Подробности, бросающие свет на позднейшие события, не все относятся к периоду заседания совета в июне 1878 г., но отчасти они ретроспективно освещают тогдашнюю ситуацию и ее скрытые пружины. Граф Бото Эйленбург в качестве министра внутренних дел с намеренной ясностью высказал с трибуны ландтага свое благоволение к депутату Риккерту, в противовес статье в «Norddeutsche Aligemeine Zeitung»; для меня это было еще яснее, ибо я не сомневался, что эту статью, вызвавшую его порицание, граф связывал со мной. Как в грозовую ночь каждая молния ярко освещает местность, так и отдельные шахматные ходы моих противников позволяли мне обозревать всю ситуацию, которую создавали их внешне почтительные изъявления доброжелательства при фактическом бойкоте. Насколько был бы прочен кабинет гладстоновского типа, миссия которого может быть характеризована именами: фон Штош, Эйленбург, Фриденталь, Кампгаузен, Риккерт и любыми разновидностями породы «Виндгорст» с католическими придворными влияниями, если бы [этот кабинет] удалось создать, этого вопроса заинтересованные лица, вероятно, не задавали; главная цель была негативной-устранить меня, и в этом все держатели акций на будущее пока сходились. Каждый мог после этого надеяться вытеснить другого; это заложено у нас в системе всех разнородных коалиций, которые объединяет только недовольство существующим. Вся эта комбинация тогда не удалась только потому, что ни король, ни кронпринц не склонны были пойти на нее. Об отношении кронпринца ко мне мои карьеристские противники тогда, как и позднее, в 1888 г., были неправильно осведомлены. До конца жизни он питал ко мне такое же доверие, как и его отец, и стремления поколебать это доверие никогда не достигали у его супруги той воинственной решительности, как у императрицы Августы, которая меньше стеснялась в выборе средств.
Наряду с изнуряющей борьбой личного характера у меня возник ряд деловых затруднений и напряженных работ в результате разрыва с политикой свободной торговли, для которого показательно мое письмо к барону фон Тюнгену о таможенных пошлинах[396], а затем в результате раскола и перехода сецессионистов в партию центра. Здоровье мое было совершенно расстроено, и это парализовало меня, пока доктор Швенингер не распознал мою болезнь, не стал правильно лечить ее и не вернул мне ощущение относительного здоровья, которого я уже долгие годы не знал.
V
Господин фон Грунер, во время новой эры помощник статссекретаря в министерстве иностранных дел, был с моим вступлением на пост министра иностранных дел отчислен в резерв и заменен господином фон Тиле. Еще со времени моего назначения на пост посланника при Союзном сейме[397] фон Грунер принадлежал к числу моих противников, так как считал этот пост собственным достоянием, унаследованным от своего отца Юстуса Грунера; он оставался моим врагом, а в деловом отношении был бездарен. В ноябре 1863 г. он подал на имя его величества докладную записку по поводу спора о бюджете[398] в таком же духе, в каком сочли правильным сделать тот же шаг подполковник фон Финке из Ольбендорфа и Роггенбах. Обращаясь со своими предложениями к королю, эти господа исходили из предположения, что если государь, следуя их совету, пойдет на уступки палате депутатов, то он назначит другое министерство или по крайней мере другого министр-президента и министра иностранных дел[399]. Ради такого результата были пущены в ход тайные влияния, которым министр двора фон Шлейниц с другими близкими ко двору лицами посвятил свои силы. Господин фон Грунер продолжал и позже вращаться в кругах, которые в 1876 г. покровительствовали [газете] «Reichsglocke» и содержали ее.
В январе 1877 г., после того как редактор «Reichsglocke» был осужден, а в марте я подал прошение об отставке, которое было его величеством отклонено, мне в служебном порядке стало известно, в июне во время лечения в Киссингене, что господин фон Грунер назначен в министерство двора и вместе с тем без контрассигнации ответственным министром получил чин действительного тайного советника[400] и что господин фон Шлейниц потребовал от куратора «Reichsund StaatsAnzeiger»[401] опубликовать это назначение в официальном органе.
По этому поводу я написал 8 июня начальнику имперской канцелярии тайному советнику Тидеману для сообщения государственному министерству:
«По моему мнению, официальный раздел «Reichsund Staats-Anzeiger» предназначен для таких публикаций относительно имперских или прусских государственных дел, за которые несут ответственность рейхсканцлер, либо прусское государственное министерство. Если о назначении Грунера действительным тайным советником будет опубликовано в официальном разделе, то даже предварительное упоминание о переводе Грунера в министерство двора не исключает предположения, что прусское государственное министерство принимает на себя ответственность за назначение Грунера. Общественное мнение и ландтаг едва ли допустят мысль, что для государственного министерства было желательно такое награждение его явного противника; скорее они догадаются об истине, о том, что государственное министерство не пользуется при дворе достаточным уважением, а у его величества достаточным влиянием для того, чтобы помешать этому поощрению за борьбу против правительства; не будут сомневаться также и в том, что это опубликованное в «Staats-Anzeiger» назначение контрассигновано государственным министерством more solito [обычным путем]. Уверенность в том, что государственное министерство обладает предполагаемым конституцией влиянием на высочайшие решения, не возросла бы и в случае опубликования немилостивой пометки на полях, сделанной высочайшей рукой, и ответа государственного министерства на эту пометку. Тот, кто познакомился бы с содержанием этой пометки и ее результатом, не мог бы устоять перед искушением провести параллель с тем событием во Франции, которое привело к недавней смене министров[402].
Меня беспокоит мысль, что случай с Грунером мы должны рассматривать как пробный шар, пущенный господином фон Шлейницем и его советниками (не его величеством) для испытания того, доколе можно заставить нас терпеть и как высоко мы ценим наш министерский авторитет. По моему мнению, подчинение этим необоснованным влияниям на высочайшие решения не является средством для их пресечения; наоборот, эти влияния возросли бы, и конфликт, носящий теперь только формальный характер, вскоре повторился бы в менее благоприятной области с привлечением крупных политических вопросов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
