– Понимаешь, Карел, в чем дело. Люди всегда чем-то недовольны, так и должно быть. Если всех все устраивает, все тихо, все молча по углам, то это плохо. Это обязательно закончится большой бедой, потому что рванет так, что стекла повышибает. И это, знаешь, в самом прямом смысле. А оппозиция есть всегда. Причем очень часто она существует вместе с властью, и власть о ней знает, и все ее устраивает. Просто потому что иначе никак.
Карел озадаченно хмурился. Возможно, Ян говорил правильные вещи, поскольку уж точно он говорил вещи умные, но совершенно непонятные. В Горе как таковом никогда не было власти, с которой можно было бы конфликтовать – Мартенсы представляли собой не действительных правителей города, а простых людей, которые контактируют с Заводом. Резоны Счастливой он тоже понимал – когда Завод перестанет существовать, все торговые пути пересекутся в станице, которая после этого прекрасно и сыто заживет.
А чего хотят заводчане? Какие у этой оппозиции цели?
Ян смотрел на него с улыбкой, объясняя то, что в объяснении не нуждалось, что понимал каждый ребенок, родившийся и выросший в Заводе. Карел не родился и не вырос, но думал, что, наверное, дело в его собеседнике: это Яну все равно, ему хорошо, когда люди волнуются и когда люди спокойны, когда есть Мастер и когда Мастера нет, когда он знает, кто правит городом, и когда даже не представляет.
Такой он странный человек, этот Ян.
– Мастера у нас меняются довольно часто. Одного убьют в его кабинете, другой упадет со смотровой вышки, третий от старости, кому-то кошка заразу в кровь занесет – они все время, все время, все время… – Ян быстро покрутил указательными пальцами двух рук друг вокруг друга. – И те, кому это, в общем-то, не важно, даже не знают о том, что Мастер другой. Ну, от случая к случаю меняют смены, ужесточают их или, наоборот, сокращают. Вводят какие-то льготы и убирают. А потом перекрывают ход, например, молоку. Вот было у нас молоко, и внезапно – оп! – не стало. И никто не знает, почему. Мастер так решил. Тоже, знаешь ли, повод понервничать. Кто-то возмущается. Мастера убивают. Или ему на голову падает строительный брус. Или шаткая ступенька. Кошка. И все начинается по новой. Новый Мастер, новые правила, идиотские идеи, а люди-то продолжают работать. Просто год за годом делают одно и то же. И те, кто так тебя беспокоит, тоже просто делают свою работу. Понимаешь?
Карел потер саднящие виски. Нет, он решительно ничего не понимал. Как это – работа? Замышлять убийство Мастера – разве это можно назвать работой?
– То есть, ты считаешь, что это нормально? – задумчиво протянул Карел.
– Это не я считаю, это так и есть.
– И в этом можно принять участие?
– Можно-то можно, – на лице Яна появилось странное выражение, будто бы он был очень сильно не уверен в своих словах, но не знал, как сказать точнее. – Но я бы тебе не советовал, просто как сосед соседу.
– Почему?
– Ну, почему, почему. Потому что оппозиция у нас меняется с такой же скоростью, что и Мастера. И никто не вспомнит, что был там такой парень. А может, и не было вовсе.
– Ты о чем?
– Ну, – Ян сцепил пальцы, упираясь большими в подбородок. – Кто-то сам уходит, потому что теряет интерес, или начальство заметило, или мамочка против. А кого-то выводят самого – тут уж никогда не знаешь, кому ты не понравился или кому дорогу перешел. Ну, а если уж дело доходит до крупной драки, тогда, конечно, все молодцы. Только молодцов этих потом никто не видит. Куда делись? Ну, может, ушли куда-то творить великие дела, а может, не ушли. Но нету их. Ищем новых людей в цеха.
Карел нервно засмеялся. Он по-прежнему ничего не понимал, но посыл Яна угадывал совершенно верно.
– Опасное увлечение выходит, да?
Ян пожал плечами.
– Каждому свое. У тебя есть еще какие-то вопросы? Или я могу уже тебя прогнать и отправиться спать?
– Да, конечно, извини, – Карел поспешно поднялся, чтобы уйти. – Да, я узнал все, что хотел. Спасибо тебе. До встречи.
– Пожалуйста. Пока. И кстати, если вдруг захочешь еще раз что-то у меня спросить, подумай, можно ли ответить на этот вопрос «сделать» или «не делать». Я предпочту не делать. Не делать глупостей и ничего лишнего. Здоровее будешь.
Карел кивнул и покинул комнату, потому что Ян уже вытянулся на своей узкой кровати, поджал ноги и отвернулся лицом к стене. Теперь его, судя по всему, в состоянии разбудить была только любимая работа, до которой у него был целый выходной.
Джои отложил карточки и сидел теперь, пил чай, заедая его жареными комками теста.
– Ужинаешь?
– Обедаю.
Джои пододвинул к нему кулек, сложенный из станичной агитки и успевший пропитаться жиром и приятным запахом. Конечно, Карел не смог устоять.
Он сел за стол, повертел в руках угощение и отправил его в рот. Джои с хлюпаньем допил чай и поставил кружку перед ним.
– Принесешь еще?
– Принесу, – прочавкал Карел. – А этот ты откуда взял?
– Хельга заходила, принесла. Наверное, хотела с тобой попить, но оставила мне, потому что я сказал, что не знаю, когда ты вернешься.
Карел немного помолчал, старательно вытирая жир с рук о не очень важную бумагу со своего стола. Он знал, о чем хотела поговорить Хельга, и совершенно не знал, что ей ответить. После разговора с Яном все стало еще более запутанно и непонятно.
Тихо умыкнув кружку Тибо и наполнив уже две, Карел вернулся в кабинет и понял, что действительно очень хочет есть. Грустно посмотрел на Джои, который рассмеялся и развернул еще одну бумагу, в которой оказалась холодная, но от этого не менее съедобная картошка, нарезанная половинками.
– Я когда-нибудь говорил, что Лиа – самая прекрасная женщина на земле? – риторически и не очень внятно поинтересовался Карел у Джои, который сидел, покачиваясь на стуле, и потягивал горячий чай, сильно разбавленный густым молоком.
– Каждый раз, когда хочешь есть и наконец-то ешь, – кивнул Джои.
Он мог бы ответить как-нибудь иначе или не ответить вообще, но решил сказать правду. Карел отмахнулся, увлеченный едой.
– Ладно, пойдем, отведу тебя домой и признаюсь ей в этом лично.
Он скомкал оставшуюся жирную мятую бумагу и выкинул ее в корзину. Мусор не долетел, пришлось Карелу вставать и еще раз выбрасывать откатившийся под стол ком.
– Хорошо, завтра тогда продолжу с карточками.
Джои поднялся следом за ним и быстро прибрался на столе, спрятал карточки и справки в разные ящики, затупившийся карандаш убрал в специальную выемку в столешнице. Если парень и был недоволен тем, что его считают недостаточно взрослым, чтобы дойти до дому самому, то виду он не подал. В конце концов, Карел считался другом семьи – мог же он просто зайти в гости?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
