То есть немец, убивший белорусского ребёнка или беременную женщину, не подвергался никаким преследованиям. Исключение делалось лишь для следующих случаев: бессмысленное уничтожение запасов или помещений, которые могли быть пригодны для германской армии, угроза воинской дисциплине, половая распущенность (гитлеровцы считали, что рождённые от половой связи со славянками дети берут от отца-немца арийскую кровь, а следовательно, в дальнейшем они могут быть опасны, так как будут являть собой смесь «славянина-варвара» и «немца-арийца»).
Распоряжение также предусматривало совершенно вопиющие с точки зрения юриспруденции нормы: к примеру, показания советских граждан имели меньшую ценность, нежели показания граждан Третьего рейха (это делало невозможным справедливое судебное разбирательство).
Директива Верховного главнокомандования вермахта от 16 сентября 1941 года гласила: «Следует иметь в виду, что человеческая жизнь в странах, которых это касается, абсолютно ничего не стоит и что устрашающее воздействие возможно лишь путём применения необычайной жестокости»[276]. Директива от 16 декабря 1941 года дополняла: «Войска… имеют право и обязаны применять… любые средства без ограничения также против женщин и детей, если это только способствует успеху»[277].
Какие ещё нужны доказательства безальтернативности сопротивления? Белоруссия была обречена на смертельную схватку, и белорусский народ самоотверженно вынес тяжелейшие страдания, придя в итоге к Победе. Неужто партизаны виноваты в том, что нацисты мечтали о реализации плана «Ост»? Или в том, что руководство Германии не брезговало созданием лагерей смерти, террором против мирного населения и расстрелами заложников? Ответ очевиден.
Предатели
В военные годы, кроме героев, всегда находились те, кто предавал собственное Отечество и служил его злейшим врагам. Очевидно, что в годы войны местечковые националисты никуда не пропали. Напротив, они весьма активно проявили себя на службе у оккупантов. Ещё до нападения на Советский Союз высшее нацистское руководство поставило своей целью ослабить государствообразующий русский народ, посеяв раздор между его неотъемлемыми частями. Именно поэтому ставка была сделана на поддержку украинского и белорусского национализмов. В данном отношении примечателен документ под заголовком «Некоторые соображения рейхсфюрера СС Гиммлера об обращении с местным населением восточных областей»:
«При обращении с местным населением восточных областей мы должны исходить из того, что нам придётся признать по возможности больше отдельных народностей и установить своё отношение к ним, т. е. наряду с поляками и евреями мы должны подумать об украинцах, белорусах, гораках, лемках и кашубах, а также о других народностях, с которыми нам, возможно, придётся иметь дело.
Этим я хочу сказать, что мы в высшей степени заинтересованы в том, чтобы ни в коем случае не объединять народы восточных областей, а, наоборот, дробить их на возможно мелкие ветви и группы. Что же касается отдельных народностей, мы не намерены стремиться к их сплочению и увеличению, тем более к постепенному привитию им национального сознания и национальной культуры. Напротив, мы заинтересованы в раздроблении их на многочисленные мелкие группы»[278].
В пояснительной записке от 28 мая 1940 года Гиммлер указывает: «Фюрер прочёл все шесть страниц моего проекта, нашёл его вполне правильным и одобрил»[279].
Ещё прямолинейнее был Альфред Розенберг, который в своей инструкции для рейхскомиссара Остланда от 8 мая 1941 года писал: «Необходимо разжигать неприязненное отношение белорусов к России»[280].
«Свядомые» деятели прибыли в Белоруссию вслед за наступающими частями вермахта. В услужение нацистам пошли Радослав Островский, Вацлав Ивановский, Иван Ермаченко, Фабиан Акинчиц, Владислав Козловский и многие другие «деятели белорусского национального движения» (как их любят называть некоторые современные «пісьменнікі»). Это были «дзеячы» со стажем: у них имелся богатый опыт службы немецким и польским интересам после революции в Петрограде.
В конце 1941 года местечковые националисты образовали Белорусскую народную самопомощь (БНС). Формально данная организация создавалась для «заботы о здравоохранении, вопросах образования и культуры», а на деле – для ведения нацистской пропаганды на оккупированной территории, разжигания русофобии и антисемитизма, вывоза белорусской молодёжи на принудительные работы в Германию, формирования полицайских батальонов и репрессий против лиц, сочувствующих партизанам[281].
Воспитание белорусских детей по методике БНС. Нацистское приветствие на фоне бело-красно-белого флага и свастики.
Летом 1942 года немецкие оккупационные власти предприняли попытку создания Белорусского корпуса самообороны для борьбы с партизанским движением. Работу по формированию корпуса курировала «благотворительная организация» БНС во главе с Иваном Ермаченко – деятелем БНР и гитлеровским прислужником с большим стажем (связь с нацистскими спецслужбами он установил ещё в конце 1930-х годов). Однако в 1943 году – из-за повального дезертирства и массового перехода новобранцев на сторону белорусских партизан – «самаахова» была распущена. Как отмечал в апреле 1943 года начальник полиции порядка генерального округа «Белорутения» СС – штандартенфюрер Клепш, «за редчайшим исключением, эти люди были абсолютно ненадёжны и легко поддавались воздействию пропаганды противника. Имели место случаи, когда крупные патрули КБС (Корпуса белорусской самообороны. – Прим. авт.), вооружённые винтовками и автоматическим оружием, добровольно переходили на сторону бандитов (так нацисты называли белорусских партизан. – Прим. авт.)»[282].
К лету 1943 года, когда перелом на фронтах Великой Отечественной войны стал очевиден, а белорусское партизанское движение охватило практически всю Белоруссию, оккупанты решили мобилизовать все имеющиеся ресурсы, для того чтобы набрать в ряды предателей всех, кого только возможно. 22 июня 1943 года, ко второй годовщине агрессии против Советского Союза, по приказу генерального комиссара «Белорутении» Вильгельма Кубе был создан Союз белорусской молодёжи (СБМ) – аналог немецкого гитлерюгенда. Эта организация осуществляла отлов белорусской молодёжи для вывоза на работу в Германию, а также вела активную нацистскую пропаганду.
В последние годы наметилась тревожная тенденция: «юнакоў СБМ» представляют как «жертв того жестокого времени», «бедных мальчиков и девочек», которые по-своему любили Беларусь, пели песни, плясали и «адраджалі беларушчыну». На деле же это была до мозга костей нацистская организация, которую возглавляли убеждённые гитлеровские прислужники – Михась Ганько и Надежда Абрамова. Характерный пример: 20 января 1945 года, когда Третий рейх шёл к своему бесславному финалу, Абрамова в личном письме из Троппау (ныне чешский город Опава) писала о том, что она «моцна верыць Фюрэру, які ніколі ня кіне нямецкі народ, а разам з ім усе народы, прытуліўшыяся да Нямеччыны і змагаючыяся на яе баку»[283].
А вот что писал в одной из сэбээмовских листовок Михась Ганько: «Беларускія хлопцы і дзяўчаты! Два гады таму назад харобрыя нямецкія жаўнеры на загад і пад правадырствам Адольфа Гітлера прынясьлі вызваленьне Беларускаму народу, прагнаўшы назаўсёды з нашае зямелькі жыдоў і бальшавікоў… Ня будзем больш пакутваць у жыдоўскім хлеўчыку і кручканосыя Борухі, Моўшы і Лэйбы ня будуць калечыць нашае маладыя душы»[284]. А в это время работали печи Освенцима и полыхали огни Хатыни…
О том, в каком духе воспитывали молодёжь активисты СБМ, лучше всего говорят их плакаты и фотографии.
Плакат СБМ
«Юнакі СБМ» хоронят немецкого офицера.
«Юнакі СБМ» вскидывают руку в нацистском приветствии.
Надежда Абрамова получает награду от своих «хозяев».
Одновременно с попытками промыть мозги белорусской молодёжи гитлеровцы решили поиграть в политику и создали 27 июня 1943 года Раду доверия, которую в декабре того же года сменила Белорусская центральная рада (БЦР). Президентом БЦР стал Радослав Островский – участник антисоветского Слуцкого восстания 1920 года, сотрудничавший сначала с западнобелорусскими коммунистами, а затем – с польскими властями. Отдел пропаганды, прессы и культуры возглавил Евгений Колубович. Оба персонажа – убеждённые нацисты.
Радослав Островский (слева) беседует под портретом Гитлера с Куртом фон Готтбергом – генеральным комиссаром «Белорутении».
