— …Ни одного самолета по эту сторону Самоа. Я абсолютно уверен…
И опять все стихло. Нет, это невыносимо. Что там происходит? Неужели выслали самолеты и спасательные отряды? Наверно, в эфире сейчас тесно от радиограмм.
Двое радистов лихорадочно трудились. Пот катил с них градом, не хуже, чем с нас, «шарманщиков». Мало-помалу в антенну передатчика пошел ток, и Торстейн ликующе показал на стрелку прибора, которая медленно ползла вверх, когда он нажимал ключ. Вот оно!
Мы крутили, как сумасшедшие, а Торстейн вызывал Раротонгу. Не отвечает. Еще раз. Передатчик наконец ожил, а Раротонга нас не слышит! Мы стали взывать к Галу и Фрэнку в Лос-Анджелесе, к военно-морскому училищу в Лиме — никто нас не слышал.
Тогда Торстейн выбил CQ, иначе говоря, обратился ко всем, кто в это время слушал на пашей волне.
Это помогло. Чей-то слабый голос в эфире неторопливо вызвал нас. Мы поспешили откликнуться, дескать, слышим.
И снова неторопливо:
— Меня зовут Пауль, живу в Колорадо, как звать тебя, где живешь?
Значит, радиолюбитель. Мы крутили, а Торстейн отбил ключом:
— Здесь «Кон-Тики», нас прибило к необитаемому острову в Тихом океане.
Но Пауль нам не поверил. Решил, что его разыгрывает какой-нибудь коротковолновик с соседней улицы, и не стал даже отвечать. Мы рвали на себе волосы от отчаяния. Сидим под звездами на безлюдном острове, а нам не хотят верить!
Торстейн не унимался, опять взял ключ и принялся передавать: «Все в порядке», «Все в порядке», «Все в порядке». Надо же как-то остановить всю эту махину, пока спасатели не вышли в океан на поиски.
И вдруг в приемнике чуть слышно:
— Что же ты расшумелся, если все в порядке?
И все, опять в эфире тишина.
Хоть бейся головой о пальмы, пока все орехи не свалятся. Один бог ведает, что бы мы откололи, если бы нас вдруг не услышали сразу и Раротонга, и старина Гал. Гарольд клялся, что, поймав наконец позывные LI2B, от радости пустил слезу. Тотчас дали отбой тревоге. И вот мы снова наедине с собой на своем островке. Вся шестерка повалилась в изнеможении на постели из пальмовых листьев.
На следующий день мы только отдыхали и наслаждались жизнью. Кто купался, кто ловил на рифе невиданных тварей, а самые энергичные благоустраивали лагерь. На мысе, против которого выбросило на риф наш «Кон-Тики», мы на опушке рощи вырыли ямку, выстлали ее листьями и посадили проросший орех из Перу. Рядом выложили из кораллов пирамидку, и вместе они указывали на точку, где застрял плот.
Правда, за ночь «Кон-Тики» еще подвинулся, теперь он лежал в лужах между коралловыми глыбами, далеко от края рифа.
После горячих песочных ванн Эрик и Герман почувствовали себя превосходно и захотели совершить поход вдоль рифа на юг, в расчете попасть на большой остров. Я предупредил их, чтобы остерегались не столько акул, сколько мурен, и они сунули за пояс длинные ножи. В коралловых рифах обитает свирепый угорь с длинными ядовитыми зубами, которые способны отхватить ногу человеку. Угорь нападает молниеносно, и полинезийцы, не робеющие перед акулой, страшно его боятся.
Большую часть пути Эрик с Германом шли вброд, но кое-где риф прорезали глубокие желоба, их надо было пересекать вплавь. Друзья благополучно добрались до острова. Он тянулся на юг под прикрытием рифа — длинный, узкий, между солнечными пляжами зажата полоска пальмовой рощи. Эрик и Герман дошли до южной оконечности. Белопенный риф простирался дальше, к другим островам. Ребята нашли на берегу остатки большого корабля, расколовшегося на две части. Это был старый испанский четырехмачтовый парусник, который вез куда-то железнодорожные рельсы. Ржавые рельсы были раскиданы по всему рифу. На обратном пути наши разведчики осмотрели другой берег, но и тут на песке не было ничьих следов.
Возвращаясь по рифу, они то и дело спугивали экзотических рыб и пытались их поймать. А в одном месте друзья сами вдруг подверглись атаке. В прозрачной воде они увидели идущих на них восемь здоровенных мурен и живо выбрались на большую коралловую глыбу. Скользкие гадины извивались вокруг глыбы, огромные, толщиной в ногу, с маленькой головой, злыми змеиными глазками и острыми, как шило, зубами в дюйм длиной. Пустив в ход ножи, ребята сумели отрубить голову одной мурене и ранить другую. Кровь тотчас привлекла молодых синих акул, и пока они расправлялись с искалеченными муренами, Герман и Эрик спрыгнули с глыбы и улизнули.
В тот же день, идя вброд по рифу возле нашего островка, я вдруг почувствовал, как кто-то схватил мертвой хваткой мою ногу. Это был спрут. Не очень большой, всего около метра, но до чего же противно было ощущать холодное прикосновение щупалец и глядеть в злые глазки на багровом мешке с изогнутым клювом. Я изо всех сил дернул ногой, но спрут не отпускал. Видно, его привлек бинт у меня на ноге. Рывками я направился к берегу, волоча за собой отвратительную тварь. Лишь когда я достиг суши, он выпустил меня и медленно отступил на мелководье, вытянув щупальца и глядя на берег — дескать, только сунься. Я обстрелял его обломками коралла, и он поспешил исчезнуть.
Все наши приключения на рифе были всего лишь приправой к райской жизни на островке. Но ведь нельзя же оставаться здесь навсегда, пора было подумать и о том, как вернуться в цивилизованный мир. За неделю «Конники» пробрался уже на середину рифа, где и осел на сухом месте. Пробиваясь в лагуну, могучие бревна сокрушили на своем пути немало кораллов, но теперь плот прочно застрял, и сколько мы его ни тянули, ни толкали, все было напрасно. Нам бы затащить его в лагуну, а там можно починить мачту и снасти, чтобы пересечь по ветру внутреннюю лагуну и посмотреть, что делается на той стороне. Если есть здесь обитаемые острова, то их надо искать у западного горизонта, где барьерный риф смотрит под ветер.
Шли дни.
А однажды утром примчался один из наших и сказал, что на лагуне показался белый парус. Мы забрались на пальмы и в самом деле увидели крохотную точку, удивительно белую на опалово-синем фоне воды. Точно, там кто-то плывет под парусом. Было видно, как он идет галсами. Потом показался второй парус.
Время шло, и паруса приближались. Они держали курс на наш остров. Мы подняли на пальме французский флаг и размахивали норвежским, привязав его к длинному шесту. Вот уже один парус приблизился настолько, что можно разглядеть лодку — это был полинезийский аутригер с усовершенствованным парусным вооружением. С лодки на нас смотрели два смуглых человека. Мы помахали им. Они замахали в ответ, и аутригер врезался в песок у берега.
— Иа ора на, — приветствовали мы по-полинезийски.
— Иа ора на, — дружно ответили островитяне, один из них прыгнул в воду и пошел к нам, увлекая за собой лодку.
