Днем 24 апреля 1945 года мы ворвались в населенный пункт Шмергов. Фрицы разбежались, и мы без боя, с ходу овладели этим поселком. Продвинулись немного вперед и уперлись в водную преграду – канал Хавель. Моста не было, а канал имел ширину до 150 метров и был глубоким, судоходным. До этого канала мы уже преодолели реки Бобер, Шпрее, Нейссе, каналы Тельтов, Гогенцоллер, Нуте и другие водные преграды. За этим каналом находились города Парец и Кетцин – это был конечный пункт маршрута нашей бригады. В этом районе бригада должна была соединиться с войсками 1-го Белорусского фронта, завершив окружение Берлина. Подошли основные силы нашего батальона, артиллерийский дивизион, танки, те, что остались от танкового полка. В это время 2-й и 3-й батальоны были направлены к Бранденбургу. Там они встретили сильное сопротивление противника – у немцев было много пехоты и даже танки «тигр», но совместными усилиями они в конце апреля выбили противника из города. Бой за город был напряженным, противник имел численное превосходство, но Бранденбург был взят, и противник понес большие потери. Все это я узнал позже из рассказов друзей из этих батальонов.
На берег канала пришли полковник Туркин, майоры Козиенко и Столяров и другие начальники. Стояла тишина. Комбат подозвал меня, спросил, где Чернышов, и я ответил, что не знаю. Здесь его нет, пока я один с ротой. Майор Козиенко дал мне задание подобрать добровольцев, кто умеет хорошо плавать, переплыть канал и доставить с того берега паром для переправы личного состава. Немцев не было видно, никто по нам не стрелял. Нашлись 3–4 смельчака, которые переплыли канал, на том берегу их никто не обстрелял, и они перегнали паром.
Меня и до десятка бойцов Козиенко отправил на пароме на тот берег канала. Грузоподъемность парома мы не знали, но переправились в итоге успешно. Поднявшись от берега до какой-то насыпи, мы залегли за ней и обнаружили впереди четыре танка противника, «тигра». Они стояли в саду, метрах в 60–80 от нас. Сады цвели, и их плохо было видно. Я послал бойца доложить о танках комбату, который находился на другом берегу. Танки стояли спокойно, не подавая пока признаков жизни. Переправилась вся рота, и бойцы залегли за естественным укрытием. Переправилась батарея батальона – два 57-мм орудия под командованием лейтенантов Хамракулова и Исаева. Прибежал наконец командир роты Чернышов, осмотрелся и говорит: «Давай будем наступать, но не на танки, а правее, по дороге в город». Я возразил, что танки нас там расстреляют, да еще раздавят всех своими гусеницами, сначала надо, чтобы артиллерия их подбила. Проблема была в том, что танкисты нашего танкового полка стреляли из рук вон плохо. А вот «тигры» своим огнем повредили сначала один наш танк на противоположном берегу, а затем подбили и второй. Лейтенанты Шакуло, Михеев и Гущенков отсутствовали по ранению, и мы с Чернышовым оставались единственными офицерами в роте. Чернышов перебежал на правый фланг роты и поднял взвод Шакуло. Перебежками солдаты стали продвигаться в город между неказистыми домами и постройками, ближе к дороге. Сделал он это зря, мог потерять бойцов и сам мог погибнуть, но меня он не послушал и даже обругал и обозвал, а остановить его я не мог. Солдат своего взвода я не стал бросать так бесшабашно, войне скоро конец, чего ради проявлять ухарство? А Чернышов был неуправляем и работал порой на показуху.
Получилось еще страшнее, чем я предполагал. Такого я еще никогда не видел на фронте. Появился бронетранспортер, сначала мы на него не обратили внимания, на таких обычно стояли пулеметные установки. Но вдруг от него стали вылетать огненные шары, пламя, и я понял, что это огнемет – страшное оружие, которое сжигает людей и даже может поджечь танк. Температура этого пламени очень большая, если не ошибусь, около тысячи градусов. Бронетранспортер сделал несколько таких пусков. Хорошо, что сначала он зашел за дом и бойцы роты оказались вне его видимости, а когда он выдвинулся из-за дома, нам очень крупно повезло. Не успел он сделать пуск по тем бойцам, которые еще не успели выполнить команду Чернышова «вперед», и по моему взводу, как от берега канала раздались два выстрела, и баллон с горючей жидкостью на бронетранспортере взорвался, уничтожив весь его экипаж. Это его подбила батальонная артиллерийская батарея. Молодцы, не промазали с первого выстрела, иначе он наделал бы нам бед. Танки противника произвели еще несколько выстрелов по противоположному берегу, развернулись и ушли. Чернышов снова подал команду «вперед», и мы все поднялись и вошли в город. Вот теперь другое дело. Пехоты противника не было. Проходя то место, куда стрелял огнемет, мы увидели лежащие обгорелые тела наших солдат, просто головешки. На них страшно было смотреть, хотя за войну чего только я не насмотрелся. Сгоревших, к счастью, было не более 3–5 человек, но они погибли по дурости одного сумасбродного командира, выполняя дурацкий приказ. В дальнейшем все это забылось, никто об этом не вспоминал. А я вот через 50 лет вспомнил этот бой и погибших от огнемета бойцов...
Сначала на всякий случай я хотел продвигаться не по улице, а садами, но из этого ничего не получилось. Каждый участок с особняком был отгорожен от другого дома забором, толстой и высокой металлической сеткой. Пришлось продвигаться вдоль улицы, и мы даже не проверяли особняки, которые были заперты, так нас торопил Чернышов. Час был поздний, но было еще светло. Кое-где пришлось пострелять, так, по одиночным целям. Случайные фрицы еще появлялись. Я уже писал о том, что г. Кетцин входил в нашу задачу, здесь мы должны были встретить войска 1-го Белорусского фронта. Он и был взят практически одной ротой, без танков, которые лишь начали переправляться через канал на подошедших паромах. Поздним вечером 24 апреля 1945 года мои взвод и рота соединились с кавалерийским разъездом и танкистами 1-го Белорусского фронта. Таким образом, Берлин был полностью окружен советскими войсками. В этот день меня и ранило.
Мы стояли кучей около дома, такое бывает в населенных пунктах, хотя этого делать нельзя. Здесь же находился командир роты Чернышов, телефонисты или радисты для связи с комбатом. Я отправил бойцов роты вперед – нечего собираться такой оравой. Меня спасло то, что я сделал несколько шагов от дома, чтобы не торчать около Чернышова, а пойти вслед за бойцами роты. Как раз в этот момент в стену дома ударил случайный снаряд, то ли немецкий, то ли наш, и его взрыв скосил многих. Осколками были ранены я и еще несколько бойцов из взвода связи, несколько бойцов были убиты. И опять, я считаю, мне повезло, который раз за войну. Жизнь мне спасла пряжка от поясного ремня. Осколок пробил пряжку и застрял в ней, сильно ободрав кожу на животе. Удар был такой сильный, что меня даже согнуло. Другой осколок попал мне в ногу, третий сильно повредил три пальца левой руки, чуть не оторвав их. Попало в меня и несколько других мелких осколков.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
