38
«Моя дорогая! Ты совершенно спокойна. Ты никого и ничего не боишься! Твои мышцы расслаблены, тебе очень удобно сидеть на этой деревянной скамейке, теплота разливается по телу, легкая дремота окутывает мозг...»
Ирина в течение получаса повторяла заклинание, как тому учит наука аутогенной тренировки, и лишь изредка взглядывала в окно — на пролетающие мимо названия станций: Лось, Перловская, Тайнинская... Первая остановка — Мытищи. Ирина рванулась с места — надо выйти из электрички, вернуться, пока не поздно. Она задумала невыполнимое, ей очень страшно, это не сцена, когда на тебя смотрят сотни глаз, тебе надо встретиться с подлостью один на один... Люди валом валили из поезда, а двери уже осаждали со стороны платформы те, кому надо было ехать в сторону Загорска. Она вернулась на свою скамейку, где освободилось место у окна. Дальше поезд шел без остановок до Пушкино. Подлипки... Тарасовка... Она открыла расписание, которым запаслась на вокзале. Из Пушкино электричка отправляется на Москву через пять минут после прибытия той, на которой она едет. Надо проехать Пушкино, никак нельзя там выходить, будет очень стыдно перед всеми — перед Сашей, перед Меркуловым, перед самой собой. «Станция Пушкино, следующая остановка...» Она закрыла глаза, а поезд все стоял и стоял, минуту, две, три... А может, ей только так казалось, ну конечно, казалось, вот мы уже едем дальше, остановки каждые пять минут, скорее, скорее... «Станция Ашукинская»,— объявил равнодушный голос. Ирина взяла папку с нотами, сумку с магнитофоном и направилась к выходу. Как на экзамене — взял билет, и уже не очень страшно, даже если не совсем уверен, просто надо все припомнить, расставить по местам.
Вот идет учительница музыки, приехала из Риги, денег нет, но она любит красиво одеваться, надо подработать, нашла ученицу, далеко, ездить, но это ничего, от станции, сказали, близко — минут десять. Она спрашивала дорогу несколько раз, хорошо, что суббота, теплый вечер, народу гуляет много. Лесной проезд? А вот как раз в начале лесочка, там всего три дачи. Прокурорская? Как раз последняя, прямо в лесу, возле речки. Там, гражданочка, охранник в будке. Да-да, я знаю, меня ждут.
Где-то здесь притаились ребята Славы Грязнова, они ее, конечно, видят, сейчас полетит донесение, что к даче Зимариных направляется неизвестная гражданка, одетая совсем не по-дачному, еще приметы такие-то... Ее, безусловно, уже хватились в Москве, на Проспекте мира, может, дали команду ее задержать, надо как можно быстрее пройти опасную зону.
Высоченный забор с медной табличкой «Зимарины». Она взглянула на небо — как будто в последний раз, по нему плыло веселое пушистое облачко, на проводах сидели птицы, как нотные знаки на нотописце, можно даже напеть мелодию: до-ре-ми, до-ми-верхнее до, си-ля-ля-соль, получилось что-то из Окуджавы, да, вот — «господа юнкера, кем вы были...» Но птицы кончились, и с ними кончилась мелодия. И Ирина решительно нажала на кнопку звонка.
— Документы.
Голос донесся неизвестно откуда, но в заборе образовалось маленькое окошечко, сейчас из него должна показаться царственная рука и бросить батистовый платочек, знак любви и приглашения в будуар. Ничего этого Ирина не подумала и подумать не могла, потому что продолжала про себя повторять — «ты ничего не боишься, твои мышцы расслаблены»... Она протянула в окошечко паспорт и через несколько секунд услышала:
— Фроловская, Ирина Генриховна.
— Да, это я,— пролепетала Ирина в деревянный забор, до окошечка она могла дотянуться только рукой. И поняла: обращались вовсе не к ней, приглушенный динамиком женский голос произнес:
— Это ко мне.
Ирина вошла в открывшиеся сами собой ворота. К даче вела вымощенная галькой дорожка, глухой забор окружал дом с трех сторон и спускался к речке, служившей естественной оградой. Ирина прилепила на лицо чуть заметную улыбку, направилась к крыльцу, то и дело проваливаясь тонкими высокими каблуками в гальку, стала смотреть по сторонам, как бы ошеломленная красотой и ухоженностью загородной усадьбы прокурора Москвы, а сама старалась запомнить как можно больше деталей в расположении дома и участка. Обзор привел ее в уныние, это была настоящая крепость, из которой можно было выбраться только вплавь. И то, если со стороны речки не сидит еще один охранник.
Открылась массивная дверь дачи, и на пороге показалась мадам Зимарина в прозрачном халате, под легкими складками которого легко просматривалось загорелое тело, прикрытое лишь маленьким треугольником кружевных трусов. Ирина ожидала увидеть привлекательную женщину, но Валерия Зимарина была вызывающе красива, и Ирина почувствовала, как острая ревность проникла в каждую клеточку ее существа. Но она уже говорила — весело, непринужденно и даже чуть кокетливо, отчего лицо ее приобрело то самое выражение, за которое в детстве ее называли «кисой»:
— Здравствуйте. Я — Ирина. По поводу уроков музыки, от Веры Степановны,
Валерия не спешила с приветствием, она окинула гостью с головы до ног бесцеремонным оценивающим взглядом и, видимо, осталась довольна, засмеялась коротко и сказала:
— Я рада, что ты приехала. Мне одной здесь довольно скучно. Давай жакетку, я повешу. Костюмчик-то штатский, в «Березке» брала? А что это сумка у тебя такая тяжелая?
— Там у меня магнитофон с записями уроков, Валерия Казимировна, если я вам подойду...
— Ты мне уже подошла,— усмехнулась Зимарина,— а про Казимировну забудь, просто Лера. Значит, ты из Риги?
— Я там живу три года, раньше я все время жила в Москве. У меня отпуск два месяца, если я найду работу, то останусь.
— Не замужем, как я вижу? — Валерия указала взглядом на правую руку Ирины.
— Нет! — ответила Ира с вызовом — потому что ей очень хотелось быть замужем за Сашей Турецким. Но ей показалось, что глаза Валерии Зимариной вспыхнули одобрительным огнем.
— Ты закончила консерваторию?
— Да, московскую. Я концертмейстер, но денег на жизнь хватает еле-еле, подрабатываю уроками.
Валерия обняла Ирину за плечи, повела в гостиную, где у Ирины захватило дух от роскошного «Стейнвея», мечты всех пианистов. Хозяйка поставила на маленький изящный столик бутылки пепси-колы и виски, не спрашивая согласия, разлила по хрустальным рюмочкам спиртное. Ирине очень хотелось и виски, и пепси — немного снять напряжение и охладиться.-
— Но я, знаешь ли, тоже не богачка. Не смогу тебе много платить. Полтинник в день тебя устроит?
— В день? — удивилась Ира.— Вообще-то я беру, пятнадцать рублей в час и обычно занимаюсь два часа. Так лучше для учащихся.
Было очень приятно говорить правду и оставаться самой собой — надолго ли? Она заметила, что Валерия прикидывает что-то в уме, вероятно, рассчитывает не прогадать бы. Ирина взяла фужер с пепси-колой и сделала несколько глотков.
— Извините, у меня жажда, на улице довольно жарко.
— Так за нашу встречу,— сказала наконец Валерия,— и давай на брудершафт, а то ты никак не перейдешь на «ты», я смотрю.
Ирке совсем не хотелось пить с Валерией на брудершафт, она было запротестовала — мол, ей сразу как-то неудобно, она не привыкла со старшими на «ты», нет-нет, она знает, что разница у них в возрасте небольшая, но все-таки... Но Валерия уже просунула руку с рюмкой под Иринин локоть и, пригубив виски, прижалась к ее губам, пытаясь раздвинуть языком сжатые до боли зубы. Ирина, похолодев от отвращения, пыталась отстраниться, но Валерия засмеялась своим коротким смешком и сказала как ни в чем не бывало:
— Так вот. Я тебе предлагаю пятьдесят в день, зачем мотаться туда-сюда, поживешь у меня недельку-другую, а там видно будет.
Ирина уже привела в порядок состояние души и тела, надо было отвечать, причем так, чтобы не испортить задуманное ею предприятие, и она сказала, сказала очень тихо, но все еще не отступая от истины:
— Я согласна. Только надо позвонить Вере Степановне...
— Прекрасно! Но расплачиваться я буду в конце срока, такое у меня правило. Никаких авансов.
— Хорошо, хорошо,— быстро согласилась Ирина, она не кривила душой и здесь, так как не собиралась получать вообще никакой оплаты.
— А Верке я позвоню сама. Ты кого-нибудь еще знаешь из прокуратуры?
Вот оно. Началось. Ни секунды промедления, ни секунды на обдумывание ответа. «Ты, моя дорогая, никого не знаешь из упомянутого учреждения. Ты никогда не встречала Александра Турецкого». И она поспешила удивиться:
— Из прокуратуры?! А, из прокуратуры. Нет, что вы, слава Богу, никого — кроме Веры Степановны, конечно, но она моя тетя. Ой, простите... Ведь ваш муж, кажется, прокурор? Но я имела в виду, что мне не приходилось там бывать... то есть...
Ты совершенно, кисонька, права. И мой супруг, Эдуард Антонович Зимарин, прокурор города Москвы,— такое же дерьмо, как и все остальные особи того самого пола, у которых между ног болтаются бычьи хвосты.
