— А мы пытались подать сигнал на материк, — заискивающе пробормотал Макс, заранее набивая себе цену. — Я сисадмин отеля «Эвелин»… Э, то есть бывший, но зато я тут все знаю! Так вот мы залезли в маяк, я долго там все настраивал, и наконец получилось, но нам никто не ответил, потому что, видимо, во всем мире так!
Сергеич поглядывал на него с неодобрением, но молчал. Подумалось, что все мы бывшие: сисадмины, электрики, менеджеры, любящие мужья и отцы. Наши достижения свелись к скупому определению: «чистильщик или претендент такого-то уровня». Вот, например, Константин — кем он был в мирной жизни? Кого потерял? Сейчас действительно счастлив тот, кто был одиночкой.
— Это закономерно, — ответил сопровождающий.
Маша вроде расслабилась и выпустила мою руку, но мне что-то мешало выдохнуть с облегчением. Тяжесть была какая-то, словно… Я обернулся. Так и есть: Волошин и еще двое смотрят в спину, шепчутся. Интересно о чем?
Как только я на них посмотрел, отвернулись, словно заговорщики, замышляющие недоброе. А через мгновение в кустах заверещал зомби, и чистильщика атаковали два амбала, пока его напарник разбирался с другим бездушным.
Я уж подумал, что Волошин отступит, но тут случилось странное: он отбросил топор, что-то выхватил, взмахнул наискось рукой направо и налево. Амбалы дернулись, сделали шаг, а потом верхние части их туловищ, срезанные под углом, просто сползли и отвалились.
Странное оружие видел, кроме меня, только Макс. Вытаращил глаза и воскликнул:
— Е-ма, чё это было? Чем это он их — на две части?
Бергман проигнорировал вопрос, но Макс не унимался.
— Товарищ… то есть господин Бергман! — Макс взял его за руку, останавливая. — Я только что видел, что ваш напарник… ну, тот человек, — он кивнул на Волошина, — разрубил зомби напополам, но у него в руках ничего не было!
— В натуре? — вытаращился Сергеич, останавливаясь и глядя назад, где Волошин больше не применял секретные технологии и отлично управлялся с топором.
Я думал, что Макс сейчас нарвется на грубость, но Бергман повел себя так, как и подобает терминатору: моргнул, осмысливая ответ, и выдал:
— Он воспользовался преимуществом чистильщика высокого уровня.
Вот тут я и пожалел, что не покупал уровни. Как представил такую штуку у себя в руках там, в маяке, так сразу подумалось о том, как жалко, должно быть, выглядят мои самоделки для этих крутых боевиков.
— Ёпт, товарищ Бергман, — не унимался Макс. — Объясните, у него какое-то силовое оружие, что ли? Молекулярная струна? Плазменный резак? Лазер? А где он его взял? Ден, и у тебя будет?
— Отставить разговоры, — отчеканил Бергман и зашагал дальше.
Мы добрались до поворота, Бергман подошел к джипу, где сидели рыжий детина — претендент восьмого уровня — и некто Майкл Эндрюс, тоже претендент, но шестого. У последнего прямо на лице было написано, что он не из наших краев: желтые волосы волной, васильковые широко распахнутые глаза, квадратный подбородок с ямкой.
— Четверо, — сказал Бергман, будто и так было неясно.
— Отлично! — расплылся в улыбке рыжий рябой детина, распахивая дверцу машины. — Езжайте на базу! — И, разворачиваясь, добавил для Эндрюса: — Гоу-гоу! Ту зе бейс!
А сам вылез и подмигнул Маше:
— Покачаюсь, пока кадавры поперли, а вы поезжайте.
— Я за ними на байке. Потом вернемся, — отрапортовал Бергман.
Водитель молчал, потому что не понимал по-русски, а мы не спешили с ним разговаривать по-английски.
На сиденье рядом с водительским уселся общительный Сергеич, протянул руку:
— Привет, боец! Я Михаил Сергеевич, а тебя как кличут?
Водитель потряс руку, бормоча виновато:
— Ай донт андестенд…
— Не русский, что ли? А кто? Латыш? Эстонец?
— Ай донт спик рашн, — мотнул головой Майкл Эндрюс.
— Жми давай, дон Спикраш, — буркнул Сергеич.
Словно поняв его, водитель начал разворачиваться, а наш Пролетарий забормотал обиженно:
— Дон, дон… Я, может, тоже потомок великого князя, и чо? Родственник этого, Горбачева! — Пихнул в плечо Эндрюса. — Компренде, Дон? Перестройка!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вряд ли Майкл, бывший моим ровесником, слышал о «Перестройке» Горбачева, но из вежливости ответил:
— Но абло эспаньол.
— Дядя Миша, он не понимает вас, и он не латыш и не испанец, — сказала сидящая по правую руку от меня Маша и защебетала по-английски: — Хей, мистер! Вы из Австралии или из Новой Зеландии? У вас странный акцент.
Эндрюс оживился и ответил, что да, он из Австралии. А вы, девушка, откуда? Маша охотно с ним болтала, у нее был отменный английский.
Сергеич же от такого расклада немного прифигел и проворчал:
— Тю-у-у, так это фриц, получается! Эх, не додавили мы вас в сорок пятом! Хорошо хоть земляк ваш сам застрелился! — Приложив два пальца к верхней губе, он изобразил усы: — Гитлер капут!
Я лишь изумленно покачал головой — ну и каша в голове у Сергеича! Это же надо, Австралию с Австрией перепутать!
Макс же сосредоточенно засопел, принялся отдирать скотч, ругаясь и подвывая. Не хотелось парню прослыть Человеком-пакетом.
Тревога, ворочавшаяся в душе, поулеглась. Ревел мотор, что после тишины и урчания бездушных казалось райским звуком — звуком разумной жизни. Вокруг были выжившие, а мы ведь уже с жизнью простились! Такие люди, как Бергман и Волошин, необходимы, если случается большой звездец — кто еще сохранит здравый рассудок и угомонит паникеров?
Казалось, даже погода перешла на нашу сторону: дождь прекратился, тучи над островом поредели, начали пробиваться лучи солнца, а над океаном появилась яркая арка радуги.
— Марусь, — повернулся к нам Сергеич. — Спроси у хенде-хох-буржуина, кто у них главный?
Девушка перевела, и Эндрюс, глядя на меня в зеркало, ответил по-английски:
— Думаю, его имя ни о чем вам не скажет, — пожевав губами, он все-таки решил ответить: — Его зовут Павел, позывной Папаша.
«Павел» прозвучало как «Пауел», а не «Пол», а «Папаша» с ударением на последнем слоге.
— Он русский? — спросил я и получил утвердительный ответ. — Какой он лидер?
Эндрюс, обернувшись, широко улыбнулся, сложил большой и указательный пальцы в колечко:
— В порядке! Очень справедливый, хоть и строгий.
Дальше ехали в тишине, а я думал над стратегией поведения в новой группе. Открываться полностью или утаить важное? Мало ли… Решил, что лучше всего обойтись полуправдой, скрыв свои уникальные таланты.
Тронув Машу за руку, я тихо спросил:
— Как думаешь, водила по-русски понимает?
— Вряд ли.
— Тогда так… — Я потеребил Сергеича за плечо, он обернулся. — Короче, народ. Только между нами: кухню возле «Маглаяга» сожгли не мы, маяк — тоже. Мы слабые и несчастные, просто не смогли бы. Где обитали? В цоколе «Эвелин», вырвались в поисках выживших. Про еремнутых расскажем как есть. Машунь, ты про себя до момента встречи с нами — тоже. Эти люди помогут группе Еремея выбраться, своими силами мы не справились бы.
— Нет там никакой группы, — помрачнела девушка. — Еремей, Карина и Элеонора. Больше никто не выжил.
— Главное, выжили мы, — ответил я. — А остальное на совести гуру.
— А чего врать-то будем? — спросил Макс. Он уже распаковал ту ногу, что была здоровой, и занялся предплечьем. — То есть почему?
— Потому что им не понравилась сожженная кухня. Они за ордой зомби охотились, а мы у них добычу увели. Уяснил?
— Уяснил, чего тут не уяснить, братан. — Зажмурившись, он дернул скотч и завыл, выдрав волоски.
— Сергеич?
— Ясен пень, — кивнул он и выдал резонный, но несколько вульгарный довод: — Чего перед ними жопу раздвигать? Чё мы им, шалавы подзаборные? Наши дела — это наши дела.
— Я тоже все поняла, — сказала Маша.
Поворачивать к «Эвелин» мы не стали, покатили по едва заметной колее среди джунглей. В стороны полетела грязь, заляпала лобовое стекло. Видимо, так водитель срезал, а Бергман поехал по другой дороге, потому позади его видно не было.
