Вот короли и вожди, вселявшие доблесть в отряды фоморов: Балор, сын Дота, сына Нета, Брес, сын Элата, Туйри Тортбуйллех, сын Лобоса, Голл и Ирголл, Лоскеннломм, сын Ломглуннеха, Индех, сын Де Дамнан, правитель фоморов, Октриаллах, сын Индеха, Омна и Багма, да Элата, сын Деблаета.
Против них поднялись Племена Богини Дану и, оставив девять мужей охранять Луга, двинулись к полю сражения. Но лишь только разгорелся бой, ускользнул Луг вместе с возницей от своих стражей и встал во главе воинства Племен Богини. Воистину жестокой и страшной была эта битва между родом фоморов и мужами Ирландии, и Луг неустанно крепил свое войско, дабы без страха сражались ирландцы и уж вовеки не знали кабалы. И вправду, легче им было проститься с жизнью, защищая край своих предков, чем вновь узнать рабство и дань. Возгласил Луг, обходя свое войско на одной ноге, закрыв один глаз: […]
Громкий клич испустили воины, двигаясь в битву, и сошлись и принялись разить друг друга.
Немало благородных мужей пало сраженными насмерть. Была там великая битва и великое погребение. Позор сходился бок о бок с отвагой, гневом и бешенством. Потоками лилась кровь по белым телам храбрых воинов, изрубленных руками стойких героев, что спасались от смертной напасти.
Ужасны были вопли что глупых, что мудрых героев и доблестных воинов, чьи сшибались тела, мечи, копья, щиты, меж тем как соратники их сражались мечами и копьями. Ужасен был шум громовой, исходивший от битвы, крики бойцов, стук щитов, звон и удары кинжалов, мечей с костяной рукоятью, треск и скрип колчанов, свист несущихся копий и грохот оружия.
В схватке едва не сходились кончики пальцев бойцов, что скользили в крови под ногами и, падая, стукались лбами. Воистину многотрудной, тесной, кровавой и дикой была эта битва, и река Униус несла в ту нору немало трупов.
Меж тем Нуаду с Серебряной Рукой и Маха, дочь Эрнмаса{373} пали от руки Балора, внука Нета. Сражен был Кассмаел Октриаллахом, сыном Индеха. Тогда сошлись в битве Луг и Балор с Губительным Глазом. Дурной глаз был у Балора и открывался только на поле брани, когда четверо воинов поднимали его веко проходившей сквозь него гладкой палкой. Против горсти бойцов не устоять было многотысячной армии, глянувшей в этот глаз. Вот как был наделен он той силой: друиды отца Балора варили зелья, а Балор меж тем подошел к окну, и проник в его глаз отравленный дух того варева. И сошелся Луг с Балором в схватке.
– Поднимите мне веко, о воины, – молвил Балор, – дабы поглядел я на болтуна, что ко мне обращается.
Когда же подняли веко Балора, метнул Луг камень из пращи{374} и вышиб глаз через голову наружу, так что воинство самого Балора узрело его{375}. Пал этот глаз на фоморов, и трижды девять из них полегло рядом, так что макушки голов дошли до груди Индеха, сына де Домнан, а кровь потоком излилась на его губы.
И сказал Индех: – Позовите сюда моего филида Лоха Летглас. Зеленой была половина его тела от земли до макушки. Приблизился Лох к королю, а тот молвил: – Открой мне, кто совершил этот бросок? […]
Меж тем явилась туда Морриган, дочь Эрнмаса и принялась ободрять воинов Племен Богини, призывая их драться свирепо и яростно. И пропела она им песнь: – Движутся в бой короли […].
Бегством фоморов закончилась битва, и прогнали их к самому морю. Воитель Огма, сын Элата и Индех, сын Де Домнан, правитель фоморов, пали в поединке.
Лох Летглас запросил пощады у Луга.
– Исполни три моих желания! – отвечал тот.
– Будь по-твоему, – сказал Лох, – до судного дня отвращу от страны я набеги фоморов, и песнь, что сойдет с моего языка до конца света исцелит любую болезнь.
Так заслужил Лох пощаду п пропел он гойделам правило верности:
– Пусть успокоятся белые наконечники копий и пр.
И сказал тогда Лох, что в благодарность за пощаду желает он наречь девять колесниц Луга{376} и объявил Луг, что согласен на это. Обратился к нему Лох и сказал: – Луахта, Анагат и пр.{377}
– Скажи, каковы имена их возниц?
– Медол, Медон, Мот и пр.
– Каковы имена их кнутов?
– Не трудно ответить: Фес, Рес, Рохес и пр.
– Как же зовут лошадей?
– Кан, Дориада и пр.
– Скажи, много ли пало в сражении?
– О народе простом и незнатном не ведаю я, – молвил Лох, – что до вождей, королей, благородных фоморов, детей королевских, героев, то вот что скажу: пять тысяч, трижды по двадцать и трое погибли; две тысячи и трижды по пятьдесят, четырежды двадцать тысяч и девять раз по пять, восемь раз по двадцать и восемь, четырежды двадцать и семь, четырежды двадцать и шесть, восемь раз двадцать и пять, сорок и два, средь которых внук Нета, погибли в сражении – вот сколько было убито великих вождей и первейших фоморов.
Что же до черни, простого народа, людей подневольных и тех, что искусны во всяких ремеслах, пришедших с тем войском – ибо каждый герой, каждый вождь и верховный правитель фоморов привел свой свободный и тяглый народ – всех их не счесть, кроме, разве что, слуг королей. Вот сколько было их по моему разумению: семь сотен, семь раз по двадцать и семь человек заодно с Сабом Уанкеннах, сыном Кайрпре Колк, сыном слуги Индеха, сына Де Домнан, слугой самого короля фоморов.
А уж полулюдей, не дошедших до сердца сражения и павших поодаль, не сосчитать никогда, как не узнать, сколько звезд в небесах, песка в море, капель росы на лугах, хлопьев снега, травы под копытами стад да коней сына Лepa{378} в бурю.
Вскоре заметил Луг Бреса без всякой охраны, и сказал Брес: – Лучше оставить мне жизнь, чем сгубить!
– Что же нам будет за это? – спросил его Луг.
– Коль пощадите меня, вовек не иссякнет молоко у коров Ирландии.
– Спрошу я о том мудрецов, – молвил Луг, – и, придя к Маелтне Морбретах{379}, сказал: – Пощадить ли Бреса, дабы вовек не иссякло молоко у коров Ирландии?
– Не будет ему пощады, – ответил Маелтне, – ибо не властен Брес над их породой и потомством, хоть на нынешний век он и может коров напитать молоком.
И сказал тогда Луг Бресу: – Это не спасет тебя, ибо не властен ты над их породой и потомством, хоть и можешь коров напитать молоком.
Отвечал ему Брес: […]
– Чем еще ты заслужишь пощаду, о Брес? – молвил Луг.
– А вот чем, – сказал тот, – объяви ты брегонам, что если оставят мне жизнь, будут ирландцы иметь урожаи каждую четверть года.
И сказал Луг Маелтне: – Пощадить ли нам Бреса, чтобы снимать урожаи каждую четверть года?
– Это нам подойдет, – ответил Маелтне, – ибо весна для вспашки и сева, в начале лета зерно наливается, в начале осени вызревает и его жнут, а зимой идет оно в пищу ирландцам.
– И это не спасет тебя, – сказал Бресу Луг.
– […], – молвил тот.
– Меньшее, чем это, спасет тебя, – сказал Луг.
– Что же?
– Как пахать ирландцам? Как сеять? Как жать? Поведай о том и спасешь свою жизнь.
– Скажи всем, – ответил на это Брес, – пусть пашут во Вторник, поля засевают во Вторник, во Вторник пусть жнут.
Так был спасен Брес.
В той битве воитель Огма нашел меч Тетра, короля фоморов и назывался тот меч Орна{380}. Обнажил Огма меч и обтер его, и тогда он поведал о всех совершенных с ним подвигах, ибо по обычаям тех времен обнаженные мечи говорили о славных деяниях. Оттого, воистину, по праву протирают их, вынув из ножей. И еще, в эту пору держали в мечах талисманы, а с клинков вещали демоны, и все потому, что тогда поклонялись оружию люди, и было оно их защитой. О том самом мече Лох Летглас сложил песнь. […]
Меж тем Луг, Огма и Дагда гнались за фоморами, ибо увели они с собой арфиста Дагда по имени Уайтне. Подойдя к пиршественной зале, увидели они восседавших там Бреса, сына Элата и Элата, сына Делбаета, а на стене ее висела арфа, в которую сам Дагда вложил звуки, что раздавались лишь по его велению. И молвил Дагда:
Приди Даурдабла,Приди Койр Кетаркуйр,Приди весна, приди зима,Губы арф, волынок и дудок.
Два имени было у той арфы – Даурдабла, «Дуб двух зеленей» и Койр Кетаркуйр, что значит «Песнь четырех углов».
Тут сошла со стены арфа и, поразив девятерых, приблизилась к Дагда. Три песни сыграл он, что знают арфисты, – грустную песнь, сонную песнь и песнь смеха. Сыграл он им грустную песнь, и зарыдали женщины. Сыграл он песнь смеха, и женщины вместе с детьми веселились. Сыграл он дремотную песнь{381}, и кругом все заснули, а Луг, Дагда и Огма ушли от фоморов, ибо желали те погубить их.
И принес Дагда с собой{382} […] из-за мычания телки, что получил он в награду за труд. Когда же подзывала она своего теленка, то паслась вся скотина Ирландии, что угнали фоморы.
Когда закончилась битва, и расчистили поле сражения, Морриган, дочь Эрнмаса, возвестила о яростной схватке и славной победе величайшим вершинам Ирландии, волшебным холмам, устьям рек и могучим водам. И о том же поведала Бадб. – Что ты нам скажешь? – спросили тут все у нее.
