Глава 32.
Рассекая воздух вперемешку с лохматыми хлопьями снега Ауди плавно двигалась среди потока машин по заполненной трассе, лавировала, как рыба в воде. Еще один факт, который приводил меня в восторг — его умение сосредоточенно вести автомобиль, при этом, выглядеть невозмутимо спокойным. Я невольно залюбовалась действием, стараясь не подавать вида. Его сильные руки завораживали. Я влюбилась в них задолго до того, как он впервые прикоснулся ко мне, мимолётно обжигая каждый миллиметр моего тела под своими ладонями. Наблюдала как они спокойно держали руль, когда он управлял машиной, изрисованные реками вен, настоящие мужские руки. И когда я представляла, что эти реки потекут по моему телу, мне становилось жарко, настолько безумно хорошо, что миллионы мурашек тут же задавали вопрос: «Ты уже в его власти?». Могли бы просто констатировать факт, зачем спрашивать о том, что и так становилось очевидным.
— Ты так увлечённо меня разглядываешь, что я начинаю думать о том, что ты ко мне не равнодушна, Белоснежка?
Дар тотального контроля всего происходящего у него не отнять. Это должно быть в крови.
— У тебя глаза по всему периметру имеются?
— Нет. Просто руки жжёт от твоего пристального взгляда. Ты к ним явно неравнодушна. Пожалуй, завтра, предоставлю им возможность тобой заняться как следует.
- Кто бы сомневался... допиваю почти остывший кофе и тянусь к взбесившемуся телефону. А вот и та, что легка на помине.
— Слушаю... — как можно спокойнее произношу, а сама киплю от злости.
— Лера?...,— запнувшись переспрашивает, как будто бы впервые слышит мой голос.
— С утра была ею, если память меня не подводит. Что-то случилось?
Слышу тревожное сопение в трубке и не выдерживаю затянувшейся паузы.
— Чего молчишь? Что у тебя стряслось за время моего отсутствия?
— Лерусик... тут такое дело... — заикаясь, не может сопоставить факты, и высказаться. — Короче...тут...Копперфильд приходил... к тебе... поговорить хотел...
— Катя? У тебя с твоим скульптором ничего экстраординарного не случалось с утра пораньше? Какие фокусы вы успели провернуть?
— При чём тут Витька! Этот пострадавший художник, угодивший под раздачу новой музы, для меня перестал существовать!
— Ты всегда так говоришь, потом снова виснешь у него на шее праздничной гирляндой.
— Ой да ладно. Что я могу сделать, если являюсь поклонницей его творчества!
— Ага! Единственной и неповторимой!
— Давай потом о Вите поговорим. Тут новый гвоздь программы объявился!
— Что ещё за гвоздь? Какой ещё Копперфильд, Катя?
Смотрю на Валентина, тот с серьёзным видом следит за движением транспорта. Вот только не надо притворяться зрителем галёрки, я и так знаю, что весь во внимании. У него не уши, а локаторы.
— Этот... твой одноногий, сценарист хренов! Такое шоу закатил, я до сих пор в нервном экстазе, мать его!
— Вадим... что ли?
Машину вильнуло в сторону. Если бы не ремень безопасности и продуманные с боковыми поддержками кресла, я бы круто приложилась к окну своей головой. Руки мужчины сильно сжали руль, да так, что побелели костяшки пальцев, вены вот-вот взорвутся. Валентин смотрел перед собой, сжал челюсти так, что послышался скрежет зубов. Я настороженно следила за его лицом и продолжала диалог. Он стал мрачнее тучи. Какого лешего происходит?
— Давай уже поподробней, что за шоу? У него гипс, дальше квартиры не передвигался!
— Ну я и говорю! Иллюзионист хренов! Нет у него гипса!
— Как это нет? Сняли уже? Так рано?
— Лера, блииин! Перелома нет!!! Этот придурок придумал всё, чтобы с тобой помириться! На жалость давил! Понимаешь?
— Куда давил...какая жалость...?
— Блин! Ты тупишь или придуриваешься? Думал — ты его жалеть станешь и простишь. Поухаживаешь и забудешь со временем о его измене...
До меня с трудом доходит новая информация. Так только в кино бывает. Меня пробирает нервный смех.
— И чего? Нормальненько ходит, говоришь? Хочет перемирия? — задумчиво переспрашиваю у подруги?
— Э-ээ... ты что задумала? Лер?...
— Ничего! Я просто размышляю... Карма такая штука... долго ждать не придётся.
— А ты где?
Я не замечаю, как автомобиль припарковывается рядом с Катиным подъездом. Время пролетело незаметно, с комфортом. А мне осталось заключительный акт досмотреть. Вот лучше бы Вадим не появлялся мне сейчас на глаза!
— Выхожу из машины, сейчас буду.
Валентин открывает дверцу и помогает выбраться моему ватному телу с увесистой охапкой роз из теплого кокона его автомобиля. Сапоги обула ещё в дороге, иначе, с таким ходом событий, я выскочила бы совершенно босая.
— Лерка, так Вадик только вышел от меня! О чёрт! А так красиво день начинался!...
Не дослушав подругу, поднимаю взгляд на взбесившегося быка в проеме входной двери подъезда. Вот ведь чёрт... Что же сейчас будет...?
***
Сердце начинает стучать как сумасшедшее. Такое ощущение, что выпрыгнет из груди и ускачет галопом — не поймаешь. В висках поднимается шум из-за повышенного кровяного давления. Ладони так вспотели, что вот-вот покроются ледяной корочкой. Вот тебе и одноногий Джон Сильвер, йо-хо-хо... твою ж мать! Прижимаю крепко к груди свои колючие, безумно ароматные белые розы и вспоминаю Шатунова. Только бы не рассыпать эту прелесть на грязный снег, зарываюсь лицом в нежные девственные бутоны и прячусь за спину своего телохранителя. Русская душа требует водки, балалайку и мордобоя...
Валентин, молниеносно сориентировавшись в ситуации, автоматически задвигает меня рукой за свою широкую и мощную спину. Я даже вижу, как напряглась груда его мышц за тонкой белой рубашкой. Его глубокое дыхание и сильно сжатые кулаки меня не на шутку стали волновать. Ух ты! Неужели ради меня он готов начистить рожу моему, пока ещё мужу? Замираю в предвкушении, уткнувшись ему носом между лопаток. Он даже не чувствует шипов, вонзившихся в его кожу из-за моей невнимательности. Вадим, кажется, слегка подвыпивший.
