Знаменитый римский поэт Овидий в своих «Печальных письмах» так описывает скифскую зиму: «Когда же печальная зима покажет свое задубелое лицо и земля станет белой от мраморного льда, когда Борей (северный ветер. – А.А.) и снег не позволяют жить под Арктом (Арктуром – самой яркой звездой Северного полушария. – А.А.), тогда становится очевидным, что эти племена угнетены озябшим полюсом. Везде лежит снег, и, чтобы солнце и дожди не растопили его, Борей укрепляет его и делает вечным. Таким образом, не успевает еще растаять прежний, как выпадает другой, и во многих местах он обыкновенно остается два года подряд (! – А.А.)… Люди защищаются от жестоких морозов шкурами животных и сшитыми штанами, и из всего тела только лицо остается у них открытым. Волосы при движении часто звенят от висящих на них льдинок, и белая борода блестит, покрытая инеем». Страбон, в свою очередь, сообщает: «Холода этой страны, хотя ее обитатели и живут на равнинах, доказываются следующими фактами: жители не держат ослов (ибо это животное не выносит холода); быки – одни родятся безрогими, а у других отпиливают рога (ибо эта часть тела также не выносит холода); лошади здесь мелки, а овцы крупны. Здесь трескаются даже медные гири, а содержимое в них замерзает». Все эти и подобные им сведения историки, как правило, называют преувеличениями. Они стараются не обращать внимания и на присутствующее в трактате Гая Юлия Солина (III в. н. э.) «Собрание вещей достопамятных» наблюдение, что в Скифии «водятся в огромном количестве олени». Олени – животные северные, и на территории скифского квадрата заведомо не водились. Разумеется, в древние времена ареал их обитания не ограничивался тундрой и располагался южнее. Олень, к примеру, изображен на гербе Нижнего Новгорода. Но междуречье Оки и Волги – это все-таки не юг России.
Греческий писатель Эфор (405—330 гг. до н. э.) сообщает, что Скифия соседствовала с землей кельтов («Кельтикой»), то есть простиралась на северо-запад Европы. Ряд более поздних писателей подтверждают факт такого соседства, причем они уточняют, что разделительная линия проходила через южную Прибалтику, восточнее Рейна. Одним из древнейших названий Балтийского моря было «Скифский океан». Академик Б.А. Рыбаков в своей книге «Киевская Русь и русские княжества» пишет: «По археологическим материалам эпохи Эфора восточный край кельтских погребений доходил до верховий Одера; далее на восток («за Кельтикой») начинались обширные земли праславян («Скифия»), тянувшиеся до самого Борисфена. Настоящие скифы-кочевники в этих обзорах не выделялись. Все это вместе взятое позволяет сделать определенный вывод: греческие географы вскоре после Геродота определяют размещение «Скифии» не только в знакомом им Причерноморье, но и на другой стороне европейского континента – в Прибалтике, что подкреплялось сообщениями мореплавателей о «Скифии» на берегу Балтийского моря в соседстве с кельтами (позже германцами). Осмыслить эти устойчивые определения, повторявшиеся вплоть до рубежа нашей эры (Страбон), мы можем только в том случае, если примем как достоверное, что под Скифией Эфор подразумевал как собственно скифов, так и всю полуторатысячеверстную полосу праславян, тянувшуюся в это время от Днепра до «Скифского залива».
Вывод нашего выдающегося академика можно принять лишь с одним, очень важным уточнением. «Всю полуторатысячеверстную полосу» занимали не праславяне, а потомки ариев. Славяне придут в Поднепровье позднее. Точно так же и на юге Балтики вплоть до VI в. н. э. славянских племен не было. Но там были арии – венеты и родственные им народы! Другое важное утверждение Б.А. Рыбакова заключается в том, что территория, занимаемая собственно скифами (Причерноморье и часть Поднепровья), была лишь частью всей Скифии. Вследствие этого скифами могли называться и те племена, которые по своему происхождению скифами не являлись. Аналогично этому «скифы-земледельцы», или «царские скифы», упоминаемые Геродотом, совсем не обязательно были теми чистокровными скифами, которые пришли в южнорусские степи. Такой вывод тем более оправдан, что пришельцы были кочевниками. Земледелию их учили местные (арийские) народы, да и, чтобы получить статус царственных правителей среди завоеванного оседлого населения, надо было ужиться с ним и в значительной степени перенять их навыки, образ жизни и ведения хозяйства. Другими словами, скифы и арии основательно перемешались и породнились между собой за время скифского владычества. Иначе северные области современной России никто никогда не стал бы называть Скифией. Но когда имя «скифы» перешло на обитателей Русской равнины и Русского Севера?
Традиционная точка зрения, которую разделяет большинство ученых, предполагает, что произошло это сравнительно поздно, в последние века до нашей эры. В частности, М.В. Скржинская в своей книге «Скифия глазами эллинов» пишет: «Начиная с III в. до н. э. территория расселения скифов стала значительно сокращаться вследствие внутренних причин развития скифского общества и из-за наступления с востока разных племен. Однако еще много веков название «Скифия» продолжало жить среди греков и римлян как географическое понятие, охватывающее всю Восточную Европу (! – А.А.)». Удивительное дело: народ «сгинул», а память о нем разрослась до невероятных пределов. Когда скифы были в силе, страна Скифия была вроде как крошечная, но когда они сошли с исторической сцены, то название их страны распространилось на северные по отношению к ним территории. Как же так? Плиний Старший в «Естественной истории» писал: «Название «скифы» постоянно переходит на сарматов и германцев. Это древнее наименование закрепилось за наиболее удаленными из народов, которые живут, оставаясь почти неизвестными остальным смертным». Спрашивается: как имя «скифы» могло переходить на германцев, проживавших в то время на севере Европы, если земли Скифии, по официальной версии, не выходили за пределы современной Украины? Самое непонятное в данном случае, что та же М.В. Скржинская приводит в своем тексте эту цитату Плиния!
А как воспринимать следующий пассаж из той же книги: «Для большинства античных писателей Скифия – это символ крайнего севера, «ледяная заснеженная страна», о которой мало что известно рядовому греку и римлянину, не знающему многих трудов историков и географов. С таким образом Скифии, имеющим мало общего с реальной страной, читатель встретится у прославленных римских поэтов Вергилия, Горация, Проперция и даже у Овидия. Последнего император Август сослал в маленький городок Томы (современная Констанца в Румынии) близ границ Скифии. Но и это ближайшее соседство не позволило поэту преодолеть сложившиеся литературные стереотипы». Мысль, которую попыталась выразить историк, очень напоминает линию с разрывами. Вергилий, Гораций, Проперций и «даже Овидий» – не рядовые римляне (к чему вообще упоминать здесь о них!). Прославленные поэты, они изучали труды историков и географов, в первую очередь Геродота, писавшего о восьмимесячной зиме в Скифии. И если снежная Скифия – не более чем «литературный стереотип», то каким сведениям античных авторов вообще можно доверять? И почему Овидий, оказавшийся у самых «ворот» Скифии, продолжал пребывать в своем заблуждении относительно климата этой страны?..
Разрушая эти и подобные им построения, академик Рыбаков на основании анализа сочинения Эфора «отодвигает» северные границы Скифии IV в. до н. э. вплоть до Прибалтики. Мы, безусловно, разделяем такую позицию и в качестве дополнительного ее обоснования приведем еще одно доказательство, опирающееся уже на свидетельства Геродота.
Греческий историк, характеризуя Скифию, отмечает: «Эта страна не имеет ничего замечательного, за исключением рек величайших и многочисленных». Реки Скифии – главная ее достопримечательность. И Геродот уделяет им особое внимание, описывает довольно подробно, красочно и крайне интересно. Реки служат ему основой в рассказе о Скифии, ориентирами при определении границ между племенами, положения городов, поселений, различных географических объектов. Историк упоминает восемь крупных скифских рек. Пять из них – Истр (Дунай), Тирас (Днестр), Гипанис (Южный Буг), Борисфен (Днепр) и Танаис (Дон) – историки локализовали абсолютно достоверно. Относительно трех остальных, однако, вопрос остается открытым.
Так, о реке Пантикап Геродот сообщает следующее: «Течет он также с севера и из озера, <…> втекает же он в Гилею, а, миновав ее, соединяется с Борисфеном». Ученые спорят, какой из притоков Днепра назывался этим именем. Одни отождествляют Пантикап с Конкой, левым притоком Днепра. Другие исследователи соотносят эту реку с Ингульцем, правым притоком Днепра. На первый взгляд, для однозначного отождествления загадочного Пантикапа с какой-либо рекой данных явно недостаточно, и вроде бы практически любой приток Днепра в той или иной степени претендует на его роль. Но учтем следующие соображения.
