Этим документом, утвержденным Инюрколлегией СССР, завещание Пастернака получило юридическое подтверждение.
* * * * *
• А. Дюрер. «Несение креста», 1498–1499 гг.
• Фрагмент записки Пастернака к Ольге от 5 мая 1960 г.
• Фрагмент мемориальной комнаты Б. Пастернака на Большой даче. 2008 г.
• Татьяна Матвеевна (няня Бориса Пастернака) обняла Ольгу над гробом поэта. 2 июня 1960 г.
• Официальная справка ЦГАЛИ о принадлежности О. Ивинской рукописи пьесы Пастернака «Слепая красавица».
• Соглашение между правопреемниками писателя Бориса Пастернака: Е.Б. Пастернаком, Л.Б. Пастернаком, О.В. Ивинской и С.Г. Нейгаузом (утверждено Инюрколлегией СССР в 1970 г.).
Глава четвертая
Друзья, родные — милый хлам
«Годы с Борисом Пастернаком» — летом 1992 года, к 80-летию Ольги Ивинской вышла эта выстраданная ею книга, Издание, хорошо известное за рубежом, наконец увидело свет и в России. Тираж — 20 тысяч экземпляров — стремительно разошелся по стране. Тысячи поклонников творчества Пастернака узнали много нового о реальной жизни и творческой судьбе поэта, о его любимой женщине и музе последних 14 лет жизни — Ольге Ивинской.
В 1988 году Ольга Всеволодовна была полностью реабилитирована после беззаконных арестов и судов при сталинском режиме и в хрущевские времена. Ее стали изредка приглашать на встречи с почитателями Пастернака. В 1988 году в журнале «Огонек», где в то перестроечное время дерзко правил независимый Виталий Коротич, опубликовали краткое интервью с ней. Но ее книгу, впервые вышедшую в Париже в 1978 году, а затем и в более чем 20 странах мира, было запрещено издавать в нашей стране. С конца 1992-го Ольга Всеволодовна стала получать десятки писем читателей с выражением восхищения и благодарности за волнующий рассказ о любимом поэте, нобелевском лауреате Борисе Пастернаке. Книга показала «неслыханную простоту» и гениальность поэта, позволила российскому читателю узнать о письмах Пастернака Ольге в тюремный лагерь в 1950–1953 годах и из тбилисской ссылки в 1959-м.
Читатели России узнали о предсмертных письмах Пастернака к своей любимой, когда органы и окружение Большой дачи закрыли доступ Ольге к умирающему поэту. Ольга Всеволодовна привела в книге «яркие цитаты» из погромных речей советских писателей, злобно травивших Пастернака в дни нобелевского шабаша в 1958 году. Книга содержит также тексты стихов и писем Бориса Леонидовича в адрес предавших его «друзей, родных — милого хлама», которых он называл лжецами и трусами.
Потому уже вскоре после выхода книги в России зашевелились просоветская сановная рать и ее последователи, ненавидевшие Пастернака, а в еще большей степени — Ольгу Ивинскую за верность поэту и правду, которую она посмела рассказать соотечественникам. Врагам Пастернака казалось, что на книгу Ивинской власти и органы с 1978 года навечно «плиту гранита положили»[293].
Просоветская номенклатура была уверена, что в России никогда не узнают правды о последних годах жизни и любви поэта, наполненных «чудотворством», когда (с 1946 по 1960 год) Пастернак написал главные свои произведения: роман «Доктор Живаго», перевод «Фауста» Гете и цикл любимых самим поэтом стихов, посвященных Ольге.
Емко и точно определил ее роль в жизни и творчестве Пастернака известный литератор Борис Парамонов, часто выступающий с литературными обзорами и эссе на радио «Свобода»: «Ольга Ивинская была не только любовью Пастернака, она была его темой!»
Кем была Ивинская для Пастернака, пишет в своем дневнике любивший Пастернака известный писатель Корней Чуковский. Чуковский более 20 лет жил в Переделкине, дружил и постоянно встречался с Пастернаком. О майских днях 1956 года, когда после разоблачения сталинских преступлений и возвращения из лагерей выживших писателей застрелился Фадеев, Чуковский написал: «По словам Ольги Ивинской, жены Пастернака (курсив мой. — Б. М.), только вчера в Переделкине Фадеев был бодр и весел».
В дни нобелевской травли Чуковский делает такую запись:
После ультиматума Федина к Пастернаку, переданного утром 24 октября 1958 года, Борис Леонидович советовался со Всеволодом Ивановым и с женой, Ольгой Ивинской. После этого Ольга поехала в Москву и отправила благодарственную телеграмму Пастернака в адрес Нобелевского комитета.
В эти тяжкие дни Ариадна Эфрон жила у Ольги и помогала ей спасать Пастернака. Ариадна видела подлость писательской среды, предательство родни и окружения Большой дачи. В письме к Пастернаку 1 января 1959 года после пережитых дней нобелевской травли Ариадна пишет:
Дорогой мой Боренька!
Все время думаю о тебе, о вас двоих, и то, что было подсказано чутьем, теперь превратилось в убеждение. <…> Сейчас все раскрыто, все обнажено. <…> И какое, о Господи, счастье, что встала рядом с тобой на суд веков — навечно — эта женщина, жена (Ольга!), встала противовесом всех низостей, предательств и пустословий. <…> Целую тебя крепко, дорогой мой, люблю тебя и всегда с тобой.
1 января 1959 года. Твоя Аля.
Конечно же, многочисленные наследники «друзей» Пастернака — носителей «низостей, предательств и пустословий» — не могли не излить своей злобы на талантливую, острую и нелицеприятную книгу Ольги Ивинской, вышедшую в России.
Уже в 1993 году появляется публикация артиста Василия Ливанова, сына актера, многократного лауреата Сталинских премий Бориса Ливанова, под многообещающим названием «Невыдуманный Борис Пастернак»[294]. Ливанов приводит свидетельства восхищения Пастернака дружбой с Борисом Ливановым, имевшие место до нобелевского шабаша 1958 года.
Символично стихотворное приветствие, посланное Пастернаком в адрес Евгении Казимировны, жены Бориса Ливанова, на ее именины в январе 1951 года:
Будь счастлива Женечка!Когда твой БорисПод мухой маленечко —Прости, не сердись.<… >Ведь ты — самый крепкийЕго перепой.Он стал бы как щепка,Но полон тобой.
Пастернак отмечает одну из характерных особенностей Бориса Ливанова — бывать во время застолий немножечко под мухой. Об этом также пишет Ариадна Эфрон в своих воспоминаниях о Пастернаке. В рассказе известного актера Евгения Весника, прозвучавшего в феврале 2004 года, в дни его 80-летия, на канале «Культура», упоминается о случаях неадекватного поведения актера Бориса Ливанова под мухой даже на приемах у Сталина.
Об оскорбившем Пастернака поведении Бориса Ливанова на Большой даче в сентябре 1959 года написала Ольга Ивинская в своей книге. Возмущенный Пастернак тогда отправил актеру письмо, в котором есть такие слова:
Вчера после того, что ты побывал у нас, я места себе не находил от отвращения к жизни и самому себе. <…> И не надо мне твоей влиятельной поддержки в целях увековечения. Как-нибудь проживу и без твоего покровительства <…>. Мне слаще умереть, чем разделить дым и обман, которым дышишь ты. Я говорил и говорил бы впредь нежности тебе, Нейгаузу, Асмусу. А конечно, охотнее всего я всех бы вас перевешал.
Отношение Пастернака к окружению Большой дачи после нобелевских дней можно понять из его письма в Париж знаменитому музыковеду и литературному критику Петру Сувчинскому[295]. 11 сентября 1959 года Пастернак пишет ему: «Именно этой осенью, в исходе происшествий года, определилось и кристаллизовалось основное мое теперешнее настроение, жаждущее деятельности и дееспособное, полное вызывающего презрения к „друзьям“ и обстановке»[296].
Примечательно, что это письмо к Сувчинскому написано Пастернаком до его резкой отповеди Ливанову. После скандала на даче 13 сентября 1959 года Пастернак прогнал Бориса Ливанова и написал резкое стихотворение «Друзья, родные — милый хлам…». Зоя Масленикова в своих воспоминаниях рассказывает, что в бумагах Пастернака, которые она разбирала после его смерти по просьбе Зинаиды Николаевны, был найден лист с текстом стихотворения о «милом хламе» с посвящением Борису Ливанову.
В многочисленных стихотворных сборниках, изданных за 50 лет после смерти поэта, стихотворение о «милом хламе» не публикуется. Тем более не публикуется последнее стихотворение — «Перед красой земли в апреле». Оно написано поэтом в апреле 1960-го после встречи с Ренатой Швейцер, приезжавшей из Германии, как протест против двуличия и лжи окружения Большой дачи.
Василий Ливанов в своей книге живописует лживую историю о том, как в 1949 году «Ивинская прикинулась умирающей (тогда она ждала ребенка от Бориса Пастернака. — Б. М.) и пожелала сказать Зинаиде Николаевне последнее прости».
