Конь неопределенного дымчато-синего, сливающегося с вечерним сумраком цвета под ним настолько исхудал, что напоминал поднятый некромантом скелет, обтянутый сухими жилами и обвисшей складками клочковатой шкурой.
Да и сам седок, облаченный в жалкое рубище с закрывающим лицо глубоким капюшоном, казалось, лишь чудом держится в седле, ибо вся его фигура говорила о крайней степени истощения. На фоне почти лишенных иссохшей плоти голеней и рук костлявые кисти и стопы казались просто гигантскими, а сквозь прорехи, открывавшие ввалившийся живот, кажется, просвечивал позвоночник.
Вечер Нави, похоже, воплощал собой голод, он алкал добычу и в своих поисках не собирался останавливаться. Во всяком случае Ева как-то поняла, что его мертвый взор, как и залепленные бельмами глаза коня, способны видеть то, что находилось внутри очерченного Левой круга. И даже звуки свирели не могли ему помешать. Ева нырнула под полог палатки, точно маленький ребенок, который при виде опасности закрывает глаза и прячется под материнскую юбку. Даже если бы они полностью разбили лагерь, без костра это вряд ли бы что-то изменило.
Лева днем пояснил, что, если всадник ее обнаружит, плена избежать не удастся, и даже искусство кудесника не сможет ей помочь. Всадники настолько сильны, что иногда показываются даже в Яви, становясь предвестниками множества бед. В тонких мирах от их взора спастись куда сложнее, и воле противостоять невероятно сложно.
Еву, конечно, хранит перо, он плен у Карины — это участь едва ли не хуже смерти. Захватив ее, ведьма, не прибегая к насилию, получит безотказный механизм давления на Филиппа. Даже сейчас с помощью иллюзий и обманок она, нащупав слабое место сокола, им манипулирует, ведя изощренную игру. И как этого всадника отогнать?
Когда из своего ненадежного укрытия Ева разглядела, как внезапно ярко и бодро вспыхнул костер, а лагерь окружила сплошная стена огня, она не сразу догадалась, в чем же здесь причина. Когда же она увидела прекрасную птицу с сияющим оперением, пролетевшую над самой конской мордой и обдавшую всадника снопом искр, загоняя обратно в лес, она поняла, почему так тревожился и протестовал Лева.
Маша, хотя уважала ведовское мастерство любимого мужа, на этот раз сделала по-своему, приняв единственное, решение, которое считала правильным. Костер разгорался все жарче, прогоняя сумрак и согревая в жилах замороженную страхом кровь. А над лесом сияющей кометой, не причиняя, впрочем, вреда деревьям, преследуя отступающего в панике всадника, летела жар-птица.
Глава 20. Путь кудесника
Когда след от сияющих крыльев померк где-то вдалеке за лесом золотыми всполохами припозднившегося заката, Лева, словно выйдя из оцепенения, принялся ставить палатку, а Ева забросила в котелок вместе с маслом лук и собранные еще утром возле стоянки грибы. Крупу, которой осталось немного, рассчитывала на двоих. Тем более что есть совсем не хотелось, хотя похлебку Лева хвалил. Или он просто, как всегда, старался ободрить?
— Переживаешь за нее? — сочувственно спросила Ева, когда спутник начал настоятельно отправлять ее спать, намереваясь в одиночку дежурить всю ночь.
— Она, как и ты, еще ни разу не ночевала одна в лесу, — поделился Лева. — И оперение у нее слишком приметное. Она же, как и твой нареченный, птица Верхнего мира! Как бы Карина чего не заподозрила.
Куда и зачем улетела Маша и с какой могущественной силой она схлестнулась, он обсуждать, похоже, не собирался.
Ева кое-как подобрала слова поддержки, понимая, что они ничего не значат, но говорить их надо, просто чтобы поделиться душевным теплом. Жаль, что скованность и боязнь показаться смешной всегда мешали ей выражать чувства. Филипп, разбивший ее ледяной панцирь, научил ее не только ощущать горячее биение жизни во всей ее полноте, но и делиться им с окружающими, и за одно это она была готова разбивать железные сапоги и грызть каменные караваи.
По поводу Карины Лева знал, что говорил, а вот насчет жены беспокоился зря.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Едва Ева погрузилась в сон, она увидела дивный, не иначе райский сад, где на цветущих деревьях висели наливные плоды. Под сенью раскидистых яблонь, будто у бабушки в гостях, удобно расположилась Маша. Окруженная золотистым сиянием пожилая женщина со строгим пучком седых волос и в вязаной шали, напоминающей крылья, угощала ее золотыми и розовыми яблоками, наливала чай, накладывала варенье. Чуть поодаль, помешивая ложечкой в стакане сахар и с улыбкой глядя на женщин, сидел подтянутый благообразный старец в форме военного летчика.
Тем временем дочь олигарха бесновалась возле своего зеркала, из глубины которого на нее сочувственно смотрела мать.
— Ушла, гадина! — рассерженной кошкой шипела Карина, смазывая какой-то суспензией, возможно, даже банальным пантенолом, обожженные руки. — Воспользовалась коридором междумирья.
— А что всадники? — обеспокоенно спросила Елена. — Слепому ж ясно, что жар-птица появилась в Слави не просто так. Хозяйка пера где-то рядом.
— Вот в том-то и дело, что непонятно где, — скривилась от досады и боли Карина. — Вечер, самый ушлый, подобрался незаметно, но и он не сумел ее разглядеть. А зеркало мне вообще выдает одну и ту же обманку.
Она провела рукой, и гладь, пойдя рябью, услужливо продемонстрировала больничную палату, где у ложа Филиппа, сменив Дарью Ильиничну, изображая Еву, сидела ее мать.
— И куда мне, спрашивается, посылать погоню? — сердито тряхнула черной копной Карина. — И почему тут нельзя, как в нашем мире, просто навесить маячки или воспользоваться спутником, коли уж всадники ни на что не годны?
— Переиграть Водяного и его дочерей в лабиринте отражений непросто, — покачала украшенной шаманскими амулетами головой Ищеева-старшая. — Конечно, Лана жестоко поплатилась за то, что пошла против Хозяина Нави и помогла Кудеснику меня пленить. Но развеять чары ее проклятого зеркала под силу лишь наследнику Финиста, а он у тебя в руках. Не спорю, если бы ты с самого начала завладела пером, тебе не пришлось бы пускаться на все эти ухищрения. Но Полоз хитер, да и девчонка оказалась крепким орешком. Запасись терпением. Похоже, она сама идет в твои руки. Зачем она еще могла отправиться в Славь?
— Ни за что не поверю, что все так просто, — покачала головой Карина. — Наверняка Полоз и его племянница придумали какой-то хитрый план. В любом случае, у меня еще остался Ночь, а сын Кудесника остался один. Да и с нашим птенчиком не все так безнадежно. Мне показалось, что вчера он заглотнул наживку. Если он добудет наковальню, перо уже не понадобится. Но для подстраховки лучше иметь хозяйку пера при себе, коли она оказалась его единственным слабым местом. А если нет, можно попробовать запугать девчонку.
Карина прошла в выглядевшую сейчас как одноместный номер со всеми удобствами камеру Филиппа. Убедилась, что пленник спит. Провела рукой по его волосам с таким видом, с каким обычно поправляют перышки охотничьих трофеев или пластины лисьего манто. Приказала Елани и другим кикиморам принести ему еду, вытащила гребень и ушла, словно ненароком оставив на прикроватной тумбочке ноутбук.
Трудно сказать, кто в тереме Карины выполнял обязанности повара, но завтрак кикиморы накрыли не хуже, чем в дорогом отеле где-нибудь в Мюнхене. Помимо яичницы с беконом, сосисок и дежурных круассанов с разными начинками на подносе стояли тарелки с овощами, ягоды и фрукты, соки, несколько видов йогуртов и, конечно, горячий кофе. Когда дивный, бодрящий аромат достиг ноздрей Филиппа, тот, судя по его растерянному виду, сначала не поверил обонянию, потом долго тер глаза, прежде чем убедиться, что еда — не иллюзия, а между ним и подносом нет никаких преград.
Когда Балобанов утолил первый голод, взгляд его упал на ноутбук. В глазах загорелся знакомый Еве охотничий азарт, пальцы со сбитыми костяшками привычно пробежались по клавиатуре. Когда Филипп кодил, его руки обычно напоминали кисти концертирующего пианиста. А он на столько времени оказался отлучен от любимого дела.
