— А зачем?
— А затем, что он и есть его непризнанный сын, Мордан.
Пробудившись, Адамберг взглянул на обнаженный выпотрошенный телефон, тот совсем просох. Он набрал номер технической службы, которая днем и ночью была к услугам разных зануд, и потребовал новый аппарат со старым номером взамен утонувшего.
— Это невозможно, — устало ответила женщина в трубке.
— Возможно. Электронная карта высохла. Надо только переставить ее в новый аппарат.
— Этого нельзя сделать, месье. Это же не стационарный телефон, там стоит электронный чип, который нельзя…
— Я все знаю о чипах, — перебил Адамберг. — Они живучи, как блохи. И я хочу, чтобы вы переселили его в новый корпус.
— Почему бы вам просто не взять другой номер?
— Потому что я жду очень важного звонка лет через десять-пятнадцать. С вами говорят из уголовной полиции, — добавил Адамберг.
— Ну, если так… — Последние слова произвели на женщину впечатление.
— Через час жду новый аппарат.
Он повесил трубку, надеясь, что с чипом ему повезет больше, чем Дамасу с блохами.
XXXVII
Данглар позвонил, когда Адамберг заканчивал одеваться, надев футболку и брюки очень похожие на те, что были на нем накануне. Он старался одеваться всегда одинаково, чтобы не терзаться вопросом, что бы сегодня надеть и как подобрать подходящую пару. А вот второй пары ботинок он в шкафу не нашел, там были только грубые горные башмаки, непригодные для улиц Парижа, и он остановился на кожаных сандалиях, которые надел на босую ногу.
— Я в Роморантене, — сказал Данглар, — и страшно хочу спать.
— Вы проспите четыре дня кряду после того, как обшарите город. Мы у роковой черты. Не упустите след Антуана Юрфена.
— С Юрфеном я закончил. Сейчас иду спать, а потом возвращаюсь в Париж.
— Потом, Данглар. Выпейте три чашки кофе и идите по следу.
— Я шел по следу и все завершил. Понадобилось всего лишь расспросить его мать, она-то не собиралась делать из этого тайну. Антуан Юрфен — сын Эллер-Девиля, он на восемь лет младше Дамаса, непризнанный ребенок. Эллер-Девиль его…
— Как они живут, Данглар? Бедно?
— Я бы сказал, очень стесненно. Антуан работает у продавца замков, живет в комнатушке над магазином. Эллер-Девиль его…
— Превосходно. Садитесь в машину, по приезде расскажете подробности. Удалось что-нибудь узнать о заказчике?
— Вчера в полночь нашел в компьютере. Он из Шательро. Производство стали Месле, огромный завод в промышленной зоне, главный поставщик воздушного флота на мировом рынке.
— Богатый улов, Данглар. Месле — владелец?
— Да, Родольф Месле, инженер-физик, профессор университета, директор лаборатории, руководитель предприятия и обладатель девяти патентов на изобретения.
— Один из которых — ультралегкая, почти не ломающаяся сталь?
— Сверхпрочная сталь, — поправил Данглар. — Да, это одно из его изобретений. Он запатентовал его семь лет и семь месяцев назад.
— Это он, Данглар, он заказал избить Дамаса и изнасиловать девушку.
— Понятно, что он. Но он еще и этакий местный царек, неприкосновенная персона французской промышленности.
— Мы его достанем.
— Не думаю, что министерство скажет нам за это спасибо, комиссар. Тут на карту поставлены огромные деньги и репутация страны.
— А мы и не будем никому говорить, тем более Брезийону. Достаточно информации просочиться в прессу, и через два дня эта сволочь уже не отмоется. Это подмочит ему репутацию, а потом окончательно свалит. Вот где вмешается правосудие.
— Прекрасно, — одобрил Данглар. — Я хотел еще сказать про мать Юрфена…
— Позже, Данглар. Сейчас я должен заняться ее сыном.
Ночные дежурные оставили на столе отчет. Антуан Юрфен, двадцати трех лет, родившийся в Ветиньи и проживавший в Роморантене, департамент Луар-э-Шер, упрямо стоял на своем и позвонил адвокату, который посоветовал ему молчать. С тех пор Антуан Юрфен не раскрывал рта.
Адамберг остановился у его камеры. Юноша сидел на кушетке, стиснув челюсти, играя желваками на костлявом лице и хрустя суставами худых пальцев.
— Антуан, — обратился к нему Адамберг, — ты сын Антуана. Отпрыск Эллер-Девиля, лишенный всего. Признания, отца, денег. Вместо них тебе досталось горе, оплеухи, побои. Ты тоже дерешься и рвешь зубами, но уже своего единокровного брата, Дамаса. Того, кто был признан, кому достались деньги. И который получил столько же пощечин, что и ты, если ты об этом не знал. У вас был один отец, вам доставались одни оплеухи.
Юрфен молчал, только кинул на полицейского взгляд, исполненный ненависти и в то же время беззащитный.
— Адвокат велел молчать, и ты повинуешься. Ты дисциплинированный и послушный, Антуан. Странная черта для убийцы. Если я войду к тебе в камеру, не знаю, набросишься ты на меня или свернешься клубочком в углу. А может, и то и другое. Я даже не знаю, отдаешь ли ты себе отчет в том, что творишь. Ты только действуешь, мысли в тебе я не вижу. Дамас же, напротив, полон мысли, но совершенно беспомощен. Вы оба разрушители, ты действуешь руками, а он — головой. Ты меня слушаешь, Антуан?
Молодой человек сидел неподвижно, по его телу пробежала дрожь.
Адамберг отпустил решетку и отошел, ему было почти столь же мучительно видеть это дрожащее искаженное лицо, как и наивную невозмутимость Дамаса. Папаша Эллер-Девиль мог гордиться собой.
Камеры Клементины и Дамаса были в другом конце коридора. Клементина играла в покер с Дамасом, подсовывая карты под решеткой. За неимением лучшего играли на лепешки.
— Вам удалось поспать, Клементина? — спросил Адамберг, открывая решетку.
— Совсем не так плохо, — отвечала старуха. — Не как дома, но и здесь отдохнуть можно. Когда вы нас с мальчиком отпустите?
— Лейтенант Фруаси проводит вас в душ и даст белье. Откуда у вас карты?
— Это все ваш бригадир Гардон. Мы вчера неплохо вечерок скоротали.
— Дамас, — сказал Адамберг, — приготовься. Потом ты пойдешь.
— Куда? — спросил Дамас.
— Мыться.
Элен Фруаси увела старую женщину, а Адамберг подошел к камере Кевина Рубо.
— Ты выходишь, Рубо, вставай. Тебя переводят в другое место.
— Мне и здесь хорошо, — отозвался Рубо.
— Ты еще вернешься, — ответил Адамберг, широко открывая решетку. — Против тебя возбуждено дело за нанесение телесных повреждений и попытку изнасилования.
— Черт, — выругался Рубо, — я же на шухере стоял.
— Видно, стоялось тебе очень весело. Ты был шестым в списке. А значит, одним из самых опасных.
— Черт, я ведь все-таки пришел вам помочь. Помощь правосудию, это же зачтется?
— Убирайся. Я тебе не судья.
Два офицера вывели Рубо из здания уголовного розыска. Адамберг сверился с записями. «Угри, большая челюсть, чувствительный — Морель».
— Морель, кто сменил пост у дома Мари-Бель? — спросил он, взглянув на часы.
— Ноэль и Фавр, комиссар.
— И какого черта они там торчат? Уже половина десятого.
— Наверно, она останется дома. С тех пор как забрали ее брата, она не открывала магазин.
— Я еду туда, — объявил Адамберг. — Раз Юрфен не хочет говорить, Мари-Бель расскажет мне, что он у нее вымогал.
— Вы так и пойдете, комиссар?
— Что значит «так»?
— Я имею в виду, в сандалиях? Может, вам одолжить что-нибудь?
Адамберг поглядел на свои голые ступни, белеющие между кожаными ремешками, не понимая, чем они плохи.
— А что вам не нравится, Морель? — искренне удивился он.
— Не знаю, — проговорил Морель, думая, как взять свои слова назад. — Вы же начальник.
— Ах вот что, — понял Адамберг. — Не солидно выгляжу, Морель? Вы об этом?
Морель молчал.
— Мне некогда покупать ботинки, — пожал плечами комиссар. — Клементина важнее моей одежды, вы согласны?
— Согласен, комиссар.
— Проследите, чтобы она ни в чем не нуждалась. Я съезжу за сестрой и вернусь.
— Думаете, она будет говорить?
— Вполне возможно. Мари-Бель любит рассказать о себе.
Выходя из подъезда, он столкнулся с почтальоном, который вручил ему посылку, и Адамберг раскрыл ее тут же, на улице. Там он обнаружил свой телефон, поставил коробку на багажник чьей-то машины и порылся в посылке, ища договор, к тому прилагающийся. Чип оказался живучим. Старый номер смогли сохранить и перенести в новый аппарат. Очень довольный, он спрятал телефон во внутренний карман и пошел дальше, через ткань прижимая аппарат к груди, словно желая согреть его и возобновить прерванный разговор.
Он увидел Ноэля и Ламарра на своем посту на улице Конвенции. Ноэль это тот, что пониже. Уши, «ежик», куртка — равно Ноэль. Высокий зажатый детина — это Ламарр, бывший жандарм из Гранвиля. Оба полицейских мельком взглянули на его ноги.
