Тот, кто сложил эту волыну, хотел, видно, упомянуть в ней поименно всех жителей Чайной Страны, чтобы кого–нибудь не обидеть, а их вон ведь сколько!
Жихарь задремал, время от времени приходя в себя на самых жутких местах повествования.
– …Сяхоу Дунь преследовал врага по пятам, но тут в глаз ему попала вражеская стрела. Сяхоу Дунь взвыл от боли и выдернул стрелу вместе с глазом. «Отцовская плоть, материнская кровь – бросить нельзя», – подумал он и съел свой глаз…
– Прости, Бедный Монах, – не выдержал Жихарь. – Только как бы Пропп вместо помощи не прогневался за такие сказки да не наплевал нам в глазки…
– Умолкаю, устыдившись своей бестактности, – поклонился Лю Седьмой. – Да и потом у нас принято рассказывать эту повесть не спеша, в течение нескольких недель…
– Да ты не обижайся, спасибо тебе, Пропп учтет, за ним ничего не пропадает…
– Могу еще поведать о подвигах чудеснорожденного героя А–Ка Сорок Седьмого, владевшего искусством метко плеваться во врага свинцовыми шариками…
– Да спасибо, отдохни, почтенный. Все никак не привыкну – то ли ты молодой удалец, то ли преклонный старец, уж не прогневайся.
Настал черед Принца. Яр–Тур поднялся на ноги, хотя никакой нужды в том не было, и начал рассказывать свою устареллу. Сложена она была вроде песни – одно слово цеплялось за другое, перекликалось одно с другим, отзывалось одно в другом, так что даже напев получался. Яр–Тур при этом то прижимал руку к сердцу, то простирал эту же руку вдаль. Да только никакой дали в углубляющемся колодце не бывает, есть одна высь.
Печальная устарелла его была про мужика–бобыля, как сидит он за пустым столом и тоскует по любимой, которой уже и на свете нет. И влетает к нему в избу ворон – здоровенный, глаза горят, перья все врастопырку – и садится на полати. Бобыль знает, что птица–то вещая, и давай его пытать: встречу я еще свою милую или нет? А ворон ему: «Никогда!» Бобыль опять спрашивает: а душа–то моя успокоится? Ворон свое: «Никогда!» Тогда лети отсюда по–хорошему, советует бобыль, а поганая птица снова–здорово: «Никогда!»
Понравилось, видно, в избе–то. Ну, бобыль огорчился и запил горькую.
На языке Принца слово «никогда» звучало куда страшнее, чем на Жихаревом.
Богатырь подумал, что надо было бобылю задать совсем простой вопрос, например: «Сколько на руке пальцев?» Ворон снова каркнул бы: «Никогда!», поскольку других слов он наверняка не знает, опозорился бы в звании вещего и улетел, теряя перья от заслуженного стыда.
«Всем все объяснять надо, недогадливый какой народ пошел!» – сокрушался Жихарь.
Сам он собрался поведать устареллу про доброго молодца, что из–за бедности и гордости бесстрашно зарубил топором ветхую старушку, но тут Индрик поворотил куда–то в сторону, так что спутникам пришлось ухватиться друг за дружку, да еще и за хвостик.
Индрику такое обхождение не понравилось, он пошел задним ходом, а потом вернулся на прежний отвесный путь. В стене же колодца образовалась дыра, и туда потянулся воздух.
Хвост Индрика согнулся и указал в сторону дыры – дескать, слезай, приехали.
Дыра получилась небольшая, но человеку пролезть впору, даже и богатырю.
– Постой, – сказал Жихарь и добавил с упреком: – Такой здоровый, а уже утомился! Может, нам туда и не надобно.
Он достал ваджру, выбрал на зверином заду место поровнее и проверил. Все правильно – черенок показывал на дыру.
К счастью, первым ринулся в дыру не глупый человек, а умудренный петух.
Будимир, не найдя опоры под ногами, вострепетал крыльями и завис в воздухе, добавив жару в перья.
Жихарь сунул голову в дыру. Сколько петушиного света хватало, простиралась черная бездна, только прямо под носом тянулся по стене открывшейся громадной пещеры неширокий приступочек – в две ступни, не более.
Делать нечего, пришлось лезть, помогая друг другу. Когда все трое оказались на карнизе, Жихарь опять сунулся в дыру, только с другой стороны.
– Прощай, Индрик–зверь, в расчете я с вашим родом: одного загубил, зато другого, можно сказать, самолично взлелеял!
Индрик ласково шлепнул его по щеке кисточкой хвоста и пошел прежним путем вниз, к неведомой цели.
– Заделать бы эту дыру, пока Дикая Охота не примчалась, – сказал Жихарь. – Но тут не до хорошего, лишь бы удержаться. Будимир, лети ко мне, ты небось устал…
Потом еще раз пришлось свериться по ложке, в какую сторону идти, да и способ передвижения вызвал споры: лицом к скале ходить или спиной? Решили спиной.
– Вот, значит, каковы Адские Вертепы, куда не ступала нога живого человека!
– торжественно провозгласил Принц, боком переступая по узенькой полке.
– Подземное царство Диюй состоит из десяти судилищ, каждое из которых имеет шестнадцать залов для наказаний. В первом судилище располагается камера восполнения священных текстов…
Жихарь подумал и решил, что разговоры Бедного Монаха будут хотя бы отвлекать от того, что внизу. «Только бы не усыпил он меня опять…»
– Во втором судилище душу встречают мохнатая собака Чжэн–нин и Красноголовый Чи–фа. Сюда отправляются души мужчин и женщин, вступавших в недозволенную связь, души воров, дурных лекарей и обманщиков…
«Вот куда меня и законопатят, – прикинул Жихарь. – Это надо же – на земле тюрьма, под землей тюрьма… Небось эти сволочи и на небесах тюрьму изладят, и тогда вовсе некуда будет податься…»
– В залах третьего судилища, именуемого Хэй–шен – черная веревка, грешникам перевязывают веревкой горло, руки и ноги, клещами сжимают печень, строгают сердце… В это судилище попадают те, кто думал, что император не заботится о подданных…
«Смотри–ка, и здесь мне местечко уготовано, – отметил Жихарь. – Я ведь всегда всякое начальство сволочил. Так что же теперь – разорваться мне, что ли?»
Свет от Будимира шел уже не золотой, а вполнакала, красный. В его лучах и самих странников можно было принять за уроженцев Адских Вертепов.
– В четвертое судилище направляются неплательщики налогов, те, кто крадет камни из мостовой и масло из фонарей…
«Масла не крал, а налогов сроду не платил. Хотя ведь и мостовую случалось разворошить, так не зря же говорится, что булыжник – оружие богатыря–то…»
– Стой, – сказал Жихарь. – Довольно народ расстраивать.
– …те, кто писал дурные книги и рисовал неприличные картины, – произнес Лю Седьмой и замолк.
– Слышите, внизу что–то шуршит? Внизу не только шуршало, но и скрипело, скрежетало, даже чавкало внизу.
– Найдется, чем покормить Будимира? У Бедного Монаха в рукаве да не нашлось бы! Красный Петух охотно защелкал сухим горохом. Снизу доносился похожий щелк.
– Наелась, пташка? Тогда полетай да посвети нам как следует. Кто там водится?
Будимир сильно оттолкнулся от Жихаревой руки, взмахнул крыльями и осветил бездну маленьким солнышком.
Не больно глубокой предстала бездна. Все дно ее шевелилось, вспучивалось и опускалось, как живое.
– Будимир, кто это? – прошептал Жихарь.
Петух бесстрашным соколом ринулся вниз, кого–то там ухватил и вернулся к хозяину.
Богатырь взял добычу и рассмотрел как следует.
– Ага! – воскликнул он. – Так вот где они зимуют! А я–то голову ломаю!
Летом, бывало, наловишь их полную рубаху, потом сваришь и отправляешься в дозор. Щелкаешь их всю ночь, чтобы не заснуть…
– Да кто же это, сэр Джихар? – не выдержал Принц.
– Это вот кто: сапожник не сапожник, портной не портной, держит во рту щетину, в руках ножницы.
Грядущий король глубоко задумался.
– Если он не сапожник и не портной, сэр Джихар, то он, без сомнения, либо коновал, либо скупщик краденого.
– Думай лучше, простота: идет в баню черен, а выходит – красен…
– Ха–ха, да тут и ребенок догадается! Это арап, которого до крови исхлестали вениками!
– Сам ты арап, братка. Держи! С этими словами Жихарь сунул под нос побратиму небольшого рака.
– Значит, где–то тут и вода быть должна. Идем дальше.
Шли еще довольно долго. Лю Седьмой рассуждал:
– Видимо, у Небесной Канцелярии возникла необходимость учредить еще одно, одиннадцатое судилище. Сюда, вне всякого сомнения, попадают те, кто при жизни сгущал краски, распространял заведомо ложные…
Рак тем временем изловчился и клешней ухватил Яр–Тура за королевский нос.
Принц охнул, а Жихарь от неожиданности уронил пленника.
– Не хотелось бы мне последовать за ним. – Принц озабоченно щупал нос.
– Ну, не отстриг же он его тебе напрочь, не убивайся. Вот и тропа книзу пошла…
Скальная полочка действительно пошла книзу и в конце концов привела на ровное место. Раки сюда выползали редко, держались кучей, грели друг друга.
