— Почему вы не ушли, когда появилась возможность? — Он уже задавал этот вопрос раньше и получил неопределенный ответ, который его не удовлетворил.
Шей устала кривить душой.
— Он заработал рану, выполняя мою просьбу.
— Вы имеете в виду, пошел спасать медвежонка?
Она кивнула.
— Он все равно бы так поступил, — сухо заметил Бен. — Во время войны… — и замолк.
— Так что же случилось во время войны? — спросила Шей спустя несколько мгновений. Ей надоели вечные недомолвки, начатые и неоконченные фразы.
— Как-то раз нам пришлось прикончить нескольких лошадей. Они возили пушку. Южане вот-вот должны были нас настигнуть. Времени, чтобы отвязать лошадей, не оставалось, а мы не могли позволить мятежникам забрать их. Рейф отдал приказ пристрелить лошадей, и мне никогда не забыть выражения его лица при этом. — Бен отвернулся. — Вы, наверное, уже заметили, что он почти не охотится. Ненавидит охоту.
— Тем не менее он преследует моего отца.
Бен бросил на нее пронзительный взгляд:
— Думаю, он считает, что так надо.
— Почему?
— По той же причине, полагаю, по которой вы здесь. Он считает, что обязан это сделать.
— А ты? — Шей стало интересно, услышит ли она от него тот же ответ, что получила от его брата. — Почему ты здесь?
— А почему бы мне и не быть здесь? — Он поднялся, словно разговор ему наскучил. — Если хотите знать больше, мисс Рэндалл, спросите у Рейфа. — Он проверил, готова ли рыба, и присвистнул от удовольствия. — Сходите-ка лучше взгляните, не проснулся ли он.
Шей неохотно поднялась. Спросите у Рейфа. Они только и знают, что твердят это. А Рейф вообще ничего не говорит.
Рассерженная, она ушла в хижину, задержавшись на секунду на пороге. Однако через окно проникал неяркий свет луны, и Шей разглядела, что Рейф опять наполовину съехал с кровати. Девушка прислонилась к стене и внимательно рассматривала больного, пока ее глаза привыкали к полутьме. Было видно, что ему очень неудобно на узкой койке, очень беспокойно в этой тесной хижине. Волосы его спутались, а лицо покрыла густая щетина. Шей не хотела будить его, но ему нужно было поесть.
И все же она не могла заставить себя потревожить его сон. Девушка очень тихо прошла в угол, в котором устроила постель для медвежонка, и положила зверька спать; затем она присела на единственный стул и стала просто смотреть на Рейфа Тайлера. Даже во сне с его лица не сходило угрюмое выражение. Шей очень хотела протянуть руку и дотронуться до него. За сегодняшний день ей пришлось многое пережить: сначала отчаянно дерзкое нападение на своего мучителя, затем страх, что он серьезно ранен, короткое опьянение свободой, а потом волнение, когда он ушел спасать медвежонка, и наконец вернулся весь в крови. Ее старания выходить больного. Лечение медвежонка. Мы.
Неудача и успех. Горе и радость. А теперь…
Она невероятно устала и была сбита с толку. Как можно волноваться из-за человека, который так яростно ненавидит, который так беспощаден? Но она волновалась и отрицать это больше не смела.
Шей искала новый дом, место, которое могла бы назвать своим, и теперь ей показалось, что она нашла его. Здесь, в этой покосившейся лачуге, рядом с изгоем, бывшим заключенным, который ни о чем не думал, кроме мести. Нет, что-то здесь не так. Ведь подумал же он о медвежонке. Волновался о ее руке. Заботился о мышке.
Рейф открыл глаза, словно его разбудили ее мысли, и уставился на девушку.
— Твой друг приготовил рыбу. Тебе нужно поесть.
Рейф зашевелился, присел на кровати, прислонившись спиной к стене, и вздохнул. Затем осторожно встал на ноги, качнулся, и она невольно протянула руку, чтобы помочь ему. Когда ее пальцы обхватили его локоть, Рейф окаменел.
Она растаяла. Прикосновения к нему всегда оказывали на нее одно и то же воздействие. Шей стояла очень близко, его грудь, все еще обнаженная, была в нескольких дюймах. Дыхание было неровным, она не знала — из-за раны или по какой-то другой причине. Она тоже прерывисто дышала, воздух с трудом проходил через пересохшее горло.
Шей почувствовала, как по его телу пробежала дрожь, и посмотрела ему в лицо. Его губы были совсем рядом.
— Я принесу тебе поесть. Ты… ты не должен был вставать.
— Хорошо, — согласился он и оказался еще ближе.
Тут она тоже затрепетала. Силы покидали ее, желание мягко обволакивало. Она почувствовала себя хрупкой, он мог бы легко сломать ее, разбив на тысячу кусков.
— Ах, Шей, — произнес он. — Почему ты не ушла?
Теперь это был не вопрос. Это была мольба, полная боли капитуляция.
Голова его склонилась чуть ниже, и она подумала, что он собирается поцеловать ее, но вместо этого он коснулся щекой ее щеки и задержался так на миг; в этом жесте было столько нежности и печали, что ее сердце чуть не разорвалось.
— Я не поблагодарил тебя за… за заботу о моей руке, — прошептал он. — Не знаю почему… — Голос, хрипловатый от переполнявших его чувств, осекся.
Шей прижала голову к его груди, чувствуя, слыша, живя его сильным сердцебиением. Она оставалась так долго, наслаждаясь каждой секундой близости, запахом и прикосновением к нему. Нежностью, которая исходила от него в эту минуту.
Затем он отпрянул, и Шей отступила назад. Он сделал несколько неуверенных шагов, но потом как будто окреп. Двигался он к двери.
— Ненавижу торчать в этой конуре, — внезапно сказал он напряженным, сдавленным голосом, и она поняла, что ему снова вспомнилась тюрьма, что редкая минута нежности поглощена тьмой, которая всегда окружает его.
Рейф качнулся вперед и прислонился к дверному косяку, глядя на небо. Потом закрыл глаза. Помни, твердил он себе. Помни…
Но он уже не знал точно, что должен помнить. Услышав позади себя шаги, он открыл глаза. По небу кружили прозрачные облака. Ветер остужал его разгоряченное тело, и Рейф вдохнул смешанный запах рыбы, горящего костра и сосны. Он испытал натиск чувств, переполнивших его душу, и все из-за обычных вещей, которые не должны были так на него влиять.
— Рейф! — Это был голос Бена. Обеспокоенный.
— Я в порядке, — ответил он. — Просто…
Просто что? Хотел бы он знать.
— Просто ты чертовски слаб, и тебе нужно подкрепиться, — закончил за него Бен. — Ты ведь ничего не ел со вчерашнего дня, я прав?
Вопрос на секунду озадачил Рейфа. А затем он почувствовал, как между ним и дверью протиснулась Шей. Господи, что происходит с его головой? Он совершенно не способен думать. Когда она рядом.
Рейф кивнул:
— Да.
Бен робко взглянул на Шей:
— Здесь ничего не найдется, что мы могли бы использовать вместо посуды?
— Кажется, есть одна оловянная тарелка.
— Сгодится. — Бен смотрел то на нее, то на Рейфа. Этот понимающий взгляд вернул Рейфа к действительности. Он захотел почувствовать враждебность. Он захотел почувствовать злость. Он захотел почувствовать безразличие.
