И тут произошло то, что по логике вещей должно было произойти неминуемо и давно.
Иванов под общий гвалт и неразбериху, возникшую между собаками и хозяевами, выбрался к столу и терпеливо ждал, когда улягутся страсти. Его мастиф сделал два раза «гаф-гаф», и тишина повисла над собранием.
— Я вот что хочу вам сказать, господа-товарищи. Еще недавно сам был «безлошадным», и все вы меня презирали… Ну, не презирали, а просто не замечали. Тем не менее я наравне с вами подвергал свою жизнь опасности, идя домой со станции. Может, чуть больше. Хотя карликовый пинчер или болонка весьма ненадежная защита. Моя жена делает крюк на работу, едет троллейбусом, чтобы только не наткнуться на пьяных бомжей, патлатую шпану или бездомных собак с территории госпиталя. Этому надо положить конец. И мы это сделаем. Мы пометим нашу территорию. И в этом нам помогут… Угадайте кто? Правильно. Это не развлечение. Не игра в войну. Мы объявим настоящую войну всей грязи, что пытается ворваться в нашу жизнь. Вы знаете, о чем я говорю. Когда взрывались дома в Москве и других городах, разве смогли официальные власти что-то противопоставить террористам? Нет. Но когда люди сами встали на свою защиту, ситуация изменилась…
Он готовился к речи несколько дней. Практически все время, как узнал о собрании. Предвидел нечто подобное произошедшему и бил наверняка, когда все будут сыты демагогией и беспочвенными фантазиями. Беззастенчиво передергивал с террористами и опасностью, исходящей отовсюду, но люди устали. Устали смотреть телевизор с катастрофами, скандалами недели. А он… Он вселял надежду. Маленький — и никто не замечал роста, визгливый — и никто не замечал голоса, наглый лгун — а никто не хотел знать правды.
А он хотел, чтобы сейчас его видел Вадик!
— Пусть те, кто по каким-то причинам не хочет или не может принять участие в нашей организации, скажут это сейчас. Никто не собирается удерживать силой, и отказ никак не отразится на их дальнейшем пребывании в НАШЕМ доме. Пусть поступают, как велит совесть. Но дисциплина будет железная. Подполковник — человек военный, знает, что без порядка может родиться только беспорядок. А кому из нас нужен беспорядок в собственном доме?
Он говорил общеизвестные истины. Не кричал. Но было так тихо, что рокотавший за кольцевой гром, который не слышали во время перепалки, стал теперь очевиден. Грозы не избежать. Но и тут Иванов не оплошал. Не было у него ни шестого чувства, ни третьего глаза; поднялся резкий порывистый ветер, защелкали пружинные замки японских зонтов; народ пришел в волнение.
— Дождя не будет, — повысил голос Николай, и все послушно перестали дергаться.
Действительно, гроза, собиравшаяся с полудня, прошла стороной.
— А теперь выбирайте актив, — предложил он, и народ как бы очнулся. Опять защелкали замки, теперь уже складываемых зонтов.
Плохо дело, подумал Хорек.
Классный мужик, подумали некоторые женщины, и Ольга Максимовна была в их числе.
Поживем — увидим — это самые осторожные.
М-да… Не на того я ставил, — впервые усомнился в своем выборе адвокат относительно Валерия.
Валерий ничего не думал. У него дома лежал Геркулес. И вообще все осточертело. Захотелось как следует врезать. Да пропади оно пропадом лидерство. Пускай сами своих занюханных дворняг лечат. Он на шинах вполне зарабатывает. Отвернулись? Подумаешь. Геркулеса завалил…
Ну что ж, буду у него начальником штаба, решил подполковник и, внезапно обретя голос, предложил:
— А чего выбирать, ты и председательствуй, а мы поможем. Верно говорю?
Бабком, представители которого составляли процентов тридцать, и присоединившиеся женщины одобрительно загудели в его поддержку.
— Господа, давайте прекратим споры, — предложил Погер, хотя никто уже не спорил, просто старая адвокатская привычка с последним словом защиты. — В конце концов, как правильно заметил предыдущий оратор, у нас одна цель. Эта цель — покой и порядок. Давайте объединим наши усилия на их выполнение. График составьте сами. С учетом.
— А деньги за взятку? Ее ж не взяли…
— Можно вернуть, кто хочет, а можно как первый взнос в общественный фонд. Будем помогать малоимущим собаководам.
— И здесь объегорили… — весело крикнул кто-то, но явно без сожаления к деньгам, а из озорства.
Ольга Максимовна, как член инициативной группы, стояла рядом и вполуха слушала Соломона. Она не участвовала в дебатах, так как её кастрат все равно, кроме обоза, никуда не годился. Женщина с интересом разглядывала то Иванова, то застывшего у его ног Зверя.
А что? Такие лбы, как у Николая, не говорят о недостатке ума. Для сравнения она посмотрела на лоб Бубнова и убедилась в правильности своего вывода. По узкому, скошенному вперед челу подполковника, ставшему от волнения одного цвета с носом, текли обильные ручьи пота. Он не промокал их то ли по причине чрезмерной возбужденности, то ли из-за отсутствия платка.
— Семен Семенович, наденьте шапочку, вы весь мокрый, простудитесь, — посоветовала она и вновь перевела взгляд на Иванова. — Хорошая пара.
Бубнов провел шапочкой по мокрому лбу и натянул её на редеющий затылок. Затем развернулся к Ольге Максимовне, чтобы поблагодарить за заботу, но, перехватив её взгляд на Иванова, не стал этого делать. Иванов ему не нравился ещё с тех пор, когда был жив Альберт. Однажды последний вместе с хозяином получили от Николая разнос за то, что шпиц расслабился в лифте.
Как же он тогда склонял нас и всех собачников, а сейчас к активу поближе держится. А ведь месяца ещё не прошло с того дня. Конечно, собака у него что надо, но сам-то, ревниво рассуждал подполковник, неужели такая умная женщина не видит, какой перед ней перевертыш. Ну а если не видит, то я должен предупредить её. Конечно, не по-мужски, но кто не изменяет своим принципам в наше время.
А Погер тем временем расписывал прелести будущей жизни, когда в их дворе хулиганы станут примерными молодыми людьми, обнаглевшие представители кавказской национальности — почтительны и вежливы, а дурно пахнувшие бомжи вымоются и пойдут трудиться, принося пользу обществу. И все это станет возможным благодаря им, присутствующим здесь.
— Повторяю, наши патрули — это реальная и, что немаловажно, абсолютно законно созданная сила, — закончил адвокат выступление.
— Предлагаю установить и дневные дежурства, чтобы земля горела под ногами.
Надо дать возможность пошуметь массам перед окончательным расходом по домам, справедливо мелькнуло в голове Иванова, и массы ещё долго бороздили пустырь вдоль и поперек. Заходили группами в самые дальние уголки, о существовании которых раньше и не подозревали. Словом, смелы были не только в речах, но и вообще необычайно. Качок наконец получил возможность рассказать свою грустную историю. Слушали, ахали, возмущались. Каждый представлял своего любимца околевшим.
