полковник терпеть не мог женских слез, его гнев постепенно улетучился, уступая место жалости и раздражению. Он обнял Веронику, прижав к себе и, поглаживая по голове, как маленького ребенка, принялся успокаивать, бормоча: «Ну ладно, милая, хватит. Ника, успокойся. Я не сержусь. У меня кровь идет. Посмотришь, что там?»
Повсхлипывая еще пару минут и размазав по щекам остатки туши, Вероника ушла умываться. Потом, по-прежнему не поднимая глаз, смывала кровь, стекавшую тонкой струйкой на крепкую шею любовника и обрабатывала рану. Кожа на голове была рассечена совсем немного, но ссадина на ухе сильно кровила.
«Кажется, зашивать надо,» – виновато сказала Вероника, осмелившись, наконец, взглянуть ему в глаза.
«Ничего, заживет, как на собаке,» – примирительно ответил он. Нужно было быстро выбить из девушки информацию и лучший способ для этого – быть белым и пушистым. Не пугать ее. Начать решил с самого простого вопроса: «Думаю, пить чай мне стоит. Что у меня там?»
«Снотворное»
Матвиенко понимающе хмыкнул и приобнял девушку за бедра: «От спящего меня толку тебе будет немного. Что происходит, Ника? Расскажи». Его проникновенный тон, нежная улыбка, руки, поглаживающие ее бедра – большего было и не нужно. Ника размякла и поплыла.
«Я ничего толком и не знаю. Мне не говорили. Просто нужно было, чтобы сегодня ты не смог оказаться у колонии,» – призналась, наконец, она.
«Ну что же, ты выбрала самый приятный способ. Сначала. Кроме сковородки, разумеется. Можешь остаться здесь. А у меня дела,» – быстро собираясь и уже не обращая внимания на девушку сказал полковник.
Когда дверь за Матвиенко захлопнулась Вероника бессильно опустилась в кресло, потеснив недовольного кота. «Господи, что я наделала? Я все испортила».
Глава 32.
Сан Саныч – основательный мужчина в самом расцвете сил был нетороплив и обстоятелен по своей сути. Прежде чем приступить к позднему ужину он расстелил на столе чистую скатерку, тщательно вымыл руки и принялся выкладывать из сумки заботливо упакованные дражайшей супругой продукты: свеженькие хрустящие огурчики (уже пробовал, не горчат), краснобокую редисочку, зеленый лучок, баночку с солью и маленькую эмалированную кастрюльку, закутанную в толстое махровое полотенце. Домашние котлетки с чесночком запах издавали умопомрачительный, и у Сан Саныча невольно потекли слюнки. Припомнив добрым словом свою супругу – женщину редкой хозяйственности (а это качество он почитал величайшей женской добродетелью и всегда мог положиться на свою половину в трудных жизненных ситуациях), он достал из сумки термос с чаем и приступил к ужину.
Сколько можно ждать, в конце концов. Машина должна была прийти после обеда, а уже вечер. Не сидеть же ему голодным, в самом деле. Дежурил Сан Саныч в небольшой вахтерке у ворот. Электричества в колонии не было, поэтому ворота приходилось открывать вручную. Это в его обязанности и входило. Поначалу он и не думал записываться добровольцем, сочтя все это предприятие опасным и неразумным, однако супруга настояла. Её племянница Наташа прилетела на большую землю первым рейсом и погибла вместе со всеми. А поскольку своих детей у супругов не было, жена была очень привязана к единственной племяннице.
Сан Саныч разрезал огурчики пополам, основательно посолил их, подцепил на вилку аппетитную котлетку и только поднес её ко рту, зажмурившись от предвкушаемого удовольствия, как услышал звук подъезжающей машины. Аж застонав от досады, гурман быстро и уже без всякого удовольствия сунул котлетку в рот, закутал кастрюльку в полотенце и пошел встречать машину. Обычно он охотно трепался о том, о сем с водителем, скрашивая скучное дежурство. У Петровича всегда имелся неистощимый запас старых анекдотов и пошлых историй. Но сегодня настроения не было. Да и Петрович был непривычно молчалив и как-то напряжен. Проверив, согласно инструкции, кабину и кузов грузовика, заставленный мешками и ящиками, Сан Саныч открыл наружные ворота.
Дальше произошло нечто странное. Вместо того, чтобы не спеша въехать в ворота, аккуратно припарковаться и покинуть опасную зону, Петрович сдал назад, разогнался и протаранил вторые ворота на полном ходу. Металлические крылья взлетели вверх по обе стороны от грузовика и опали вниз, как у смертельно раненой птицы. Сан Саныч, больше всего напоминающий удивленного пингвина, замер на месте, открыв рот. Петрович же выскочил из кабины через пассажирскую дверь и скрючился за задним колесом. Здесь он был недосягаем для автоматчиков с вышек, с одной стороны его закрывал грузовик, с другой – внутренний забор и остатки сломанных ворот. Автоматчик на ближайшей вышке у ворот колонии нервно поводил оружием из стороны в сторону, но стрелять было не в кого. Сан Саныч, наконец, отмер. Он напрочь позабыл все инструкции, полученные на такой вот непредвиденный случай и, совершенно растерявшись, шустро порысил к вахтерке и заперся изнутри. Быстро облачившись в защитный костюм, он на всякий случай подпер дверь стулом и лег на пол. Если бы Сан Санычу пришли в голову еще какие-то меры безопасности, он бы их обязательно принял.
***
От внезапного грохота задремавшая было Ирина резко открыла глаза и подскочила с дивана. Этот наблюдательный пункт в квартире на третьем этаже она облюбовала неделю назад. Отсюда хорошо просматривались ворота в колонию и даже небольшой кусочек территории. До этого она слонялась вокруг колонии, держась на приличном расстоянии, как лиса вокруг курятника, чувствуя нарастающее с каждым днем бессилие. Мотоцикл она бросила очень далеко, километров за десять до колонии, опасаясь выдать себя шумом двигателя. Ползком на четвереньках Ирина подобралась к окну и осторожно выглянула наружу.
Происходило определенно нечто из ряда вон выходящее. Сердце радостно забилось. Очень медленно Ирина тихонько открыла створку окна и пристроила ружьё на подоконнике. Высокие железные ворота были распахнуты настежь, внутренние, кажется, тоже. Пожилой мужичок, смешно переваливаясь с ноги на ногу, будто пингвин, со всей возможной для себя скоростью бежал в дежурку. Охрана колонии в защитных костюмах подтягивалась к воротам. А с другой стороны приближалась целая процессия, во главе которой решительно вышагивал самый настоящий поп в развивающейся черной рясе и с массивным крестом на шее. Недостаток роста с лихвой восполнялся воинственно сдвинутыми бровями и взлохмаченной ветром бородой. Его паства семенила на два шага позади, сбившись в кучу, как стадо баранов. Стадо было большим – человек шестьдесят. Добирались они сюда небольшими группами или поодиночке, стараясь не привлекать внимания. Грудой сваленные велосипеды остались лежать в ближайшей лесопосадке.
Темнело. Решив подобраться поближе, Ирина кубарем скатилась с третьего этажа, уже не беспокоясь быть услышанной. Им сейчас точно не до нее. Где ползком, где мелкими перебежками она добралась до остановочного павильона. Когда-то здесь
