Б. Вот эта книга по мне! Страх люблю полемику! Дает пищу для споров и средство взглянуть на предмет с разных сторон.
А. Это будет не полемика, а история… Но мы отклонились от предмета нашего разговора — пыхтящей рецензии. Она очень ошиблась — не в том, что вздумала равнять Гоголя с Поль-де-Коком и даже унижать первого перед последним, но в том, что могла думать, будто не найдется человека, который растолковал бы ей, что у нее под рукою есть писатель, совершенно подходящий под ее обвинения и более годный для параллели с Поль-де-Коком… Хорошо понимая, что успеха «Мертвых душ» не остановить ей, пыхтящая рецензия приписывает необычайный успех этого превосходного художественного произведения грязности и сальности, смело и храбро навязанным ею. Жалкие усилия, бессильные извороты! Этак можно объяснить разве только успех какого-нибудь барона Брамбеуса и какой-нибудь «Библиотеки для чтения», которых судьба вначале была так блестяща и теперь так печальна! Барон давно уже забыт и тщетно пытался напомнить о себе публике длинным разглагольствованием о «Деве чудной» (публика от «девы» заснула, а о бароне не вспомнила); а «Библиотека» быстро подвигается, засыпая сама и усыпляя своих читателей, к берегам томной Леты… Перед смертью жизнь вспыхивает ярче, как огонь, готовый погаснуть в лампаде: и вот вам причина энергии пыхтящей рецензии… В самом деле, барон трудился, пыхтел, написал новый роман, попытался, напечатав его половину, разманить им внимание публики, но, увы! — публика уже не та! С тех пор как «Библиотека для чтения» успела ей наскучить этою мудростью, которая по плечу толпе, этим скептицизмом, который удивляет и озадачивает только слабоумных и невежд, этим остроумием, которое поддерживается искажением истины и повторяет себя одними и теми же шуточками, — с тех пор публика прочла «Капитанскую дочку» и посмертные произведения Пушкина, познакомилась в театре с «Ревизором», заучила наизусть стихи Лермонтова и много раз перечла его «Героя нашего времени»… Какой шаг вперед! Удивительно ли, что эта публика даже не дочла до конца «Девы чудной» и назвала ее «девою скучною»?.. Что делать барону? — Тщетно «Библиотека для чтения» громко провозгласила г. Кукольника гением, великим поэтом, как провозглашала она некогда г. Тимофеева и многие другие посредственности, не страшные, не опасные ни ей, ни барону Брамбеусу: ничто не помогло! Публика даже не стала читать ни «Эвелины де Вальероль», ни «Двух призраков», ни «Альфа и Альдоны»; а нарасхват раскупила «Мертвые души» — произведение писателя, о котором если «Библиотека для чтения» и упоминала, то всегда с презрением и насмешками… Так некогда публика забыла «Большой выход Сатаны» и не прочла «Похождений одной ревижской души», потому что сильно заинтересовалась какою-то повестью о ссоре Ивана Ивановича с Иваном Никифоровичем… Постой же, мы его!.. И вот является пыхтящая рецензия, где превосходное художественное произведение названо «нечистоплотным творением», глубочайший и могущественнейший юмор — плоскостью, благородное сознание поэта в чувстве собственного значения в родной ему русской литературе — бредом напыщенного тщеславия и где, к довершению всего, содержание, ход действия, словом, все представлено в ложном, изношенном виде, умышленно перетолковано в дурную сторону, подвержено мелким придиркам мелочной критики, побирающейся мелкими обмолвками против языка и грамматики… Посмотрим, поможет ли горю это salto-mortale критической добросовестности и отчаянной отваги… Посмотрим, чем кончится спор, если он уже и не кончился… Гоголь, разумеется, и не узна́ет об этих отчаянных вылазках на его поэтическую славу (он, кажется, человек совсем нелюбопытный до многого, что делается в русской литературе); поэтому, естественно, он будет отвечать только новыми своими произведениями, от которых иные романисты-рецензенты запыхтятся на смерть…
Б. Я, впрочем, рад этому разговору. Я люблю видеть вещи со всех сторон. Сегодня же пойду к С*** и к Л*** и буду с ними спорить против «Библиотеки для чтения» за Гоголя. Это их удивит, а мне доставит много удовольствия. Впрочем, вы все-таки не убедили меня. Разговор не то, что статья. Говорить можно все, а вот если б вы напечатали статью, где бы так же смело опровергали рецензию «Библиотеки для чтения», как смело и решительно она отделала «Мертвые души» и Гоголя: тогда другое дело! Однакож я теперь не совсем согласен и с «Библиотекою». Мне кажется, что надо держаться середины…
А. Именно так. Середина всего выгоднее, по крайней мере для успеха таких литературных произведений и таких журналов, которые судьбою поставлены на середину. Побольше таких умеренных людей, как вы, — и они всегда будут процветать, сменяя друг друга, умирая индивидуально, но не переводясь, как роды и виды… Но пора обедать. Прощайте.
Объяснение на объяснение по поводу поэмы Гоголя «Мертвые души» *
Из множества статей, написанных в последнее время о «Мертвых душах» или по поводу «Мертвых душ», особенно замечательны четыре. Их нельзя не разделить на две половины, попарно. Каждая из двух статей в паре составляет резкий контраст; на каждую можно смотреть как на крайнюю противоположность другой паре. О первой из них мы упоминали в предыдущей книжке «Отечественных записок», как о единственной хорошей статье из всех написанных по поводу поэмы Гоголя. Она напечатана в третьей книжке «Современника».* Это статья умная и дельная сама по себе, безотносительно; но кто-то, вероятно без всякого умысла, а спроста и невинно, сделал резче ее достоинство и выше ее цену, написав к ней нечто вроде антипода и назвав свое посильное писание критикою на «Мертвые души». Смысл этой «критики» находится в обратном отношении к смыслу статьи «Современника». Боже мой, сколько курьезного в этой «критике»! Довольно сказать, что в ней Селифан назван представителем неиспорченной русской натуры, Ахиллом новой «Илиады», на том основании, что он а) приятельски разговаривает с лошадьми и б) напивается мертвецки со всяким хорошим, то есть всегда готовым мертвецки напиться, человеком… По этому можно судить и о прочем, чем так необыкновенно замечательна «критика», о которой мы говорим…*
Другую пару резких противоположностей составляют: статья в «Библиотеке для чтения» и московская брошюрка «Несколько слов о поэме Гоголя: Похождения Чичикова или Мертвые души». — Статья «Библиотеки для чтения» была неудачным усилием втоптать в грязь великое произведение натянутыми и умышленно фальшивыми нападками на его будто бы безграмотность, грязность и эстетическое ничтожество. Всем известно, что эта статья добилась совсем не тех результатов, о которых хлопотала.*
Брошюрка — антипод этой статьи — пошла от противоположной крайности: в ней «Мертвые души» являются вторым творением после «Илиады», а подле Гоголя позволяется становиться только Гомеру и Шекспиру…
Но «Мертвые души» и без всяких претензий становиться наряду с «Илиадой» имеют великое достоинство: оттого-то они устояли не только против статьи «Библиотеки для чтения», но — что было гораздо труднее — и против московской брошюры… К поэме Гоголя, стало быть, нельзя не применить этих стихов Пушкина:
Врагов имеет в мире всяк:Но от друзей спаси нас, боже!Уж эти мне друзья, друзья!Об них недаром вспомнил я.*
Мы разделили эти четыре статьи на две пары, основываясь на противоположности их достоинств и исходных пунктов: теперь разделим их по тождеству достоинства и взглядов их. По последнему разделению останутся только две статьи, ибо статья «Современника» в таком случае будет без пары, как статья умная и дельная; статья «Библиотеки для чтения» тоже будет без пары, как протестация против огромного успеха яркого таланта. Итак, остаются только две статьи: та, в которой Селифан торжественно признан представителем «неиспорченной русской натуры», и московская брошюрка: обе они много имеют между собою общего и родственного. Но об этом после, а сперва заметим мимоходом, что нам много дают работы и бранные и хвалебные статьи о «Мертвых душах». Так как эти хвалебные статьи больше оскорбляют людей беспристрастных и благомыслящих, то их-то мы и поставляем себе за обязанность преследовать преимущественно перед бранными.
Вследствие этого в 9-й книжке «Отечественных записок» была высказана, прямо и определительно, горькая истина московской брошюре «Несколько слов о поэме Гоголя «Похождения Чичикова или Мертвые души».* Это крайне не понравилось автору ее г. Константину Аксакову, — и вот он в 9-м № «Москвитянина» напечатал против нас возражение, в котором силится доказать, что будто бы ему умышленно исказили смысл его брошюры и приписали ему такие мнения, которых он не может признать своими. Стоит только перечесть или нашу рецензию, или брошюру г. Константина Аксакова, чтоб убедиться, что мы нисколько не переиначивали дела, но представили его таким, как оно есть, и что оттого именно оно и приняло несколько комический характер. Возражение автора брошюры также может служить нашим оправданием, ибо в нем-то и переиначено дело: автор брошюры, заметив неловкость своего положения, прибегнул к обыкновенной, но неловкой литературной увертке — отперся от части своих мыслей и много наговорил о том, что, по его мнению, могло служить ему оправданием, умолчав о немногом, составляющем сущность его брошюры и придавшем ей такой комический характер. Объясняемся не ради г. Константина Аксакова, которого ни брошюра, ни возражение не стоят больших хлопот; но ради важности предмета, подавшего повод к тому и другому. Впрочем, если наше объяснение будет полезно и для г. Константина Аксакова, мы будем этому очень рады, ибо не имеем никаких причин не желать добра ни ему, ни кому другому.
