Ну, давайте, ребята, стучите в двери или звоните. Подождите, тут, кажется, есть телефонная лужа, которая просит, чтобы ее задули. В этот бордель, кажется, никто еще не входил, кроме американцев. Да, в общем, и среди советских еще никто не входил, пока никто еще не получил собственного удостоверения.
Два длинных мальчика и один круглоголовый и кудрявый из нашей команды взялись за дело. Никто из нас не знал, что надо будет делать. Маленькая крошка Вальсон поцеловала меня в подбородок и прошептала тихонько: «Ты мой маленький Акси-Вакси!» И это был первый и единственный фамильярный штрих.
«Вот ты, — сказал кто-то кому-то. — Ты, долгопятый, залезь под саксаул и жди очередного удара. Пусть разыграют они чего-то железного и жестокого! Пусть расплетут узлы!»
Маленький минометик жадненько возжелал очередного рвения, но мальчик тогдашний воевал в саксауле.
Наши ряшки были завязаны до глаз очередностями хамди-гарди. Мы колобасили просто так, как будто мы представляли собой своеобразие всенародия, как будто мы лишь хамим для прохода в глинобитное, как всегда. Не было ни одного самопристойного оружия, ни одного обалденно-обоюдоострого, ничего обоюдопристойного, способного выпустить сразу достаточную скорость автоматизма.
Открылась дверь, и за ней, открывшейся, не было ничего. Мы то приплясывали иногда, как будто сами знавали причастие постоянного мелкотравчатого хлопоробства.
За дверью опять никого не оказалось, и вдруг оказалось двое. Здоровые мымры вздувного типа с большими Шалашниковыми на груди. Опухшие морды подняли автоматы и шмальнули вперед. Никто ни в кого не попал. Мымрастые брыла спокойненько отступили в глубину, и вдруг все взвыли на тоненьких голосишках. Оказалось, что все мы прилегли за кучками негодяйства, а за ним все еще можно было прятаться, поскольку и дранка, и суперпланка готовы были прикрыть боковые поверхности суперджеков.
Оказалось, что супертрагедия готова была распространиться, и всякий это знал, и оба уже прицеливались в пустую дверь. Ой-ёй, никого еще не было ничего, а все-таки была еще щель чистоты, куда, как они заметили, нацеливалась мини-минометка.
В последний миг стражники заметили содрогательное движение, мгновение ошеломляющего мига. В последний миг они в момент заметили, что ствол раскалился от отчаяния. Свист, и удар, и раскат. Вопль сумасшедших охранников наших, которые никак не могли понять, что умирают от дрожи.
Вопли эти продолжались долго. Они ползали по полу чайханы, стонали и дергались. Вылетевшие из рук у них винтовки Драгунского свисали в тот миг стволом вниз с потолка и враскачку с люстры завода имени Яна Дрды. Вдруг кто-то вызвал на втором этаже неумелую блевотину, и вслед за этим чудовищное пение: «На рейде морском, сайят-ханум, вошла, бля, тишина…»
Она такая, ниссам-ханум-баязы, тащила своего любовника за воротник рубашенции, и тот забарахтался в своем пении, довольно-таки зассанном и засранном.
В тот миг мы внеслись в несколько мгновений и разнеслись по комнатам, чтобы встретить ребят и девчат. Девчата увидели тут нашу горную обнищаловку и сразу же узнали нас. Они кричали, вопили и стонали: «Девчонки, смотрите, какие они стали веселые, гордые и толковые!» Мы только не понимали ничего, но вскоре наши родные имена стали возвращаться в расщелины ушей.
Длинный был наш, который был длинным, который вошел, держа за хвост, держа через щетку свою минометицу. Как тут же от всего кордевалета возникло дрожащее пение: «Да ведь это же наш Марик Ратгер, тудуть его налево, или иначе — прямо по улице Лобачевского, а дальше налево, и все семейство затрепещет перед Мариком, вот каковским!»
Марик наш дергался ртом и дрожал, невзирая ни на что, а просто лишь вдруг стал вопить над кузбуцким селом: «Ребята, это я, Марик!»
И все вдруг стали просыпаться от векового похмелья — Акси-Макси, Серега Холмски, Фитьоф Аскаров, Вовк Оддудовский, Валера Садовский и младский инвалид Сверчков, — одних лишь не было — ни старшего офицера Сверчкова, ни двух студенческих студенток, ни Ольги нет, ни Оксаны…
И вдруг Сесиль Вольская ворвалась одна с большой связкой ключей и стала быстро распахивать все двери, и все наши девчонки ворвались тут со всеми своими именами, и они вот так ликовали, пока не обрыдались. Оказывается, в капитальном здании обиходного дома у каждой из наших чувих гнездились свои. Никому не пристало в этом доме пускать посторонних, а пристало лишь каждой служанке иметь своего персоналия: один — директор милиции, другой — директор службы столовых и ресторанов, третий — председатель ленинского университета миллионов, четвертый — управляющий потенциальной стрижкой овец, пятый — управляющий погрузочными средствами среды, шестой — уполномоченный средствами национальной доставки средств госбезопасности, седьмой — утекал немаловажным путем пограничной заставы — и все они заходили по мере нашего пребывания. То раздираемые нашими френчами, то такие, что заходили сюда в сеткообразных «бобочках», и каждый устраивал отельный обед, на котором каждая личная российская обслуживающая персона, именуемая наядой, могла обеспечить каждому гостю различные сферы обслуги, от чтения наизусть владимира ильича и завершая опахалами из павлиньего бока, который создавал удивительные опахала, надоступные даже нашим девам из молодого, а вернее юношеского, общества молодежи в институте познавания народных стран.
Что дальше здесь происходило в течение дня? Время от времени один из владельцев девичьего мира заходил в тень и в трепете тени, в которой вдруг словно чудеснейший попугай мечтал положить ей голову на бедра и нежно отличиться вместе с чтением теоретической стези, а в то же время и насладиться павлиньим блаженством этецетера… И в это же время входила пара мичманов краснофлотской флотилии, которые только что освоились от своих страннейших последователей… Кто были эти таковые? И неужели кто-то из гибких юнцов еще напоминал гибких и пряных по свежевым посылам плоти… ведь трудно было представить себе, что это всего лишь друзья Назиатт, что они могли быть превращены в заброшенные или забытые остракисты, или, наоборот, открыто и налицо забытые всеми гомосексуалистами…
Публикация М.А. Аксеновой и А.В. Аксенова
Примечания
1
Бронированный военный корабль с башней для орудий, предназначаемый главным образом для обстрела береговых батарей.
2
Вещевой рынок в Казани.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
