ее лица стало вызывающим.
– Я не хочу, чтобы ты был героем. И мне не нужно, чтобы кто-то меня спасал.
– Хорошо. – Оками направился прочь, чуть не споткнувшись. Не так грациозно, как ожидала Марико.
Глядя, как он растворяется во тьме, Марико обнаружила, что не знает, что чувствовать. Она не была уверена, что поцеловала Оками, чтобы заставить его замолчать. Или что она поцеловала его, потому что другого выбора не было. Не оставалось ничего, кроме как поддаться. Все это время она ненавидела его. Все это время ее сердце колотилось в его присутствии.
Действительно ли она презирала его?
Или желала его?
Марико какое-то время лежала под звездами. Потом пришла к решению.
На самом деле ее не заботил Оками. Она просто использовала его. У Марико была миссия здесь. Она проникла сюда, чтобы узнать, почему Черный клан пытался убить ее. Чтобы выяснить, кто желал ее смерти. И ничто никогда – даже юноша, который умел целоваться так, что она теряла сознание, а ее разум замолкал, – этого не изменит.
«Только на этот раз».
Оками был прав.
Завтра она забудет, что это когда-либо происходило.
Урок, который необходимо усвоить
Прошло довольно много времени с тех пор, как Оками последний раз лгал в лицо своему лучшему другу.
Ему не приходилось обманывать главаря Черного клана. Уже много лет.
Оками был слишком многим ему обязан, чтобы лгать в лицо. Слишком многим обязан, чтобы когда-либо прятаться за легкостью лжи. Не то чтобы Оками был в целом против лжи. Он довольно часто врал. И с удовольствием.
Часто он лгал о вещах, которые не имели значения, просто ради отработки навыка. В конце концов, для человека, живущего во лжи, важно продолжать оттачивать искусство обмана, когда это возможно.
Но сейчас ситуация была иной.
Оками знал, что скоро должен сказать что-то о Такэо. Или Тиё.
Или любое другое имя, которое эта проклятая девчонка выберет себе на следующий день.
Тиё не было ее настоящим именем. Это Оками знал наверняка. Опытный лжец учится распознавать мастерство в других. Той ночью она слишком осторожно произнесла: «Тиё». Слишком продуманно. Ведь имя было таким простым. Легким. Оно должно было слетать с языка, как беззастенчивый смех.
А не произноситься с явным расчетом.
Она солгала ему. Как он солгал ей.
Неважно, что она предположительно спасла ему жизнь. Дважды. Почему девушка так поступила, Оками все еще не мог понять. Было очевидно, что она невзлюбила его с самого начала. Посчитала его ленивым и поверхностным.
Именно таким, каким он хотел, чтобы другие считали его.
Но возможно… возможно, за ненавистью скрывалось чувство гораздо более тревожное, чем простая неприязнь. Та же самая эмоция, с которой Оками изо всех сил боролся последние несколько недель. Пытался определить, особенно когда они спорили друг с другом. Сталкивались по большим делам и малым.
Влечение.
Нет. Желание.
Увы, слово «желание» слабо отражало то, что он сейчас чувствовал.
Возможно, эта девушка не была водой, как он сначала подумал. Возможно, она была ветром. Ветром, который мог раздуть огонь до безумного пламени. Согнуть могучий дуб. Сплести воду в туман.
Хотя он и не хотел признаваться в этом – даже самому себе, – Оками понял, что что-то не так, когда впервые посмотрел в глаза Санаде Такэо. Когда впервые коснулся… ее.
Но это не чувствовалось неправильным.
Напротив, казалось, что все до странности правильно.
А сейчас?
Он не понимал до конца, что побудило его пообещать девушке, которая лгала так же свободно, как и дышала, что он сохранит ее тайну. Все, что Оками знал, – это то, что она давала отпор – и словами, и силой убеждения, – как ни одна другая девушка на его памяти. Что она так смотрела сквозь его многочисленные маски, что это и нервировало, и очаровывало одновременно. Что ее разум работал таким образом, который Оками не мог разобрать на части и собрать заново.
Что в тот момент, когда она поцеловала его у горячих источников, его взгляд растворился. И что звук ее вздоха был подобен восходу солнца.
Воспоминание сгустило его кровь. Подтолкнуло его к грани.
Оками смотрел, как его отражение плывет по поверхности озера. Он выглядел нарисованным. Изможденным. В детстве ему часто снились кошмары. Сны, омраченные замыслами о гневе и возмездии. Воспоминания о позоре и шрамах бесчестия.
Потом, когда он из мальчишки превратился в юношу, Оками сделал выбор.
Он больше не собирался обременять себя подобными вещами. Он отказывался нести любую ответственность, которую не хотел брать. С тех пор он, к счастью, взял на себя совсем малость.
Чем меньше у него ответственности, тем меньше шансов, что он кого-то подведет.
Как только Оками принял это решение, ему стало намного легче засыпать.
Прошло много времени с тех пор, как он плохо спал ночью. Давненько он не видел лица, омраченного усталостью, когда смотрел в свое отражение.
Прошлой ночью он спал плохо.
То была ночь, наполненная неопределенностью.
Оками снилась лагуна, до краев наполненная дымящейся водой. Потом она начала утекать. Медленно. Пока в центре не образовался бурлящий водоворот.
Лицо девушки проплыло мимо него, когда она скользнула сквозь клубящийся туман.
Она подошла к краю лагуны. Улыбнулась ему через плечо. Поманила его присоединиться к ней. Когда Оками подошел к ней – привлеченный, как стрекоза к пламени, – она потянулась к нему. Ступила в лагуну.
И позволила водовороту затянуть ее целиком.
Все время, пока она смотрела на него – в ожидании, что он присоединится к ней, даже в смерти, – черты ее лица оставались безмятежными. Пламя в тумане.
Оками неподвижно стоял. Наблюдая, как вода утаскивает ее под воду.
И ничего не делал.
Даже во сне он помнил, как она пахла.
Чистотой. Как апельсиновые цветы.
Он вспомнил, как она улыбалась. Как поначалу дрожали ее губы, как будто она все еще не могла решить, разумно ли показывать кому-либо свои истинные чувства.
Несмотря ни на что, Оками восхищался Санадой Такэо за это. Пока он думал, что она мальчишка, Оками оценил, как плохо она скрывала свои эмоции – как неумело она старалась держать их под контролем, – несмотря на тот факт, что девчонка явно умела лгать.
Это напомнило ему о маленьком обозленном мальчике, которым он был в прошлом.
Мальчик, который не возражал против лжи другим. Но презирал ложь самому себе.
Оками снова нахмурился, глядя на свое отражение в воде. Окунул руки под него, размывая изображение. Он умылся. Пусть вода смоет его воспоминания. Очистит его от всякой
