— Вполне. Хотя я видел… впрочем, ничего страшного, Джордж. Думаю, я просто задремал на ходу.
— Хмм… Ну, ладно. — Помфрет явно решил не затрагивать больше эту тему. — Следующим идет ларец, что мы видели внизу. Он вас еще интересует?
— Ларец? — Мысли мои медленно возвращались к реальной жизни.
— Вспомните, Берт! Этот напольный ларец с секретом, который стоял перед окном в картинной галерее на первом этаже.
— О да, я вспомнил. Конечно. — Я видел, что Помфрет пристально уставился на меня. — Ну, давайте попробуем сразиться за него — хотя он все равно уйдет. И ради Бога, Джордж, со мной все в порядке, поверьте.
— Хорошо, хорошо.
Но когда мы пробирались через ожидающую толпу, мимо двойного ряда позолоченных кресел перед столиком аукциониста, Помфрет снова внимательно посмотрел на меня.
Ларец — или, скорее, большой сундук — отсвечивал мрачными красновато-коричневыми бликами полированного ореха, и робот аукциониста поворачивал его на подставке, демонстрируя публике достоинства раритета. Простые, строгие, но элегантные линии и изысканная целесообразность красноречиво свидетельствовали об авторстве Сэмуэля Беннета; хотя этот мастер не столь знаменит, как Томас Чиппендейл, его работы всегда были лакомым куском для истинных любителей антиквариата.
— Нет, вам эта вещь не по зубам, — с сожалением заметил Помфрет.
— Боюсь, вы правы.
Наблюдая за сосредоточенными физиономиями готовых набивать цену профессионалов, представителей всемирно известных музеев и художественных галерей, я прекрасно понимал, что попытка тягаться с ними — занятие глупое и бесполезное.
Впрочем, ради развлечения…
— Номер сорок. Сундук-комод работы Сэмуэля Беннета, инкрустированный орех, с позолоченными ручками, конец семнадцатого века, — аукционист скороговоркой перечислял потрясающие воображение достоинства. Я улыбнулся той уверенности, с которой работа Беннета была аттестована как комод; здесь имелись небольшие, но довольно существенные отличия. Но, в конце концов, это не Чиппендейл, а значит, особая точность здесь ни к чему.
Робот аукциониста выдвинул один из ящичков, самый верхний, демонстрируя, что дерево сохранило свежесть и чистоту, а сам ящик превосходно пригнан и не скрипит. Если бы эта штука принадлежала мне, я бы только и делал, что открывал и закрывал ящички. Я знал, что этот ларец — великолепная вещь.
Робот нагнулся к нижнему, самому большому ящику и взялся за ручку. Его движение было отлично рассчитано, и ящик выдвинулся точно наполовину. Робот потянул немного сильнее, и я нахмурился. Конструкция ларца казалась неподражаемой; ящик скользил легко и плавно, но теперь, когда робот тянул его дальше, я услышал, как два-три человека начали тихо шептаться за моей спиной.
Неожиданно ящик полностью выскользнул наружу.
Он ринулся вперед, словно его пнули в заднюю стенку, сорвался с деревянных направляющих планок и полетел на пол. С неимоверной быстротой робот вытянул руку, чтобы поймать ящик; металлические пальцы глухо стукнули по дереву. Ящик перевернулся.
Длинный, окутанный тканью предмет вывалился из него.
Я ощутил, как в собравшемся вокруг меня обществе богатых покровителей искусства, матрон, одаренных способностью часами с наслаждением высиживать на подобных аукционах, профессиональных торгашей, в этом мире обеспеченных любителей древностей, надежно огражденном от всех прочих миров нашей планеты, зародился панический трепет ожидания.
Робот поймал краешек ткани и дернул, разматывая ее. Мелькнуло что-то белое — и вывалилось на пол, прямо к ногам аукциониста и потрясенной толпы.
Тело девушки, обнаженное, обезглавленное, залитое кровью, распростерлось перед нами.
II
Голову найти так и не удалось.
Красота и изысканность танцевального зала Ганнетов, в котором проходил аукцион, только усиливали гнетущую атмосферу. Ужасаясь бессмысленной жестокости всего произошедшего, я не мог немного не позлорадствовать. Я был чужим в этом раззолоченном мире изящных жестов и пустых разговоров за послеполуденным чаем. Мы с Джорджем перешли дорожку, посыпанную гравием, и, остановившись у его геликоптера, наблюдали, как несостоявшиеся покупатели спешно разбегаются по домам. Полицейские к тому времени уже закончили работу.
— Бедное дитя, — покачал головой Помфрет, — вряд ли удастся ее опознать — даже с помощью этой новой техники.
— Вы знаете, Джордж, самая странная вещь, — я старался, чтобы в моем голосе не прозвучал страх, — чертовски странная вещь заключается в том, что мы заглядывали в этот комод всего час назад. Значит, тогда девушки там еще не было.
— Полицейский врач сказал, что ее убили совсем недавно. Кровь еще вытекала из трупа, когда его обнаружили, — вы же знаете, как она хлещет из разорванной шейной артерии.
— Да, могу себе представить.
— А это означает, что ее засунули в ящик ларца как раз перед тем, как робот вкатил его в зал.
— Трудное будет дело, ничего не скажешь.
— И никаких следов крови на полу, — никак не мог остыть Помфрет, — а главное — голова!
— Знаю, знаю. Послушайте, Джордж, мы опаздываем на ленч…
— Разумеется, мой дорогой друг, неужели из-за такой мелочи у вас может пропасть аппетит? Это было бы настоящей трагедией: свежая лососина с соусом — Монтегю специально раздобыл рецепт у главного киберповара самого Чэнселлора Зангвилла, чтобы порадовать вас. Ну, и в конце концов — отличная вода…
— Я все понимаю, Джордж, спасибо. Надеюсь, свежий лосось понравится мне больше, чем копченая селедка.
Геликоптер Помфрета ожидал нас с тем слегка лукавым и презрительным видом, который вы можете нередко наблюдать у интегральных роботов. Это особенно раздражало меня сейчас, вдалеке от моего дома, где большинство роботов были гуманоидными. Те, по крайней мере, более открыты и предсказуемы в своих реакциях.
Мы забрались в кабину, лопасти винтов завертелись, и голос из динамика спросил:
— Куда, сэр?
— Домой, Джеймс, — проговорил Джордж и, поскольку он был настоящим Помфретом, добавил: — Не щади лошадей!
Я думал о мертвой девушке и о моем исчезнувшем двойнике.
Я, конечно, не упомянул о нем полицейским, прекрасно понимая, что они либо не обратят на это внимания, либо потащат меня в участок и попытаются пришить мне убийство. Ни тот, ни другой вариант меня не устраивали, так что я решил разобраться во всем самостоятельно.
Геликоптер взлетел в напоенный солнцем воздух, и усадьба Ганнетов, с голубыми крышами, серыми и желтыми стенами и огромными окнами, быстро растворилась в море зелени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
