Я протянула руку и похлопала по ближайшей острой морде. Пес радостно взвыл. Они отталкивали друг друга, поскуливали, добиваясь личного внимания.
Ага, — В дверях появился отец с ведром зерна в руке, — Мама Паркер влюбилась в этого маленького коричневого щенка пару месяцев назад, когда мы ездили в Канзас. Если ее послушать, то щенок сам попросился домой вместе с ней. Так он здесь и оказался. Мы назвали псинку Фони-Энни.
Это получается четыре, а я все-таки вижу пять.
— Не могли же мы взять одного, — пояснил он, словно речь шла о картофельных чипсах, — С ней поехал тот серебристый кутенок. Мама Паркер назвала его Мэрфи, в честь героя войны.
Мы с Клинтом прорвались сквозь снежный и собачий заслон и вошли в амбар. Меня окутал чудесный аромат люцерны. Я полной грудью вдохнула сладкий запах сена, смешанный с лошадиным. Просторный амбар был построен крепко. Вдоль одной стены располагались восемь стойл с кобылами, жеребятами и парой скаковых лошадей, у противоположной высились тюки с сеном. Рядом был отгорожен чулан, где чудесно пахло зерном и потертой кожей.
Где остальные лошади? — поинтересовалась я, заглядывая в первое стойло.
Ко мне тут же сунулась бархатная морда, и я ее погладила.
— На пастбище за домом. С ними все будет в порядке, если они станут держаться вместе и в укрытии. Сена там хватит на пару дней, — Отец указал на кран колонки, — Чудачка, ты можешь наполнить поилки. Клинт, подсыпь сена в сетки, что висят в стойлах, пока я буду отмерять зерно. — Он умолк и посмотрел на Фрнмана. — Если спина выдержит.
Моей спине всегда хочется размяться на свежем воздухе, — заверил его Клинт.
Отлично. Эй, псы, убирайтесь! — Отец звонко (пред нескольких собак, снующих поблизости, ведром, зажатым в руке, — Ступайте на волю, разомните лапы! Здесь вы только мешаете, крутитесь под ногами.
Все мы тут же подчинились ему.
Амбар наполнился знакомыми звуками. Люди работали, разговаривали с лошадьми. То там, то здесь мяукали кошки, запрыгнувшие в амбар, когда собак прогнали с их территории. Кобылки были все как на подбор, квотер-хорс, крепко сбитые, добродушные. Два годовалых жеребенка, большеголовых и долговязых, напоминали мне пятнадцатилетних мальчишек, только без прыщей и дурацких улыбочек.
Я зашла в стойло к одному из них, оглядела полупустую поилку. На ноге у жеребенка была аккуратная повязка.
Эй, — крикнула я, ощупав ее. — Похоже, все зажило, папа. Кожа не горячая.
Ага, дела у него идут на поправку. — Над полудверцей стойла появилась отцовская голова, — Вечером поможешь мне сменить ему бинты.
Я кивнула и обратила внимание на странный звук, этакую невообразимую смесь завывания и скулежа. В жизни не слышала, чтобы собака издавала подобные звуки, полные паники.
Какого черта? — ни к кому не обращаясь, изрек отец, направляясь к дверям амбара.
— Клинт! — крикнула я, но он уже все слышал, отбросил тюк с сеном и направился ко мне.
Мы отставали от отца всего на шаг, когда он достиг двери.
Как ни странно, за то время, что мы проработали в амбаре, ветер совершенно стих, а снегопад не прекратился. Огромные снежинки скрыли из виду все. Сквозь них с трудом пробивался утренний свет. Я огляделась вокруг и снова вспомнила Колорадо, где оказалась отрезанной от мира на весь уик-энд из-за снегопада и провела это время в прелестном коттедже. Примерно такая же беда навалилась теперь на Оклахому. Поразительно.
Мы стояли и старались определить, с какой стороны доносился вой.
Наверное, те два щенка застряли в сугробе, а умишка не хватает, чтобы выбраться. — Отец рассек воздух пронзительным свистом. — Фони! Мэрфи! Ко мне, ребята! — Он снова свистнул.
Внезапно из-за угла амбара вылетели три собаки, подбежали к отцу и начали к нему жаться, дрожа и поскуливая.
Что с вами случилось, дурашки? — ласково спросил он, гладя головы псов и щекоча их за ушами.
Папа, собаки напуганы, — сказала я и добавила: — Двух не хватает.
Тех самых щенков. Так и знал, застряли в снегу. Похоже, вой доносится с пруда. Я пойду туда и вытяну их за хвосты из сугроба, в котором они сидят.
Отец направился через выгон, но Клинт его остановил.
Погодите, — От его тона у меня на затылке волосы встали дыбом. — Что-то здесь не так.
Говори яснее, сынок, — велел отец.
Вместо ответа Клинт посмотрел на меня:
Ничего не чувствуешь?
Стоило ему так сказать, как я тут же поняла, что вовсе не его голос приподнял волоски на моем затылке.
Чувствую, — еле шевеля языком от страха, промямлила я.
Это та самая тварь? — спросил отец.
Да, похоже, это Нуада, — ответила я.
Вой усиливался. Теперь мы точно знали, в какой стороне. Он доносился с пастбища с большим прудом, где было вдоволь воды для лошадей и множество рыбы для любого соседа, пожелавшего забросить удочку.
Чертова гадина что-то творит с моими собаками, а я этого не потерплю. Шаннон, винтовка на своем месте, в чулане. Она заряжена, поэтому будь осторожна.
Пойдем все вместе, — услышала я голос Клинта.
Если так, то не спускай глаз с Шаннон, — коротко бросил отец.
Сэр, в ней куда больше внутренней силы, чем в этом оружии, — возразил Фриман.
Я передала отцу ружье, когда он как раз ворчал что-то невнятное в ответ. Наша троица побрела сквозь снег за амбар. Первым шел отец, затем Клинт, а потом уже я. Мы двигались вдоль забора, пока не наткнулись на запертые ворота. Отец отомкнул замок, потом мужчины навалились на створку, заваленную снегом, и давили, пока не образовалась достаточно широкая щель, позволившая нам по очереди пролезть на пастбище.
Впереди показалась заброшенная лошадиная кормушка. Она была наполнена белым снегом, словно луноход, сошедший со страниц романа Брэдбери, и смотрелась почему-то весьма зловеще. Ярдах в двадцати от кормушки мы с трудом разглядели гладкие очертания пруда, приброшенного снегом.
Жуткий вой доносился именно оттуда.
Хотя отец первым прокладывал путь через сугробы и был лет на двадцать с хвостиком старше нас, но он быстро вырвался вперед, стараясь побыстрее добраться до щенков.
Каждые несколько секунд он свистел и звал их:
Фони! Мэрфи! Ко мне!
Тут я споткнулась о невидимый камень, плашмя упала в снег, но не успела моргнуть, как Клинт оказался рядом, поднял меня, отряхнул снег.
Ты как? В порядке?
Я кивнула, через его плечо взглянула на отца, который замер на краю пруда, и вспомнила, что именно там берег не был крутым, густо заросшим деревьями и кустами. В том месте лошади спускались на водопой, а мы заходили в воду, спасаясь от палящего оклахомского лета. Отец стоял, глядя на гладкий белый простор. На чистом снегу четко выделялись два ряда свежих следов. Я проследила, куда они вели, и мои глаза расширились от ужаса. Отпечатки лап обрывались в центре пруда, где двое щенков барахтались в темном круге воды. Их головы едва виднелись над поверхностью. Каждые несколько секунд кто- то из них громко завывал. На моих глазах серебристый щенок уперся лапой в край льда и попытался вылезти, но бесполезно. Ему не за что было зацепиться, и он плюхнулся обратно в ледяную воду. Острые края полыньи забрызгала красная кровь, результат их отчаянных попыток выбраться на сушу.
