И еще я понял: Ольга знала, что я могу ее чувствовать. И не только ее. Как и откуда, неизвестно. Но — знала. И она знала (или предполагала) обо мне что-то такое, чего не знал я сам. И в этом, кажется, заключался смысл всех ее поступков.
Ольга вдруг открыла глаза. При тусклом ночном освещении салона я заметил в них досаду и даже испуг. Она все поняла. Ей не следовало спать со мной именно из-за подобных моментов, когда я могу проникнуть сквозь ее «броню». Возможно, ее даже предупреждали об этом. Но она не послушалась. Она не имела моего «шестого чувства», зато неплохо разбиралась в людях. И поняла, что управлять мною довольно сложно. Но недоистребленные остатки человеческого во мне как раз и есть те вожжи, за которые удобно дергать. Близкую женщину я буду защищать надежнее, чем кого-либо. А вместе с ней — и ее цель. Вот только цели своей странной подруги я так и не сумел понять. Ясно лишь одно: она не лгала, когда говорила, что я и она должны добраться до Эпицентра любой ценой. Она, возможно, нарушила инструкции о недопустимости интимной связи со мной в своей женской надежде, что риск окупится. И она в какой-то мере не ошиблась. Я мог не верить ни единому ее слову и даже ненавидеть ее. Но после того, что произошло между нами, мне никогда не хватило бы духу вышвырнуть ее из вездехода.
— Черт бы тебя побрал, — сказала Ольга. — Ну и что? Сильно просветился?
Я негромко рассмеялся.
— Ну да, не могу я тебе всего рассказать, — продолжала она. — Не имею права. Да, я и мои спутники не совсем те, за кого себя выдавали.
Я рассмеялся громче. Она прикрыла мне рот ладошкой.
— Профессора разбудишь… Ты мне нужен, понимаешь. Был нужен для дела. А теперь еще и просто нужен.
— Я же тебе говорил, что втемную не играю. Откуда ты узнала, что я могу СЛЫШАТЬ!
— Догадалась, наблюдая по ходу.
— Вранье!
— Допустим. Но ты хочешь, чтобы Чума прекратилась? Чтобы Зона перестала быть Зоной?
— Мало ли чего я хочу! Но при чем тут я?
— Разве ты не понял, что очень при чем. Тебе Пророк ясно сказал: ты Меченый. Ты можешь. И ты должен…
— Ну да, а кто может, но не хочет, тот подлец. Как в анекдоте. Никому я ничего не должен. Объяснила бы наконец, откуда столько про меня знаешь, и что вообще все это значит? Ты что у нас, этакая альтруистичная Мата Хари? И ввязалась в эту кашу исключительно, чтобы избавить человечество от Зоны? Не буду смеяться, а то Профессора разбужу.
— Извини, я на твои вопросы не могу ответить. Не имею права, — помедлив, сказала Ольга. — Но, поверь, есть шанс, что в Зоне многое изменится. Это тебя устраивает?
— Меня бы устроило, чтоб ее вообще не стало.
— Всякое может произойти. Если мы положим начало.
В голову полезли привычные мысли о том, что в большом мире меня никто не ждет и в нормальной жизни мне, теперешнему, места может просто не найтись. Но эту шелуху будто ветром сдуло. Конечно, я хочу, чтобы Чума и Зона стали кошмарным воспоминанием, не более. Даже не для себя хочу. А для Профессора, Чокнутого Полковника, Директора с его Работягами. Для тех, кто ютится в развалинах и трущобах города, кто выживает на хуторах. Для всех, кто не хочет убивать и грабить. А таких в Зоне немало.
Я приучил себя к мысли, что я Ездок и ничего более. Но выходило, что Ездок-то Ездок… Нельзя притворяться перед самим собой бесконечно. До Чумы у меня была совсем Другая жизнь. И я был другим. Самого себя не сотрешь, как карандашный набросок резинкой. Если я действительно что-то могу… Я тот, прежний, действительно должен, что бы ни думал по этому поводу я нынешний. Хотя бы ради того, чтобы прах жены и сына покоился не в зачумленной земле. Чтобы можно было прийти на могилы, принести цветы и не быть принятым за сумасшедшего. Или не получить пулю в спину в удобный для кого-то момент. Я должен рискнуть. Ольга — ненадежный партнер, она ведет свою игру. Но больше мне опереться не на кого. Она профессиональная разведчица. Я Ездок и в прошлом тоже профессиональный разведчик. Вместе вероятнее всего добраться до цели. А там будет видно. Я переигрывал очень изворотливых и опасных противников. А Ольга в каком-то смысле даже и не противник. По крайней мере, не по долгу, а по бабьей душе.
— Скажи честно: знает кто-нибудь, что там, в этом чертовом Эпицентре? И что с этим делать? — спросил я. — И что я должен сделать там?
— Достоверно никто не знает. Я не вру. Есть лишь гипотезы и предположения.
— А вдруг там сидит дракон? Ты скормишь ему меня в качестве лакомой жертвы?
— Перестань. Там действительно, кажется, кое-что сидит.
— Так отчего не долбануть его ракетой?
— Нет никаких гарантий успеха.
— А мы с тобой сотворим молитву, пустимся в ритуальные пляски и гарантии появятся?
— Приносить жертвы, молиться и плясать мы не станем. Мы посмотрим. Обрати внимание, я продолжаю не врать. Не знаю, в чем твоя роль. Мне не объяснили. Мне сказали: я должна сделать так, чтобы ты попал в Эпицентр. Если все сложится так, как они предполагают, об остальном они позаботятся.
— Очень хотелось бы знать, кто такие они. И что именно они предполагают.
— Ты ведь кое о чем сам догадался. Большего я сказать не могу. А в остальное, повторяю, меня просто не посвятили.
Разговаривать в таком роде было бессмысленно. Конечно же я не узнаю, кто стоит за всей этой затеей и чего он добивается. Но пока наши с Ольгой цели совпадают, лучше держаться вместе.
На протяжении всего пути где-то глубоко внутри я ощущал некую не то вибрацию, не то гул. Но это пустые слова. Невозможно передать, что я ощущал и каким органом чувств. Где-то находилось нечто, резонировавшее во мне. О природе этого резонанса я понятия не имел и не задумывался до поры. Но неслышный гул с каждым днем нарастал, не замечать его становилось все труднее. Но я старался не замечать. И мне это почти удавалось, хотя по ночам я порой просыпался в испарине от мощи неведомой волны, которую принимал мой организм. Волна не несла в себе ни информации, ни эмоции, она просто рокотала, как отдаленный непрерывный гром.
Я догадывался, что это такое. Но только сейчас, раскинувшись на жестком ложе, понял окончательно: рокот, тревожащий меня и постепенно нарастающий, — не что иное, как голос Эпицентра. Он не перекрывал других «волн», которые я улавливал. Он существовал над ними, сам по себе, в другом диапазоне, словно рев гиганта над визгливым хором пигмеев. Волосы зашевелились у меня на голове при мысли о том, ЧТО могло передавать такой сигнал. Тем более выходило, что моя встреча с этим НЕЧТО неизбежна.
Я не боялся смерти. Но какой-то атавистический ужас вспухал во мне, ужас первобытного человека перед Всемирным потопом или обрушением плоской Земли с поддерживающих ее китов. Я все отчетливее слышал голос Эпицентра, но не мог в нем разобрать ничего. Абсолютно ничего. Как в реве водопада или грохоте извергающегося вулкана. Так что все разговоры о какой-то моей особой роли, о том, что я Меченый, показались мне абсолютной и бесповоротной чепухой. То, чей сигнал я улавливал, обладало потенциалом, который отказывался постичь мой разум. Быть может, этот потенциал вообще непостижим для человечества. Или не предназначен для постижения. И что я смогу с этим сделать?!
Также, как надвигающийся гул Эпицентра, я все время чувствовал близкое присутствие Кошек, их возрастающее внимание ко мне. Их я тоже почти не понимал. Все это вместе грозило просто свести с ума. Но такую роскошь: впасть в счастливое безумие — я не мог себе позволить.
Чтобы избавиться от наваждения, я притянул Ольгу к себе. Она застонала: замучил! — но не воспротивилась.
По броне вездехода шуршал незаметно начавшийся мерный осенний дождь.
Часть третья
СЕРДЦЕ АДА
ГЛАВА 1
Я отшвырнул горячую трубу гранатомета — зарядов все равно больше не оставалось. На разбитом асфальте трассы лениво догорали три мотоцикла. Два были искорежены взрывами — в них угодили мои гранаты. Третий изрешетила из «калаша» Ольга. Помимо подбитого мотоцикла на ее счету была и пара застреленных Диких Байкеров. Она стояла невдалеке, все еще напряженная, с оружием на изготовку. Но опасность уже миновала, хотя моя боевая подруга этого еще не знала. Она оказалась настоящим бойцом. Когда за поворотом дороги мы наткнулись на Диких Байкеров и их жертв, я не успел сказать ни слова. Она мгновенно оценила ситуацию: они нас заметили, и спасти теперь могла только внезапность. Ольга, сбросив с плеча автомат и припав на колено, как на стрельбище, ударила короткими очередями. Стреляла она отменно. Решение было принято, и мне ничего не оставалось, как пустить в ход гранатомет.
Из кювета выбрался Хуторянин, шикнув на своего спутника-подростка, чтоб тот пока не высовывался. Хуторянин покрутил головой в поисках своей подводы, но, как только загремели первые выстрелы, лошади рванули с места и понесли. Придется вознице теперь побегать за своим экипажем.
