Увидев меня, кормчий запустил пятерню в бороду, потряс кулаком и завопил:
– Радуйся, Ун-Амун!
– Радуйся! – воскликнул Тотнахт, вздымая свиток над головой. – Радуйся, ибо услышаны твои мольбы! Вот корабль владыки Несубанебджеда, и полон он сокровищ и драгоценных товаров!
– Радуйся, – в свой черед промолвил Бен-Кадех и добавил: – Стражи мои будут у судна, пока не разгрузят его и не отправят товары, куда повелит мой господин. На корабельщиков надежды нет. Из тех они людей, кому пива много не бывает.
И сказавши это, Бен-Кадех обнял меня, а за ним обняли Тотнахт и Мангабат. Я же от великой радости прослезился.
Потом развернул Тотнахт свиток папируса и принялся читать опись присланных товаров. Читал негромко – так, что слышали только я и Бен-Кадех.
– Большой ларец, а в нем четыре золотых кувшина, сосуд из золота и пять сосудов из серебра… Десять одеяний из царского полотна и десять кусков льняной ткани наилучшего качества… Пятьсот свитков папируса, каждый длиною в восемь локтей… Пятьсот выделанных бычьих шкур и пятьсот мотков веревок, годных для корабельной оснастки… Еще двадцать мешков отборной чечевицы и тридцать корзин с лучшей рыбой, что водится только в водах Дельты… И еще для тебя, Ун-Амун, для твоего пропитания, присланы пять корзин с рыбой, мешок чечевицы и пять кусков льняной ткани, каждый по восемь локтей. Это дар тебе от госпожи Танутамон, а князь не прислал ничего, кроме слова: убереги на этот раз богатство и передай его брату моему Закар-Баалу в целости.
Подъехала тележка Абибаала, и я велел ему погрузить присланное мне – чечевицу, корзины с рыбой и льняную ткань. Потом сказал Тотнахту:
– Ларец с золотом и серебром я тоже возьму. А ты передай князю, что целую я его сандалии и прошу звать меня во дворец. Хочется мне, чтобы получил он сокровища из моих рук и больше не гневался на мое неразумие.
– Я сделаю это, – пообещал Тотнахт. – Узнал я у Бен-Кадеха, что живешь ты у его племянника. Хорошо ли тебе там?
– Хорошо. Эшмуназар молод и весел, и когда говорю я с ним, отступают печаль и тоска по родине.
Опустил взгляд Тотнахт и тихо промолвил:
– Я тебя понимаю… видит Амон, понимаю! Прожил я здесь много лет и вроде бы привык, но вот побывал в Танисе и… – Не закончив, он развел руками.
Вспомнилось мне, что сказал я Тентнут, и повторил я те же слова:
– Дальше, чем край света…
– Дальше, чем край света… – послышалось в ответ.
Но грусть моя была недолгой – радовался я, что снизошли к моим нуждам владыки Таниса, что больше я не нищий побирушка, а человек, за чьими словами тяжесть серебра, шелест тонких тканей, запах папируса и бычьих кож. И еще был я счастлив тем, что не забыла про меня госпожа Танутамон и одарила щедро. Сел я в повозку на сундучок с драгоценными сосудами, хлопнул Абибаал своей плетью, и побежали ослы к городу, а потом свернули на другую дорогу, ту, что шла меж виноградников к дому Эшмуназара. И прибыли мы туда в скором времени.
Молодой хозяин ждал меня у дверей. Спрыгнув на землю, я обнял его и заговорил торопливо, быстро, стараясь рассказать сразу обо всем: о корабле Мангабата, о папирусах и тканях из тонкого льна, о серебре и бычьих кожах, о рыбе, чечевице и веревках, а еще о дарах, что прислала мне владычица Таниса. Хороший человек Эшмуназар! Слушал он меня с улыбкой, держал руку на моем плече, и видно было, что счастлив он моей радостью.
И сказал я ему:
– Прими от меня дар, что прислан из Таниса. Все прими, рыбу, зерно и тонкую ткань! Ибо ты добр ко мне как к брату, а чем еще могу я отплатить?
– Плата – твоя дружба, а что до этих даров, позволь мне лишь распорядиться ими, – произнес Эшмуназар, лукаво усмехаясь. – Были здесь две девушки, и доставили нам удовольствие: тебе – беседой, а мне… ну, не нашлось у меня времени для долгих разговоров! Давай отправим Тентнут и Хенумпет по корзине рыбы и по куску ткани. Остальную рыбу и зерно на кухню! И будем мы есть эту рыбу сегодня с лепешками из твоего зерна. Согласен?
– Справедливый дележ, – кивнул я. – Но еще остается ткань, целых три куска.
Эшмуназар окинул меня взглядом.
– Ты сильно обносился, друг мой Ун-Амун. Протерлась твоя одежда, и повязка на бедрах уже не скрывает того, что положено скрыть. Не удивительно, что Тентнут дальше разговоров не пошла, ибо подобен ты пастуху или гребцу, а не привратнику храма Амона! И к владыке нашему явиться тебе тоже не в чем… Так что велю я своим служанкам сшить тебе новое платье на египетский манер. Они в этом искусны!
И, обняв мои плечи, он повел меня в дом.
Счастливый выдался день, но вечером случилось странное. Я был уже в своем покое, куда перенес Абибаал ларец с сосудами. И захотелось мне взглянуть на них, и желание это пришло не зря, ибо радость моя поутихла, а удивление возросло, и были к тому причины. Не очень многое дал мне казначей Унофра, четыре сосуда из серебра и один из золота, а Херихор сказал: может, в Танисе что‑то добавят, ведь Амон тоже их бог… Добавили, но самую малость, и не князь, а госпожа Танутамон… И все полученное мной пропало, и очутился я здесь как нищий посреди пустыни, и не хотел меня слушать владыка Библа! Послал я весть с Мангабатом и мольбу о помощи, но не был услышан. А теперь пришел из Таниса корабль с дорогими товарами, и столько их, что сразу видно: не поскупился Несубанебджед! Почему же не прислали раньше все эти богатства?..
Не давала мне покоя эта мысль, и решил я взглянуть на самое ценное, на золото и серебро. Придвинул ближе масляную лампу, поднял крышку ларца и прикоснулся к сосудам, уложенным в два слоя. Сверху лежали пять серебряных, украшенных чеканкой: на одних – цветы лотоса, на других – папирусные листья и стебли. В таких сосудах обычно хранились благовонные масла, и были они изготовлены недавно – не потускнели и рисунок не стерся. Я вытащил их, осмотрел и решил, что они красивы, а потому не стыдно поднести их в дар Закар-Баалу.
На дне ларца сверкало золото. Четыре золотых кувшина тоже были превосходны и казались совсем новыми, а рисунок на них был одинаков – узоры, подобные морским волнам. Горлышки широкие, и из этих кувшинов можно пить или делать возлияния маслом и вином. Тоже подарок, достойный князя! А вот последний из сосудов староват, хотя тоже золотой…
Я взял его в руки, поднес к огню светильника и вздрогнул: были на нем отчеканены ибисы, священные птицы Тота, что шли чередою вокруг узкого горлышка. Работа старинная, тонкая, искусная, но не ремесленников из Гермополя – скорее, из Мемфиса или Фив. Почему‑то я так решил, хоть разбираюсь в древних изделиях не лучше, чем в охоте на зайцев с соколами. Но в следующий миг я догадался, в чем тут дело: пожалуй, сосуд могли изготовить в Дельте, в Гермополе, где почитают Тота, однако видел я его в Фивах и принял там из рук казначея Унофры. Сердце мое замерло, я стал осматривать тусклую поверхность, разыскивая приметные царапинки, и я их нашел. Сомнений не было – эту вещь мне дали в Фивах! И Харух – да будет он проклят Амоном! – ее украл!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
