молча нес ко рту очередную порцию спагетти, как вдруг рука его замерла.
– А он, похоже, пользуется успехом…
У Маё, которая в этот момент откусывала от куска маринованной редьки, перехватило дыхание, и она торопливо выпила зеленого чая из пластиковой бутылки.
– Кэнта сам об этом говорил?
– Прямо таких слов не произносил, но по разговору я так понял. Он встречался не с одной и не с двумя.
– Я об этом знаю.
– Это хорошо, что у него есть опыт с женщинами. Значит, тебя он не случайно выбрал.
– Думаешь, не случайно? – Она наклонила голову.
– А ты как выбирала? Тоже выбрала Кэнту из нескольких человек?
– Не так уж со многими я и общалась. Но все-таки подумала хорошенько.
– Ну да. Впрочем, мне все равно, – сказал Такэси и вернулся к своим спагетти.
Покончив с едой и выбросив пустую посуду, он открыл вторую банку «Хайболла».
– Ну, так подведем итог разговора с полицейскими?
Маё, согласившись, убрала упаковку от бэнто. Сколько ни напоминала она себе, что переедать вредно, в итоге расправилась с ужином подчистую.
– Сначала я спрошу. Почему ты стал курить, хотя тебе не хотелось?
– Об этом потом. Начнем с того, что было нужно полиции. Как и планировалось, в нашу наживку они вцепились. Пытались выяснить, какого совета просил у меня брат по денежным делам.
– Кстати, я, слушая со стороны, совсем не поняла, о чем речь. Что за дело о наследстве?
– Тут нужно объяснить. Я сегодня утром взглянул на дом Мориваки…
– Ты про Ацуми Мориваки? Ты с ней виделся?
– Я так бездумно не поступаю. Я сказал только, что взглянул на дом. Прекрасный особняк в жилом квартале. Так и должно быть – его владелец, Кадзуо Мориваки, крупный предприниматель, состоял в руководстве нескольких больших компаний, девять лет назад вернулся из Америки… Поселился в родном городке и фактически удалился от дел, хотя продолжал числиться советником в какой-то фирме.
– Ты довольно подробно все выяснил…
– Это все соседи. Кадзуо Мориваки был, видимо, правильным человеком, ничего плохого о нем никто не сказал. И в ассоциации соседей активно работал.
– Ты опять прикинулся полицейским, чтобы их расспросить? А если б наткнулся на настоящего полицейского, что тогда?
– А что тогда? Ничего плохого я не делаю. И к тому же никому не представляюсь полицейским. Если собеседники сами так решили, я тут ни при чем.
Ясно, что Такэси сам подводил этих людей к такой мысли, но говорить сейчас об этом было бы пустой тратой времени.
– Из твоего рассказа получается, что Кадзуо Мориваки умер?
– В прошлом году в апреле. Воспаление легких, вызванное коронавирусом.
– Еще тогда…
В то время от «короны» тяжело болело и умирало самое большое количество людей.
– Исходя из этой информации, я пришел к выводу, что, когда Ацуми Мориваки наговорила на автоответчик про «папин счет в банке», речь шла, скорее всего, о наследстве.
– А, вот почему ты стал рассказывать полицейским про дело о наследстве… Но откуда ты узнал, что имущество исчезло?
– От Какитани. Он сам об этом первым упомянул.
– Но ведь это ты сам ответил им «да»!
– Потому что был такой сигнал.
Маё не могла понять, о каком сигнале идет речь. Подавшись вперед, она попросила объяснения.
– Ты помнишь, какие два вопроса они задали перед этим? Первый – были ли у покойного крупные долги. И второй – возникли ли споры вокруг наследства.
– Помню. И ты на оба ответил «нет».
– Потому что перед этим Какитани на мгновение взглянул направо и вверх.
– Взглянул? Направо вверх?
– Обычно, когда люди говорят о чем-то воображаемом, они часто переводят взгляд направо и вверх. И наоборот, налево и вниз, если вспоминают факт. Если говорить совсем уж грубо, то, когда врут, смотрят направо, когда говорят правду – налево.
– Вот уж не знала… – Маё подвигала глазами вправо и влево. – Нужно будет на ком-нибудь проверить.
– Это мгновенное действие, которое сам человек даже не осознает, и без привычки уловить его очень трудно. К тому же я сказал «обычно». Из всего есть исключения. Но с Какитани я уже не раз встречался и разговаривал, поэтому был уверен, что на него это правило распространяется.
– Удивительно!
– И еще одно. Я следил и за Маэдой. По реакции этого парня легко понять, заинтересован он или нет. Когда разговор ему неинтересен, пальцы на клавиатуре расслаблены, а если речь заходит о чем-то интересном, они напрягаются. И моргать он начинает реже. Когда Какитани заговорил об исчезнувшем имуществе, они оба недвусмысленно послали сигнал «да».
Маё пристально смотрела на небритое лицо дяди.
– В чем дело?
– Да нет… Просто я подумала, нельзя ли использовать эти твои способности в более достойных целях – например, людям помогать…
– Спасибо за совет. Так или иначе, благодаря им получилось выяснить общую картину. Наверняка полиция выясняла у Ацуми Мориваки, по какой причине та звонила брату и что означает ее послание на автоответчике. Ацуми ответила им, что проверила банковский счет умершего в прошлом году отца, и оказалось, что с него пропала большая сумма, поэтому она попросила Камио-сэнсэя узнать причину этого у банковского служащего. Они спросили, почему она обратилась с этим к брату. А Ацуми ответила, что тот рекомендовал этого банковского служащего ее отцу. Что-то в таком роде.
– Этот служащий – Макихара?
– Логичное заключение. Узнав об этом, полиция подослала ко мне Какитани и Маэду с двумя целями. Во-первых, проверить, соответствует ли утверждение Ацуми действительности, и, во-вторых, узнать, известно ли было брату, почему исчезли деньги со счета и куда они могли деться.
– Полиции, получается, не удалось достигнуть ни одной из целей. Ведь ты же ничего об этом не знал.
– Наверное. Но, скорее всего, Ацуми сказала правду. У нее нет причины врать. Вопрос в том, знал ли брат, почему пропали деньги. Но даже если и не знал, мог о чем-то догадываться. Что ни говори, а в денежных делах он разбирался неплохо.
– Что? – Маё почти вскрикнула. – Ты же только что сказал полиции, что он ничего в этом не понимал…
– Если б я этого не сказал, то не получилось бы объяснить полиции, почему брат обратился ко мне за советом. Он и в молодости играл на бирже, так что вовсе не был безразличен к финансовым технологиям.
– Я об этом совсем не знала.
– Дело давнее… В последние годы он от этого отошел, говорил, что при плохой конъюнктуре риск слишком велик. Но если брат сообразил, по какой причине пропали накопления, дело сразу становится тревожным. Наверняка есть человек, который хотел бы это скрыть.
