— Я пытаюсь понять, почему моей девушке необходимо оголяться и позволять людям видеть ее фотографии в таком виде! — произнес я куда агрессивнее, чем рассчитывал... а затем я накрыл ее губы своими губами в поцелуе.
Сначала я проник в нее своим языком. Позже я получу больше, но сейчас мне просто нужно было войти в ее тело любым возможным способом. Мне было крайне необходимо, чтобы она меня приняла. Она все еще была вне себя от злости, но я почувствовал ее отклик в тот момент, когда мы соединились. Она все еще была моей девушкой, и мы оба знали это, когда я взял ее за подбородок и крепко поцеловал. Губы, язык и зубы действовали сообща, чтобы отправить конкретное сообщение. Ты моя, я знаю, что ты хочешь быть моей.
Я был настроен взять ее. У этой размолвки будет один исход и только один — мой член, погруженный в ее сладкую дырочку в сексуальном неистовстве.
Не было никаких оправданий тому, что я сделал дальше. Я взял ее. Взял то, что было моим, подчинив Брианну своей воле.
Она никуда не денется от меня, пока я в ее теле. Духовную составляющую придется рассмотреть чуть позже. Сначала секс, потом разговоры. Такая тактика уже срабатывала раньше, и я был уверен, что сработает и сейчас.
Я поднял ее и отнес к нашей кровати. Она окинула меня пылающим взглядом, пока я укладывал ее, распахнув шелковый халат и освободив ее волосы от заколки. Ее грудь вздымалась и опадала, а соски набухли, пока я раздевался, избавляясь от одежды. Мой член был таким твердым, что мог взорваться при первом же выбросе спермы.
Я собирался это выяснить и был более чем готов рискнуть, потому что будет второй заход и, возможно, третий. Какое-то время мы будем поглощены друг другом.
Я накрыл великолепное нагое тело Брианны, которое должен был видеть лишь я один, и трахнул ее. Трахнул жестко. Она жестко трахнула меня в ответ. Мы трахались, пока оба не кончили. Трахались снова и снова, пока в этом не отпала необходимость. Пока нам не осталось ничего, кроме как провалиться в сон после всех этих оргазмов, физически измотанные от удовольствия, которое опалило нас своим жаром и одурманило своей дымкой... полностью вырубившись.
♥
Меня разбудил старый кошмар, где я смотрю видео со своим участием и хочу умереть. Та жуткая картина, которая отпечаталась в моем мозгу и останется со мной до конца моих дней. Сомневаюсь, что ее вообще можно стереть из моей памяти; я была обречена жить с этим образом, засевшим в моей голове, всю свою жизнь. Я уже не в первый раз задумывалась, вспоминали ли те трое об этом видео после случившегося. Я не была знакома с двумя другими, но неужели Лэнс не сожалел о том, что со мной произошло? Задумывался ли он когда-нибудь об этом? О том, какой несчастной стала моя жизнь после того, как они меня изнасиловали? Какой она стала жалкой. Уродливой и безобразной.
Я попыталась заглушить свой маленький срыв, произошедший посреди ночи, но Итан обладал уникальным слухом. У нас был взрывной секс, мы выплеснули гнев и разочарование посредством наших тел, но главная суть проблемы все еще развевалась на ветру, как сигнальный флаг. В сущности, мы ничего не решили.
Итан, лежащий рядом со мной, зашевелился и притянул меня ближе. Я почувствовала, как его сильные руки обхватили меня, а губы поцеловали в макушку. Он гладил меня по волосам и обнимал, пока я рыдала.
— Я безумно тебя люблю. Мне больно видеть тебя расстроенной. Я бы предпочел, чтобы ты злилась на меня, чем так страдала, детка.
— Все в порядке. Я знаю, что ты меня любишь, — прошептала я между всхлипами, вытирая глаза.
— Люблю, — ответил он и нежно поцеловал ее. — Я сожалею о том, как вел себя сегодня с тем фотографом, — он выдержал паузу, — но я все еще ненавижу твою работу и не хочу, чтобы ты в дальнейшем этим занималась.
— Я знаю...
— Значит, ты перестанешь позировать?— В его голосе звучала надежда. Жаль, что я собиралась ее растоптать.
— Не думаю, что смогу, Итан. Я не могу перестать позировать... даже ради тебя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он ждал, когда эти слова слетят с моих губ. Было больно произносить их, но он должен был услышать это признание от меня. Правду порой трудно вынести, и я представляла, насколько трудной она станет для Итана, но я хотела донести до него все без утайки. Я многим ему обязана.
— Почему, Брианна. Почему ты не можешь оставить работу моделью? Почему ты не сделаешь это ради меня?
На глаза снова навернулись эти проклятые слезы.
— Потому что... — всхлипнула я, — потому что снимки, для которых я сей-сейчас позирую, так... т-так прекрасны. Благодаря им... я становлюсь такой красивой!
Итан обнимал меня, пока я плакала. Он, похоже, понял, что для меня это откровение стало своего рода достижением. Жаль, что рядом нет доктора Розуэлл.
— Так и есть. Ты права, Брианна. Твои фотографии просто великолепны. — Он нежно поцеловал меня, неспешно скользнув своим языком по моему. — Но ты всегда была красивой, — прошептал он возле моих губ.
Как же он ошибался. Итан не смотрел это видео, поэтому не знал, но мне была известна правда.
— Нет. Ты не понимаешь меня. — Я вытерла слезы. — Ты не понимаешь, зачем мне нужны эти фотографии, на которых я выгляжу красивой. — Я тяжело вздохнула у его груди, мои пальцы начали кружить по его мышцам.
— Тогда объясни мне, чтобы я понял.
Не знаю, как мне удалось выговорить эти слова, но у меня получилось. Сквозь слезы, которые текли все сильнее, и благодаря его умиротворяющей силе и терпению, пока он обнимал меня и гладил по волосам, я, наконец, раскрыла другому человеку свою ужасную правду.
— Потому что то видео со мной было... мерзким. Каждый кадр был отвратителен. Я была на них уродиной! И раз уж у меня есть возможность заменить уродство чем-то прекрасным, я могу вложить в свою работу чуть больше опыта каждый раз, когда создаю нечто новое. - Итан перекатил меня под себя и навис надо мной, приблизив мое лицо к своему.
— В тебе нет ничего уродливого, — сказал он мне.
— Есть. На том видео я была уродкой.
Он замолчал, его взгляд метался по моему лицу, пока он изучал меня.
— Так вот почему, детка? Это причина, по которой ты пыталась... убить своих...
— Да! — всхлипнула я, уткнувшись в мощную грудь Итана, и позволила ему обнять меня. Теперь он знал мою правду. Мой заскок. Мою дисфункциональную странность. Мотивацию, которая ежедневно подгоняла меня и которая, как я полагаю, останется со мной навсегда. Я молилась, чтобы он принял меня такой, несмотря ни на что.
Он долгое время молча обнимал меня и размышлял над тем, чем я с ним только что поделилась. Я знала, что таков его метод усвоения информации. Итан был невероятно честным и прямолинейным человеком со своим мнением, потребностями и умозаключениями.
— Я ненавижу не сам процесс съемок. Я понимаю, что вы все профессионалы, выполняющие свою работу. Фотограф просто использует тебя как объект своего искусства, как захватывающий дух образ. — Он провел ладонью по моему бедру. — Я знаю, что тот парень не заигрывал с тобой. Он воспринимал твое тело как произведение искусства.
— Саймон — экстравагантный гей, в отличие от обычных геев, если ты не заметил.
— Я заметил, детка, — тихо усмехнулся он. — Если не одежда, то его девичий визг подтвердил это.
— Бедный Саймон. Знаешь, я пригласила его на свадьбу. Он хотел надеть новый итальянский костюм цвета зеленой листвы, который видел в магазине Милана, — попыталась я его немного подразнить.
— Потрясающе, — тяжело вздохнул он. — Я позвоню ему завтра и извинюсь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Спасибо.
Но Итан еще не закончил выражать свои чувства. Он хотел сказать еще кое-что.
— Мне ненавистно, что люди видят твое тело на фотографиях. Мужчины глазеют на тебя. Мужчины, как и я, видят тебя обнаженной и хотят поиметь. Брианна, мне это ненавистно, потому что я не хочу, чтобы кто-то смотрел на тебя такую и думал так о тебе. Я хочу тебя только для себя. Это эгоистично, но для меня это так.
