— Заря, — заорал он откуда-то спереди, почти совсем рядом, — выползай оттуда, пока не задохнулась, к собакам дохлым.
И тут же через несколько шагов она увидела мутный свет спасения и вот в такой позе, жопой к верху, буквально выскочила наружу и остановилась, жадно глотая свежий воздух. Вдруг откуда-то с неба на неё хлынул поток холодной воды. Она не то взвизгнула, не то звонко хрюкнула от неожиданности и резко вскочила на ноги. Всё вокруг плавало и качалось, но холодный душ привёл в сознание, хоть и пьяное. Она убрала с лица мокрые волосы и увидела прямо перед собой двух мальчишек лет по десять, двенадцать, не старше, которые в упор выставились на её промежность. Зорька, не спеша и даже где-то величаво, прикрыла лобок обеими руками, а затем из одной, скрутила фигу. Мальчишки вдруг встрепенулись, пришли в себя и как-то резко засмущались, заметались на одном месте, явно чувствуя себя неловко. За озирались по сторонам и по виду вообще готовы были провалиться сквозь землю. Зорька тогда ещё подумала: «Как странно они себя ведут. Они что не разу в жизни девку не видели?» Откуда ей было тогда знать, что в логове девок попросту нет и никогда не было. И если эти мальчики и видели когда-нибудь голую девочку, то это было для них очень давно. Но Зорьке её выходка понравилась, и она была очень довольна собой. Пока она издевалась над мальчиками, атаман окатил себя водой из большого ведра, выхватил шубу из рук совсем потерявшихся мальчишек и грозно у них поинтересовался:
— Пожрать накрыли?
— Всё готово, атаман. Сейчас горячее носить будем.
И тут оба, с пробуксовкой по траве, рванули куда-то за шатёр. Зорька аж расцвела в улыбке, но сильные мужские руки подхватили её и понесли. У неё опять внутри всё затрепетало, дыхание перехватило, но донеся её до входа в жилище, он резко поставил её на ноги, даже грубо как-то. Даже не поставил, а небрежно бросил, по крайней мере Зорьке так показалось, и она даже успела обидеться, забыв про то в каком положении находится.
— Залазь, — скомандовал он.
Молодуха на волне короткой забывчивости злобно на него зыркнула, но упёрлась в его ещё более злобный, в упор смотрящий взгляд, от чего тут же стушевалась, запаниковала, резко вспомнив кто она теперь и где находится. Девка не мешкая юркнула в темноту кибитки и почему-то каким-то непонятным чувством поняла, что ничего хорошего сейчас не произойдёт. Вернулся страх перед этой сволочью. Она опять его боялась. Зорька прошла куда он велел и потупила взгляд, уставившись в пол, застеленный соломой, даже не порываясь оглядеться и рассмотреть всё вокруг. К ней вернулся тот самый ужас, что был в самом начале, когда он сбросил её с повозки. Он был почему-то опять злой и именно это вернуло неё в изначальный страх. «Неужели та безобидная шалость с мальчишками так его разозлила?» — спрашивала она себя. Атаман приказал ей сесть на лежак, и она села. Он накинул на неё мягкое меховое одеяло, и она тут же закуталась в него чуть ли не с головой, почувствовав при этом хоть какую-то защищённость, ну или по крайней мере возможность в него спрятаться.
— Ешь. Голод не баба, в шею не вытолкаешь. И голову мыслями не забивай. Говорить будем потом.
— О чём? — машинально и не задумываясь буркнула Зорька, пропустив мимо ушей то, что он отчётливо сказал, что говорить будет потом.
Раздался мерзкий, громкий хруст ломающихся костей дичи, поставленной на стол и наступила тишина. И вдруг он буквально взревел:
— Я тебя предупреждал, кажется, что дважды не повторяю!
Мгновенная паника накрыла Зорьку. Она юркнула в меховое одеяло, спрятавшись там полностью, с головой и в ужасе не только зажмурилась, но и втянула голову в плечи. Она была уверена, что её сейчас будут бить. Время шло медленно, а бить её он не стал, но высовывать нос из-под меха, она всё же не решилась. Слышно было как он ест. Молча. У самой аж бока подвело от запахов и осознания того, что он ест, а она нет. Есть хотелось очень, но вылезти всё же побоялась и просидев весь обед принюхиваясь и прислушиваясь к каждому шороху, осталась голодной. Она сейчас ни о чём не думала, она просто сидела, тряслась и тихонько плакала. Почему-то вспомнился дом, мама, сёстры, подруги. Что с ними сейчас? Где они? Молодуха, из неё в бане, куда-то скрылась и наружу вылезла маленькая, зарёванная кутырка. Именно такой она себя и представляла. Не нужны ей стали ни ары, ни свои мужики, не нужна ей стала их грёбанная взрослая жизнь. Она хотела к маме. В беззаботное и радостное детство. Она уже не прислушивалась к внешним звукам, не следила за этим зверем и не заметила, как он поел, встал и подошёл к тамбуру. Лишь когда он оттуда заговорил, Зорька вновь вздрогнула и как бы ей не хотелось, опять вернулась в этот кашмар.
— Слушай меня внимательно.
«А куда я денусь», — обречённо подумала Зорька, — «зверюга ты тошнотный».
— Я помылся, наелся, напился и поэтому сейчас добрый, и великодушный.
Параллельно тому, как он говорил, она сама для себя все его слова комментировала, постепенно из покорной и зашуганной кутырки превращаясь в сущую язву и «отòрву». А кто запретит? Она же сама с собой, а эта сволочь ничего не слышит и лица её не видит. Почти на каждое его слово, она вкручивала какое-нибудь гнусное оскорбление и при этом ещё позволяла себе корчить рожи. Вот только по началу фантазии не хватало и все гадости были какие-то однобокие — говнистые. И помылся то он говном, и наелся то он говна, и напился всё того же…
— Я даю тебе выбор, притом не один, а много.
«А я даю тебе высер, — продолжала язвить про себя Зорька, — и тоже хоть завались».
— Даю слово, что исполню то, что ты выберешь.
«Засунь его себе в жопу, мудак.
— Первый выбор. Ты отказываешься жить.
«Ага, размечтался, пёс толстожопый».
— Я с удовольствием порублю тебя на мясо и сварю суп.
От такого поворота даже внутренняя язва запнулась и подавилась и Зорька, вытаращив глаза, даже сначала не поверила в услышанное.
— Мясо у тебя не старое ещё, суп должен получится съедобный.
«Мама!» — в панике прошептала одними губами ярица.
— Выбор второй.
Тут она уже прислушалась.
— Ты хочешь жить, но не здесь.
«Что значит не здесь? А где?»
— Я продам тебя первому встречному ару в его коровник.
«Ну, это ещё куда не шло. В коровник к ару я не против. А то ишь в суп он меня захотел».
— Девка ты молодая, отмытая и не дурна собой, к тому же, похоже, и не пользованная, значит продать тебя можно хорошо и за золото.
«Да, я молодая и красивая, не то, что ты урод с огрызком вместо уда. Я даже рассмотреть его не смогла».
— В какой ты бабняк попадёшь и к какому хозяину, мне плевать.
«Фу! Вот чужой бабняк мне как-то не нравится.»
— Третий выбор.
«Так, что там ещё».
— Ты хочешь жить. Не хочешь, чтобы тебя продавали не весь кому и остаёшься при мне со соей злобой и ненавистью.
«Да, разбежавшись ебанись. Нужен ты мне с тобой оставаться, вонючка облезлая».
— Тогда я сажаю тебя на поводок, и ты становишься моей коровой.
«Ух ты!» Она скорчила ехидную мордочку и даже тихонько плюнула в его сторону, но не вылезая из-под одеяла, конечно.
— Корова атамана — это высокое звание.
«Да сейчас прям рухну с этой высоты».
— Среди других коров логова ты будешь пользоваться определённым уважением.
«Ну, с другой стороны, я кабы буду матёрой. А это не плохо». Она впервые серьёзно призадумалась, что-то в голове начала сравнивать и взвешивать.
— Будешь делать что скажу, когда скажу, где, как и сколько.
«А вот хуй тебе, глиста жопогрызная, на это я не согласна». Она так вошла в роль язвы, что даже выпрямилась от гордости.
— Следующий выбор.
«Да пошёл ты со своими выборами, недосерок».
— Ты хочешь жить в достатке и во власти.
«Ещё бы и ты мне в этом не помешаешь, пиздюк с ушами».
— Не хочешь продаваться, а желаешь продавать сама.
«Да», — и она глубоко кивнула, как будто это уже было решено и пусть только кто посмеет с этим поспорить.
