– Ты пошутил или наказать хочешь? – Кирилл мотнул головой, тоже оскалившись в ухмылке, поэтому Руслан, прищурившись, предположил: -Ага-а-а, это ты мне мстишь за флирт с твоей Кирюшей, да? – Кирилл тут же стер ухмылку и тяжело, можно сказать, убийственно посмотрел на друга, а тот сразу же пошел на попятную: – Ну, все, все, я понял, что сказал чушь. И вообще, я согласен... я же... я согласен и постараюсь оправдать ваше доверие. – Не выдержал проникновенно-покаянного тона и хихикнул.
Михалыч поднялся тяжело, все же преклонные годы просто так не приходят, и предложил:
– Ну что... горожане, пойдемте, отметим рождение нового города и новой общины?
Все с большим энтузиазмом приняли предложение Михалыча, потянувшись за ним к уже давно накрытому столу. Мы были последними. Повернулась спиной к Кириллу с намерением помочь Лиде и Марте с горячим, как меня, уже кажется привычно, обхватили большие сильные ладони, прижимая к телу сура, и тягучий рычащий голос выдохнул мне в ухо:
– Моя маленькая защитница... Заботишься, переживаешь, защищаешь, а как сладко целуешь, р-р-р-р, мой волчонок. – Ладони скользнули по животу вверх, а я судорожно вскинула глаза, проверяя, не смотрят ли на нас остальные. Нет, каждый занят своими делами и мыслями.
Тихо охнула, когда его длинные пальцы, добравшись до моей груди, ущипнули за вершинку. Я дернулась, словно между телами искра проскочила и разомлела.
– Ты что делаешь, сур бесстыжий? Здесь же... – попыталась гневно прошипеть, но получилось скорее жалобно прохрипеть.
Меня легонько ущипнули уже за другую грудь, и я вцепилась в его руки. Какие же сильные ощущения – мои ладони на его руках, которыми он сжимает мою грудь. О, Триединый, дай мне сил выдержать и не растечься тут лужей.
Затрепыхалась в его руках, пытаясь освободиться, но смогла только после того, как он сам неохотно отпустил, тут же сграбастав мою руку и прошептав:
– Ненадолго, милая, но оцени усилия в демонстрации лично тебе, что ты моя, а я твой. Навсегда!
Ноги дрожали от переживаемых ощущений: смущение, возбуждение, предвкушение... А еще, как ни странно, удовольствие от этой игры в провокации. Это было так, потр-р-рясающе, заставляло буквально кипеть мою кровь. Разгонять холод... Наверное, поэтому я ответила, провоцируя и... обещая:
– Оценила! – Искоса глянула на мужчину, который довольно ощерился, провожая меня к столу. Похоже, нам обоим нравится эта игра.
Домой мы вернулись как раз к вечерней дойке, и самое интересное, что мужчины этим делом занялись сами. На мой недоуменный взгляд Кирилл коротко пояснил:
– Доить корову надо уметь теперь всем, но мужчин сам научу. – И нахально подмигнул мне. Я покраснела, а сур уже привычно довольно ощерился. Гад!
– Да не очень-то и хотелось, идите, пожалуйста, а у меня еще коза есть и птица, вот их и проведаю.
Потом мы с Лидой перебрали грязные вещи, решив их завтра постирать, немного прибрались, но у меня все равно создалось ощущение, что делать нечего – раз доить не надо. Странное чувство. Зато позанималась с детьми, пока Лидия есть готовила. И спать легли рано, снова вернувшись к режиму, к которому мы привыкли с Лизой, пока у нас столько гостей не поселилось.
3 ноября
– Я хочу светлый диван! – Лида, уперев кулаки в бока, упорно гипнотизировала мужа. Павел уже начал раздражаться, почти час торгуясь с женой из-за каждой мелочи.
– Лида, диван – это надолго, а у нас дети... скоро появятся, а светлый цвет – не практичный и...
– Так, я что, уже ничего выбрать не могу для своего дома? Может я и не нужна уже на этом празднике жизни? Может я и тебе уже надоела? Да? Конечно, толстая стала, беременная... – обиделась Лидия.
Павел поморщился, словно лимон укусил, потом, заметив мокрые дорожки на щеках Лиды, тут же рванул к ней обниматься. Прижав Лиду к груди, он тихо, заискивающе зашептал:
– Ну что ты, девочка моя солнечная, любимая. Ну что ты расстроилась из-за какого-то дивана? Хочешь светлый, ну значит будет у тебя светлый... А беременную я тебя еще больше люблю... хотя куда больше – не знаю...
Огромный Павел нежно прижимал свою женушку к мощной груди и ворковал аки голубок, а мы дружно засмотрелись на эту картину, я так даже сама чуть не прослезилась, настолько трогательно она выглядела, хотя в самом начале спора этой парочки по поводу внешнего вида их гостиной веселились. Судя по слезам и всхлипываниям Лиды, ее гормональный фон вышел на уровень, когда беременность начала накладывать отпечаток на настроение и мышление.
– Надеюсь, ты мне такие фортели выкидывать не будешь? – Позади меня возник Кирилл, обняв за талию.
– И не надейся, уверена, буду еще хуже..., – высвободившись из его рук, весело ответила, скорее снова провоцируя, – но надейся...
Руслан насмешливо хмыкнул, зато Кирилл расплылся в хищной ухмылке и, снова притягивая меня к себе, поймав за локоть, философски заметил:
– Я чувствую прогресс, по крайне мере, ты не отказалась сейчас, а уже смирилась с мыслью, что у нас будут дети и... именно я сделаю тебя беременной. – Я закатила глаза в притворном раздражении, а Кирилл между тем добавил: – И только Триединый знает, с каким удовольствием я буду делать тебя беременной...
Шлепнула по руке сура, намекая, чтобы не увлекался, но не удержалась и спросила:
– Ты так любишь детей? – Его рука скользнула с моей талии вверх, пробежалась по груди, вызвав дрожь в моем теле, а потом замерла, обхватывая шею и часть подбородка, заставляя приподнять лицо и заглянуть в голубые глаза. Почему-то сейчас я видела в них целое небо, а не маленькие озера...
– Ника любил, а с чужими... Дети, они всегда дети и нуждаются в защите. Лиза будет моим ребенком, значит, я полюблю и ее. Насчет этого не переживай, никому ее в обиду не дам. А вообще, я это сказал, потому что хочу видеть тебя беременной своими детьми, а уж сам процесс их зачатия... с тобой... просто дождаться не могу этого момента.
– А давайте больше не будем о беременности, – обреченно заныл Руслан, – а то у меня такое впечатление, что мир вокруг меня свихнулся, и все только и думают об этом. У нас сейчас столько более важных тем для разговора.
– Деревня, свежий воздух, парное молоко, – решила 'успокоить' лиса, не упустив возможность поехидничать, – знаешь ли, способствуют.
Руслан раздраженно плюхнулся на раскладушку, разложенную посреди комнаты и являющуюся единственной мебелью помимо кухонного гарнитура. Раскладушка надрывно заскрипела под его весом, он нахмурился, раздумывая, – вставать или нет, но опоздал и провалился до самого пола. Теперь его колени потешно торчали в разные стороны, а лицо выглядело настолько уморительно-изумленным, что мы не выдержали и рассмеялись.
