Мы делаем несколько остановок в центре Голливуда. Как он и обещал, папарацци на каждом шагу фотографируют нас. Это заставляет меня задуматься, где все настоящие знаменитости. Я не актриса и не известная певица. А просто девушка, поднимающая ложную тревогу. Не понимаю, почему интернет так очаровался мной. За последние два часа беготни с ним мы не произнесли ни единого слова, ожидая любезностей, когда от нас этого ожидают.
Как бы мне этого не хотелось, я, наконец, нарушаю тишину и заговариваю, когда мы проезжаем через холмы на окраине Лос-Анджелеса. Дома здесь очень красивые. Я бросаю любопытный взгляд на База, когда мы останавливаемся перед особенно большим домом.
— Что мы сейчас делаем?
— У меня встреча с агентом.
Мои брови опускаются, лицо сморщивается в замешательстве.
— Зачем ты смотришь этот дом? У тебя уже есть один, и в твоем распоряжении целый курорт.
Баз пожимает плечами, помогает мне выйти из машины и ведет по мощеной подъездной дорожке.
— Если мне он понравится, то это будет инвестицией. Не нужна никакая другая причина.
Я закатываю глаза от его мыслительного процесса. Это такая богатая вещь, чтобы сказать. Да, не у всех есть деньги, чтобы вложить их на многомиллионный дом только для того, чтобы назвать это инвестицией. Даже не для того, чтобы жить в нем.
Агент, Ванесса, взрослая женщина, которая серьезно относится к делу. В ту секунду, когда мы входим в дом, она пожимает мне руку, затем руку База и начинает свою работу. Она подробно рассказывает о доме, о том, кем были предыдущие покупатели, и о любых новых обновлениях или ремонтах, сделанных в нем. Дом с четырьмя спальнями, четырьмя с половиной ванными комнатами и бассейном на заднем дворе. Интерьер внутри красив; полы из темного дерева контрастируют с белыми стенами и гладкими мраморными столешницами.
Я задерживаюсь на протяжении большей части тура, давая Ванессе и Базу пространство для разговора о доме. Пока они заканчивают говорить, я направляюсь в главную спальню, в восторге от вида на задний двор. Здесь, наверху, можно четко увидеть бассейн и фон ярко-голубого неба, и холмы за ним. Вид не так красив, как у База в его доме или на курорте, но у этого свое очарование. В этом есть очарование, что я могу видеть себя влюблённой, если бы это место было моим.
— Что думаешь?
Я поворачиваюсь на звук голоса База. Он прислонился к дверному косяку, наблюдая, как я любуюсь видом. Я пожимаю плечами. Нельзя отрицать, что дом прекрасен. В нем много характера.
— Разве имеет значение мое мнение?
— Да.
Я закатываю глаза и качаю головой. Иногда он бывает таким упрямым.
— Он красив. В очень сдержанном смысле. Уверена, что это будет хорошая инвестиция.
Кажется, это его успокаивает. Дернув подбородком через плечо, он указывает в сторону коридора.
— Давай. У нас еще есть несколько других дел, которые нужно сделать.
Как только Баз официально заканчивает свои деловые встречи, Дэн высаживает нас в 71Above в центре Голливуда поужинать. Я не очень удивляюсь, когда Баз заказывает нам отдельный столик на террасе, с которой открывается вид на большую часть центра Лос-Анджелеса. Он, красив, сверкающие огни и холмы на заднем плане, пока мы едим. Даже не спросив, на столе появляются стакан скотча и бутылка вина.
Я делаю большие глотки вина, остро нуждаясь в алкоголе, если планирую пережить весь этот ужин в здравом уме.
— Гала-концерт ЮНИСЕФ состоится через две недели. У тебя есть какие-либо предложения по поводу того, какое платье ты хотела бы надеть?
Я смотрю на него поверх бокала с вином.
— Ты хочешь сказать, что у меня действительно есть право голоса?
— Не совсем. — он пожимает плечами. — Я подумал, что предоставлю иллюзию выбора.
— В любом случае, меня это не волнует. Последнее платье, которое было выбрано для меня, отлично сработало, — огрызаюсь я в ответ.
Он кивает, не сводя с меня глаз.
Я хочу, чтобы он отвернулся.
— Согласен.
Неловкое молчание опускается, между нами. Я отворачиваюсь, хотя все еще чувствую на себе его взгляд, обжигающий меня изнутри. Я осушаю содержимое бокала и почти выплевываю все выпитое, когда он говорит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я не должен был говорить то, что сказал раньше.
Моя грудь сжимается от воспоминаний. Баз не тот человек, который обычно ощущает необходимость извиняться, так что тот факт, что он делает это сейчас? Это должно означать, что он знает, как сильно он причинил мне боль, и по какой-то причине это расстраивает меня еще больше. Не хочу, чтобы он знал, что я чувствую, и не хочу, чтобы он, из всех людей, чувствовал себя ужасно из-за меня.
Я прерывисто втягиваю воздух и заставляю себя вкрадчиво улыбнуться ему, говоря неправду сквозь зубы.
— Меня это нисколько не беспокоит.
— Для человека, который так хорошо умел лгать, ты стала ужасно плохой в этом. Ревность тебе не идет, Маккензи.
— Я не ревную, Себастьян. Мы можем просто поесть в тишине? Я здесь не по желанию. А потому что должна.
— Ты совершенно ясно дала это понять. Я привел тебя сюда, чтобы поговорить о чем-то важном. О Винсенте.
Я напрягаюсь, мое тело холодеет при одном упоминании его имени. Я никогда не смогу думать о Винсенте без боли. Никогда не смогу слышать это имя без чувства гнева.
— Когда ты в последний раз видела его или Зака?
— А что? — спрашиваю я, сузив глаза.
Я вдруг ощущая насторожённость. Особенно по выражению его лица. Он говорит серьезно.
— Это очень важно, Маккензи. Просто ответь.
— Я не видела его после аварии. А если я когда-нибудь столкнусь с ним? Я убью его. Так что, пожалуйста, если ты планируешь привести его сюда и ожидаешь, что мы станем друзьями, это никогда не сработает. Даже не беспокойся.
Губы База сжимаются.
— Ты можешь сказать правду в течение гребаных пяти секунд?
Я вздрагиваю от неожиданности.
— Это правда, ты, чертов мудак.
— Я знаю, что он был в больнице, навещал тебя. Наблюдал за тобой. Делал то, что он делал. Ты не видела его там?
Мои брови сдвигаются, и я качаю головой.
— Ты имеешь в виду Зака? Я говорю
тебе правду. В последний раз я видела Винсента в ночь аварии. Но Зака...
Моя грудь сжимается, когда я вспоминаю вес подушки на моем лице. Чувство паники, охватившее меня, когда я не могла дышать.
— Что насчет Зака?
Я провожу рукой по лицу, слишком боясь произнести эти слова вслух. Они безумные. Я покажусь параноиком. Баз скажет, что мне это приснилось. Что это был просто кошмар.
— Маккензи? — подсказывает он.
Прерывисто выдохнув, я хватаю бутылку вина и наливаю себе еще. Делаю длинные глотки и вытираю излишки тыльной стороной ладони.
— Мне показалось, что я видела его в те первые несколько недель. Я думала, я действительно схожу с ума. Но одна из пациенток упомянула что-то о Заке, из-за чего казалось, что он был там, и она собиралась выполнить его грязную работу.
Глаза База светятся гневом. Он хватается за край столика. Его пальцы впиваются в дерево с такой силой, что я слышу треск.
— Однажды ночью я проснулась ни с того ни с сего, а он был рядом. Он... он положил подушку мне на лицо и сказал, что собирается закончить начатое. Я не понимала. Мне было страшно.
Баз отскакивает от столика, опрокидывая стул. Я быстро оглядываюсь, радуясь, что мы одни. Нет даже персонала.
— Ты говоришь мне это сейчас? Какого хрена, Маккензи?
— Прости! Я... мне было страшно. Когда я рассказала об этом врачам и персоналу, они сделали вид, что я сошла с ума. И я действительно так думала! Пока эта девушка не напала на меня. Вот так я и разбила себе голову.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Так вот как это произошло?
Он перестает расхаживать, задавая вопрос. Внезапно его окружает пугающее спокойствие, но, будто я знаю его наизусть, я понимаю, что это затишье перед бурей. Он очень близок к срыву.
— Да. После этого был тот маленький момент времени, который я не могла вспомнить. Потом ты пришел навестить меня, и вскоре после этого я покинула больницу. Это не оставило мне выбора для правды. Был ли он там на самом деле? Или все это у меня в голове?
