Амбал скрутил полковника, сцепил его руки наручниками и подхватив под мышку, потащил к выходу, как маленького ребёнка. Я думала, что Саныч будет брыкаться, противостоять, но он был слишком спокоен и покладист. Видимо не видел смысла сопротивляться.
Когда они вышли за дверь, мы с Диком остались одни. Только я и он.
Мы не виделись всего месяц. Тридцать с хвостиками дней. Немного в рамках всей жизни, учитывая, что с Диком мы были знакомы чуть больше месяца прежде. Так мало, а кажется, что целую жизнь.
Трудно смотреть и говорить. Самый родной для меня человек.
Сердце кричит: Люблю тебя. Но я стискиваю зубы.? Ни издаю и звука.
Он наконец-то перевёл на меня взгляд; мне показалось, что с неохотой. Что он думает, глядя на меня?
Становится неловко от его взгляда, вспоминаю о своей худобе, отвратительной внешности. Я больше не красива и не привлекательна. Такая, как я, не может, ему нравится. Дик слишком искушён, ценитель прекрасного.
Раньше ему нравилось моё тело, мои формы, моя грудь. А теперь?
— Так и будем просто смотреть друг на друга? — не выдерживаю затянувшейся минуты молчания. Дик не извергающий колкости мне еще не знаком.
— Ты права, нужно расходиться по домам. — Дик встаёт, подходя ближе, доставая из шкафа пачку бумажных салфеток. — Держи, тебе нужно вытереть кровь.
— Это все, что ты можешь сказать мне?
— А что мне сказать еще? По-моему, ты все сказала мне у своих родителей. — чувствую в нем обиженного ребенка, который топает ножкой.
— Ты знаешь, почему я так сделала…
— Знаю, и считаю глупостью. Как можно было до такого додуматься? — он придвигается так близко, от него пахнет только дорогим парфюмом. Не улавливаю от него ни запаха сигарет ни алкоголя.
— До чего смогла… — выплёвываю ему в лицо, ощущая физическую боль от его присутствия. Так рядом и не со мной.
— Тебе нужно домой. Отдохнуть и набраться сил. — это все, что он говорит мне.
— Конечно. — встаю, выпрямляюсь и оказываюсь всем телом невыносимо близко. От мужчины исходит жар, как от печки или камина, меня обдаёт с ног до головы. По всему телу тут же начинают струиться капельки пота.
Как же жарко в этом мешковатом платье.
— Ты меня ненавидишь?
— Нет. — непроизвольно касаюсь руками его лица, провожу пальцами по упрямым изгибам. Впитываю каждую морщинку, шрам, неровность. Хочу запомнить каждый миллиметр, чтобы ничего не упустить.
У меня такое чувство, что это наша последняя встреча.
— Тогда что?
— Мне трудно держать себя в руках рядом с тобой. Не могу работать, когда ты рядом, думаю о тебе, а не о стратегически важных вещах. — Дик берет мои руки и прижимает к своей груди, как будто хочет, чтобы я прикоснулась к его сердцу. — Моя новая жизнь тебе не подходит!
— Не понимаю…
— Я больше не работаю тут. — говорит он, отстраняясь от меня, выпуская меня из своих сильных рук. Вместе с ними уходит и чувство комфорта. — У меня новая работа и лучше нам больше не видеться… Забудь меня. Это наша последняя встреча.
***Дик.
Худенькое бледное лицо Сиськастой до сих перед моими глазами.
Кожа обтянула тело, в ней почти не осталось мяса. Ни грамма жира, противоестественно. Очень худая. Моя бедная девочка.
Если бы я мог, я бы убил Буркова еще раз, а потом еще раз, и так до бесконечности, пока моя душа не найдёт успокоения. За девчонку нужно отомстить.
На видео, которое мне показал Веня, был Полковник в неприглядном виде… Увиденное принесло мне практически физическую боль. Он был моим другом, и даже наставником. Иногда заменял мне отца.
Я верил ему несмотря ни на что, а он оказался всего лишь извращенцем, продажной тварью.
Глядя на это видео, я понял главное. Система прогнила, каждый второй в этой системе — тварь, не достойная жизни. Так, как они могут нести закон и порядок, когда сами переходят его границы?
Когда Лука предложил мне занять место Буркова, я не мог представить себя в роли главного сутенера и крестного отца, считал это противоестественным. Сейчас я понимал, что на этом месте я лучше всего смогу отсеивать настоящих ублюдков от искателей себя. Заниматься тем, ради чего пошёл в полицию, наказывать за преступления.
Было больно оставлять Лину. Я заставил себя практически не смотреть на нее, иначе мне снесло бы крышу. Хотел ее. Почувствовал присутствие ее задницы еще, когда не открыл дверь. Чувствовал ее запах. Это как чувствовать выпечку в кондитерской… Ммм
Я соскучился по ее узкой пезденке, которая казалась мне эфемерной, почти выдуманной, потому что это было один раз, как будто я выдумал все это… Будто болен сахарным диабетом и не могу есть сладкое. Хотелось с размаху войти в нее, забыться внутри пещерки.
Готов сойти с ума.
— Надеюсь, ты сделаешь тут ремонт? — Веня с недоверием оглядывал мои новые владения, которые достались вместе с бизнесом.
Просторный кабинет в черно-красных цветах угнетал и наводил на мысли о пороках. Идеальное место для сектантов.
— Мне все противно здесь. — говорю честно. — Отдам его местному управляющему, а себе подыщу что-то новое. Никто не должен пока знать, что Бурков мёртв, и кто новый владелец этого цирка с уродцами. Пусть все пока идёт, как идет. Чуть позже я встречусь с основными инвесторами и расскажу им, что правила немного изменились…
— Никогда не думал, что буду братом владельца сети самых крупных и извращённых борделей мира.
— Не смешно, золотце. Мое первое задание — решить проблему перепродажи женщин за границу.
В документах, которые мы нашли у Буркова, был целый список девичьих имён и фамилий, которых продали за границу в качестве проституток. Список стран был разнообразен. Как я понял, схема была одинаковая: мужчины находили молоденьких гостей столицы, которых влюбляли в себя дорогими ухаживаниями и подарками, пудрили мозги… Потом приглашали на море. Из таких поездок девочки не возвращались.
Если отрубить сразу голову, не факт, что на ее месте не вырастут другие. Нужно вырубить все сразу с корнем, сжечь дотла. Чтобы не было ни желания и ни возможности возобновить.
И я собирался этим заняться. Теперь у меня были развязаны руки, и я обладал новыми ресурсами.
— Ты так и не рассказал мне, как прошла встреча с Линой…
— Никак.
— Не понимаю, как можно сходить с ума по женщине, и при встрече с ней, ничего не сказать ей.
— Да ты, романтик, братец? — мысленно сплёвываю и вздыхаю. Так хочется травки, аж трясёт, но я уже месяц в завязке и сдаваться не собираюсь. А еще меня ломает по наркотику сильнее, по сексу. — Деваху, итак, потрепали. Девять лет за ней наблюдали извращенцы. Сейчас она может жить и делать то, что хочет. Зачем ей новый извращенец? Влипнуть по уши в новые неприятности?
— Слова самого настоящего романтика! — усмехается братец. — Но я все равно думаю, что Вы стоите друг друга. Два идиота. Смотритесь шикарно…
— Иди уже… у тебя и своя работа есть…
Когда брат уходит, я еще долго изучаю документы, пытаюсь вникнуть в империю Буркова. Удивительно, но студент-психолог, просто зная людей, смог найти подход к каждому, найти ниточки и потом сидеть дёргать за них. Умелый манипулятор.
В дверь постучали и тут же распахнули ее. На пороге показалась девушка в белой, просвечивающей блузке и очень обтягивающей юбке. На брюнетке были очки в Толстой оправе, которые придавали ей порочности, несмотря на классический стиль.
Девушка сделала пару шагов, остановилась и оглядела меня с ног до головы, ни грамма смущения.
— Извините… — пробормотала она. — Но кто вы?
— А Вы кто? — спросил я грозно, хотя внутри весь напрягся. Девушка была похожа на Лину. Нет, внешность только отдаленно была схожа, но было что-то такое…
— Я личный помощник Романа… — девушка облизала губы, языком прошлась по розовым пухлостям. Такой же жест делала Лина, когда смущалась. Ее язычок ловко игрался с губами.
— Считай, что ты теперь моя помощница.
