— Если ты не будешь со мной мил, я всем расскажу, что тебя здесь видела.
Джейн Хольцер… суммой всего этого является гламур, причем гламур очень специфического для Нью-Йорка сорта. С этой своей колоссальной короной волос и длинным прямым носом Джейн может быть невероятно красивой, но она никогда не оказывается Красоткой Первый Сорт.
— Некоторые люди смотрят на мои фотографии и говорят, что я выгляжу очень зрелой и искушенной, — говорит Джейн. — А некоторые, наоборот, заявляют, что я выгляжу как ребенок. Мол, что с нее взять, Малышка Джейн. В общем, я хочу сказать, что и сама не знаю, как я выгляжу. Догадываюсь, что просто как еврейка шестьдесят четвертого года. — Она не пытается предстать сексуальной. В ее возбуждении слышится что-то иное. Это почти чистое возбуждение. Это восторг Нового Стиля, Нового Шика. Пресса так пристально наблюдает за Джейн Хольцер, как будто она являет собой некую уникальную деталь… какого-нибудь радара. Все получается так, словно вся ее цилиарная корона расходится по сторонам и служит в качестве антенны для новых волн стиля. Для редакторов журналов, газетных обозревателей, фотографов и художников-постановщиков здесь вдруг оказалась одна-единственная яркая девушка, которая суммирует в себе все то новое и шикарное, что присуще Девушке Года.
Как объяснить, что такое Девушка Года? О, она является символической фигурой, которую пресса ежегодно выискивает в Нью-Йорке со времен Первой мировой войны ввиду развала традиционного Высшего Общества. Старый истеблишмент, однако, по-прежнему держится, по-прежнему имеет свои клубы, котильоны и выставочные балы, он по-прежнему в основе своей протестантский, и он по-прежнему управляет двумя невероятно могущественными сферами Нью-Йорка — финансами и корпоративным правом. Однако все это время наряду с ним существовало крупное и куда более ослепительное общество («клубное общество», как его называли в двадцатых и тридцатых годах), составленное из людей, чей статус основывается не на собственности и родословной, а на разнообразных блестящих эфемерах: шоу-бизнесе, рекламе, связях с общественностью, искусстве, журналистике или попросту на новых деньгах самых разных сортов — из людей с великими амбициями, которые собрались в Нью-Йорке, чтобы эти самые амбиции удовлетворить, которые ищут новые стили с тем, чтобы их символизировать.
Что касается собственных стилей истеблишмента… что ж, поначалу они были слишком тусклыми. Все эти заниженные одеяния, темная древесина, высокие потолки, серебряные изделия, уважительные нянюшки и так далее и тому подобное. Многие столетия их тип власти порождал стили — палладианские здания, крахмальные галстуки, — однако с нарастанием демократичности фасада американской жизни все это дегенерировало до различных эзотерических преуменьшений, зачастую загадочных — «топсадеров» вместо теннисных туфлей, визитных карточек со словом «мистер» пред именем, вилок для правой руки.
Журналы и газеты стали высматривать героинь, которые символизировали бы Другое Общество, «клубное общество» или как там его еще назвать. Поначалу, в двадцатые годы, они выбирали более ярких дебютанток, девушек с социальными верительными грамотами, которые также перебрались в «клубное» общество. Однако стиль Другого Общества начал смещаться и меняться со все более и более безумными темпами, так что идея Сверкающей Дебютантки уже не работала. Последней из Сверкающих Дебютанток, такой Дебютанткой, которая добралась до обложки журнала «Лайф», была Бренда Фрэзер, однако и сама Бренда Фрэзер, и брендафрэзеризм канули в прошлое еще в тридцатые годы. В более недавнее время Девушке Года следовало быть все более и более экзотичной… а, также экстраординарной. Кристина Паолоцци! И ее подвиги! Кристина Паолоцци устроила празднование своего двадцать первого дня рождения в Палладиуме, дворце пуэрториканской пачанги, а после этого вращение ее становилось все быстрее и быстрее, пока с одним грандиозным центростремительным жестом Кристина Паолоцци не появилась облаженной, анфас, в журнале «Харперс Базар». Некоторые становились Девушками Года, потому что их слава внезапно проливала свет на их стиль жизни, а их стиль жизни с легкостью можно было продемонстрировать, как вышло с Джекки Кеннеди и Барброй Стрейзанд.
Однако Малышка Джейн Хольцер иная. Ее стиль жизнь создал ее славу — рок-н-ролл, подпольные фильмы, приходящие в упадок чердаки, модели, фотографы. Живой поп-арт, твист, фраг, «картофельное пюре», брюки в обтяжку, прерафаэлитская шевелюра, стиль аффектации. У всего вышеперечисленного есть общий знаменатель. В свое время высокий стиль создала власть. Однако теперь высокие стили приходят из низких мест, от людей, у которых нет никакой власти, которые, по сути, от нее ускользают, которые маргинальны и сами высекают себе миры в нижних глубинах, в испорченных «андеграундах». «Роллинг Стоунз», сам рок-н-ролл и твист — все они пришли из преисподней современной подростковой жизни, из того, что многие годы считалось маргинальным, бракованным уголком мира искусства, фотографии, населяемого бедными парнишками, неудачливыми претендентами. «Подпольные» фильмы — смесь аффектации и Художественного Отчуждения, где Иона Мекас кричит подобно какому-то гуманному эхо с палубы последнего корабля Гарольда Стирнера, отправляющегося в Гавр в 1921 году: «Вы, грязные и буржуазные носители псевдокультуры! Вы говорите, что любите искусство — так почему же вы не даете нам денег на кинопленку для наших шедевров и не прекращаете выть про голые задницы, которые мы демонстрируем? Вы, дерьмовые псевдо!» Тинейджеры, «бохос», мастера аффектации, фотографы — все они победили просто по умолчанию, потому что, в конце концов, они действительно создают стили. И теперь Другое Общество отправляется к ним за стилями подобно тому, как декаденты другой эпохи отправлялись к пристаням в Рио, чтобы найти там тех пылающих жизненной энергией дьяволов, будь прокляты их крепкие шкуры, этих пролетариев, отплясывающих танго. Да! Ох ты боже мой — эти пылающие жизненной энергией пролетарии!
Лед тронулся, и неужели кому-то не видно, как это видно Джейн Хольцер, что все эти люди… в общем, все они чувствуют, что они живы. Неужели кто-то не в силах понять, что для нее означает простое сидение в своей квартире на Парк-авеню, в комнате с двумя полотнами Рубенса на стене, каждое стоимостью в полмиллиона долларов (если они, понятное дело, подлинные)? Это почти ничего для нее не значит. Но кое-кто этого не чувствует.
На Джейн Хольцер сейчас липнущий к ребрам свитер «Пуа» — новый фасон, с короткими рукавами. На голове бигуди. Она носит слаксы в обтяжку. Бедра у нее очень узкие. У Джейн вообще мальчишеское тело. Худые руки с длинными-длинными пальцами. Она ерзает на кушетке, болтая по телефону в своей квартире на Парк-авеню.
— Да-да, я знаю, что это значит, — говорит Джейн, в телефонную трубку, — но я в том смысле, что не могли бы вы всего лишь недельки две подождать? Я ожидаю, что тут кое-что выкристаллизуется, один фильм, и тогда у вас получится настоящая статья. Понимаете, что я имею в виду? Я хочу сказать, у вас просто должно быть что-то, о чем вы станете писать, а не просто Малышка Джейн, сидящая в своей квартире на Парк-авеню в окружении всяких там безделушек. Понимаете, что я имею в виду? …Ну да, хорошо, но мне кажется, что тогда статья получится… Ну да, ладно… всего хорошего, братишка.
Затем она резко разворачивается и объясняет мне:
— Меня это просто бесит. Звонил ___. Он хочет написать про меня статью, и знаете, что он мне сказал? «Мы хотим написать про тебя статью, — заявил мне этот тип, — потому что в этом году ты очень важная персона». Представляете, как я после этого себя чувствую? У меня такое чувство, будто мне сказали что-то вроде: «Ладно, Малышка Джейн, мы позволим тебе в этом году поиграть, так что резвись в свое удовольствие и танцуй, но в следующем году… в общем, в следующем году, Малышка Джейн, все для тебя будет кончено». Я хочу сказать, я… Вы понимаете? Я имею в виду, мне очень хочется ответить этому типу: «Ладно, братишка, я Девушка Года, а ты Редактор Минуты, и знаешь что? Эта минута уже закончилась».
Эта мысль одновременно и возбуждает Джейн, и беспокоит. Вообще-то она часто возбуждается по всякому поводу, но радостно, открыто, ее глаза широко распахиваются и все вбирают в себя. Теперь же она выглядит обеспокоенной, как будто весь мир мог бы оставаться на редкость простым и веселым местом, не будь там такой уймы старых склеротиков, которые его поганят. На полу у самых ног Джейн расположились две собачки, миниатюрный пудель и йоркширский терьер, которые время от времени поднимаются в каком-то затаенном негодовании, скаля иголочки своих зубов и колоратурно рявкая.
— Эх, ___, — вздыхает Джейн, а затем говорит: — Знаете, если в тебе вообще хоть что-нибудь есть, вокруг тут же оказывается великое множество злобных людей, просто мечтающих тебя побольнее ранить. Я недавно пошла на открытие театра «Метрополитен-опера» в белой норковой шубе, и знаете, какой номер отколола там какая-то женщина? Эта женщина подозвала одного из корреспондентов и сказала: «Ха-ха, Малышка Джейн взяла эту шубу напрокат, специально, чтобы сюда в ней пойти. Она вечно берет напрокат одежду». Вот какие люди злобные! А ту шубу мне вообще-то подарила моя матушка, когда я два года тому назад вышла замуж. Я хочу сказать, мне все равно, если кто-то думает, будто я беру напрокат одежду. Подумаешь, ___! Кому какое дело?
