Стоимость войны во Вьетнаме увеличивалась быстро и вскоре стала ощутима для бюджета богатейшей страны капиталистического мира. Военные расходы на операции во Вьетнаме составили: 9,4 млрд долл, в 1965/66 фин. году; 19,7 — в 1966/67 фин. году; 22,4 млрд долл, в 1967/68[255]. Социальные программы «великого общества» (системы внутренних реформ, предусматривавшихся Л. Джонсоном) были принесены в жертву вьетнамской войне, результатом чего явились невиданный разлад в стране в конце 60‑х гг. и инфляция, которая за период 1968–1978 гг. увеличила вдвое стоимость жизни в США.
К 1967 г. на Вьетнам было сброшено больше взрывчатых веществ, чем в ходе всей Второй мировой войны в Европе. В 1965 г. американская авиация сделала 25 тыс. бомбовылетов, оставив на вьетнамской земле 63 тыс. т бомб, в 1967 г. — 108 тыс. вылетов, 226 тыс. т бомб. Начиная с июня 1965 г. американские войска вели войну против патриотических сил в Южном Вьетнаме. Численность армии США во Вьетнаме достигла 125 тыс. На пресс–конференции, проходившей 10 июля 1965 г., президент Джонсон заявил, что предела количеству американских войск, необходимых для победы во Вьетнаме, нет. Вьетнам нельзя было терять потому, считали в Вашингтоне, что это якобы могло повлиять на целостность глобальной американской зоны влияния и систему зависимых от США стран. При самых различных обстоятельствах президент Л. Джонсон не уставал напоминать соотечественникам, что «мы с 1959 г. не потеряли ни одной союзной нации»[256]. Американская элита в порыве самоослепления действительно решила «заплатить любую цену» за свои позиции на узкой полоске азиатского материка. Заметим, что до второй половины 60‑х гг. расширение зоны американского влияния, американских обязательств рассматривалось Вашингтоном как естественное и практически не встречало оппозиции внутри страны. Начиная со второй половины 60‑х гг. в правящих кругах стало созревать убеждение в необходимости различать существенное и второстепенное, выделить действительно первостепенные по значимости для США регионы, форпосты и отделить их от зон, значение которых менее существенно. Вьетнам способствовал развитию этого процесса, как ничто иное. Уже в 1968 г. государственный департамент начал «неблагодарную» работу по определению более и менее важных для США районов мира.
Америка бросила на решение вьетнамской проблемы огромные материальные силы. Численность войск в 1968 г. значительно превысила 500 тыс. Главный вопрос, вставший перед американским руководством, состоял, по определению известного американского историка Р. Такера, в выборе — «империя или обычная нация»[257]. Л. Джонсон выбрал первое, и в середине 60‑х гг. с ним было согласно большинство американцев.
Это большинство еще верило в имперскую роль Америки, в необходимость охранять все аванпосты. Сомнения охватили президента Л. Джонсона в феврале 1968 г., когда главнокомандующий американскими войсками во Вьетнаме генерал Уэстморленд в дополнение к находящейся в его распоряжении более чем полумиллионной армии запросил еще 206 тыс. солдат[258]. Лишь с помощью семисотгысячной армии обещал Уэстморленд «усмирить» Вьетнам. Но для этого нужно было призвать на действительную службу резервистов. Возникла необходимость в мобилизации, когда непосредственно территории США никто не угрожал.
Важно отметить, что в середине 60‑х гг. Соединенные Штаты стали «охранять» свою безмерно растянутую зону влияния с отчаянной решимостью. Наиболее наглядным образом это проявилось во время событий в Доминиканской Республике весной 1965 г. Здесь произошел политический переворот, в результате которого к власти пришли силы, которые в Вашингтоне рассматривались как враждебные. Оценив ход политических событий в этой стране как неблагоприятный для американского влияния, президент Л. Джонсон 28 апреля 1965 г. отдал приказ американским войскам высадиться в Санто — Доминго. Это было нарушением международных правовых норм, в частности устава Организации американских государств. Но это была защита имперских интересов США, какое бы пропагандистское прикрытие ни выдвигал Л. Джонсон[259].
Годы вьетнамской войны способствовали политическому отрезвлению широких масс американского народа. Но отрезвление шло медленно. Большинство американского общества поддерживало войну во Вьетнаме по меньшей мере до февраля 1968 г. (На протяжении нескольких месяцев, до национального вьетнамского праздника Тет, вооруженные силы США прилагали огромные усилия по овладению контролем над Южным Вьетнамом. В США возникла уверенность, что перелом наступил, «дело сделано». Однако с наступлением праздника Тет Фронт национального освобождения Южного Вьетнама широким наступлением опрокинул все надежды интервентов и их пособников.) Парадокс, но президент Джонсон считал, что в проведении своей вьетнамской политики он нажимает на тормоз, а не на акселератор[260]. Лишь потери, понесенные во Вьетнаме, фиаско 1968 г. да потрясающие свидетельства очевидцев, журналистов и политиков, выступивших критиками вьетнамской авантюры, вызвали крах экспансионистской психологии. В умах ряда американских стратегов просветление началось уже в 1966 г. Выступая перед комиссией по иностранным делам американского сената, Дж. Кеннан утверждал: «Наш престиж в глазах мира будет больше в том случае, если мы решительно и мужественно отойдем с неразумных позиций и не будем упорно преследовать экстравагантные и ничего не обещающие цели»[261].
