– Я разберусь, – набравшись духа, ответил Макара Такугава. – И доложу, таратиси кими.
Обращение 'таратиси кими' он произнес после некоторой паузы, невольно выдавая свое презрительное отношение к дайнагону, ибо тот никогда не опускался до нужд городских стражников, а только требовал и требовал.
– Разберусь и доложу, – передразнил его дайнагон. – Я слышал это уже сто десять раз! – и исподлобья посмотрел на Макара Такугава.
– Теперь ошибок не будет, – заверил его Макар Такугава, из последних сил сохраняя самообладание и мучаясь приступом медвежьей болезни.
Сколько бы он ни служил, ему всегда было нехорошо при виде высокого начальства. Пожалуй, это была его единственная слабость.
– Хорошо бы, – смягчил тон дайнагон. – Хорошо бы ускорить и прощупать, сделать так, чтобы они зашевелились, но не очень усердствовать. Намекнуть, не сказав ничего конкретного. Задать перца. В общем, так, как ты умеешь. Напугай, как их, э-э-э… – дайнагон Муромати посмотрел на пустой столик перед собой, словно ища список заговорщиков. Списка у него не могло быть. Список заговорщиков был только у Макара Такугава.
– Да, я знаю, – подсказал Макар Такугава.
– Понял? – усомнился дайнагон и снова поморщился.
В голове у него почему-то застряли два имени: Го-Данго и Натабура, хотя конкретно о них дайнагон и слова не произнес, мало того, он даже не знал об их существовании. Но словно кто-то свыше твердил в левое ухо: 'Го-Данго, Натабура, Го-Данго, Натабура'. Дайнагон с удивлением потряс головой. Этого еще не хватало!
В свою очередь Макару Такугава послышалось, что если имя Го-Данго связано с главным заговорщиком Гёки, то Натабура умудрился стать любовником жены казненного Камаудзи Айдзу – военного правителя восьми провинций. Если это так, то заговор шире, чем я предполагал, подумал он, ниточки тянутся в горные монастыри. Но это надо проверить, иначе можно попасть впросак. Помнится, эту же мысль внушал ему некий кантё Гампэй.
– Понял, таратиси кими. Все понял.
– Но не более того, что я сказал. Тот, кто бежит за солнцем, рано выдыхается, – предупредил он его.
Если у здешних стен есть уши, даже за такие слова можно лишиться головы, не покидая Яшмового дворца. Макара Такугава схватывал на лету: солнце – это, конечно же, регент. Бежать за ним действительно не стоит – можно обжечься или забежать не туда, вернее, туда, откуда не возвращаются. Недаром ему с утра чудилась сэппуку.
– Я ждал только вашего соизволения, – признался он, выказывая неподдельное радение о деле, но без подобострастия, которое так любили в Яшмовой и в Нефритовом дворцах.
– Отлично. Исполнишь и пришлешь рапорт!
Не выйдет из него толка, в который раз подумал дайнагон Муромати, не выйдет. Но другого нет – более опытного и толкового.
– Слушаюсь, таратиси кими, – Макара Такугава поклонился. На глазах выступили слезы умиления.
Он упал бы от слабости в животе на колени, но от этого было бы только хуже, ибо значило потерять лицо.
– Хорошо. Иди служи, – равнодушно ответил дайнагон Муромати.
Макара Такугава покинул кабинет на плохо гнущихся ногах. В ушах стоял противный звон, а в горле пересохло. Утренний воздух был тяжелым и вязким, как сироп. Однако Макар Такугава не смел присесть или хотя бы к чему-либо прислониться, ибо знал, что за ним следят десятки глаз, и если он проявит признаки слабости, об этом тут же донесут Муромати. А слабый или больной начальник городской стражи никому не нужен. Поэтому он достаточно бодро прошествовал по территории Яшмового дворца, сел в красный паланкин с драконами, и только за воротами посмел перевести дух и платком смахнуть обильный пот. Воротник парадного кимоно стал мокрым, как после дождя. Желудок немного отпустило, но Макар Такугава по опыту знал, что это только временное облегчение.
– Эй вы! – крикнул он, высунувшись в окно. – Быстрее!
Хаякаэ припустили что есть духа. За ними едва успевали десять тономори – охранников с нагинатами, которые, бряцая оружием и свирепо покрикивая, разгоняли толпу.
Умиротворенно покачиваясь в паланкине, начальник городской стражи думал: 'Сегодня же вечером… сегодня же вечером… удар исподтишка' План созрел у него давным-давно, и не один. Хочет спровоцировать, думал он об дайнагоне. Хочет, чтобы они зашевелились. Хочет показаться умнее всех. Ладно. Нет ничего проще. Слава мне давно не нужна. Они не поймают меня на этом, подумал он об дайнагоне и об императоре.
По опыту он знал, что это еще больше запутает ситуацию, которую можно разрубить только с помощью ареста и казни всех заговорщиков. Но, во-первых, я не знаю их всех, а во-вторых, такой команды не получил. Стало быть, неразбериха кому-то очень нужна. Я даже знаю кому – императору, конечно. Лишний раз попугать регента. Ну и ладно. Заглядывать дальше – все равно что ходить к ворожее. Это как нарды, которые учат пользоваться моментом – сегодня выпали хорошие камни, а завтра могут попасть плохие. Все это зачтется, когда выигравшая сторона будет праздновать победу, или не зачтется, иронически хмыкнул он и еще раз подумал о сэппуку. Фу! Прочь дурные мысли. Прочь!
Макар Такугава понимал дайнагона с полуслова и никогда не демонстрировал, что знает больше, чем Муромати. Зачем? Зачем показывать, что ты умнее? Людей это раздражает. Только дурак лезет на рожон. Другой бы давно сломал шею на этой должности, а я продержался десять лет. Все потому, что не задаю лишних и глупых вопросов. Ох, Макар, Макар, подумал он о себе в третьем лице, рано или поздно везение кончится. Когда столкнутся два гиганта, таким сошкам, как я, надо хорошенько и очень хорошенько спрятаться. А судя по всему столкновение не за горами. Стало быть, надо вести себя предельно осторожно и держать нос по ветру.
Второй вариант у него был связан с регентским дайнагоном Сюй Фу из Нефритового зеленого дворца. Но с этим вариантом он пока решил повременить. Хотя, если весь город знает, стало быть, знает и Сюй Фу. Но Макару Такугава не полагалось напрямую обращаться к дайнагону регента, который имел статус выше, чем дайнагон императора. Это могло вызвать подозрение в Яшмовом дворце. А измену, как известно, никто не прощает. Значит, время еще не пришло. Вот так и крутишься всю жизнь, тяжело вздохнул начальник городской стражи и покинул паланкин, потому что выносливые, как волы, хаякаэ как раз вовремя добежали до резиденции городской стражи, которая находилась на горе Камбуной. Они опустили паланкин на землю и выпрямили взмокшие спины, почтительно склонив головы. Впрочем, они не очень устали: Макару Такугава еще не успел ожиреть, он происходил из потомственных самураев, сам был самураем и до сих пор ради удовольствия ходил в патруль по ночному Киото, что, конечно же, было далеко небезопасно. Но вид крови всегда действовал возбуждающе. После этого и работалось лучше, а в душе кипел азарт.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
