— Я этого не говорил. Если я проткну им тело живого, держу пари, ему это вряд ли понравится. Но я пронзаю мечом сердца тех, кто уже стоит на пороге смерти... или безумия.
— Ты — да, — кивнула Андреа. — Но если меч попадет в другие руки?
Взгляд Шона стал тяжелым.
— Ты говорила с моим отцом?
— С Диланом? Нет. Почему ты спрашиваешь?
— Потому что он предупредил, что Каллум собирается выкрасть меч. Надеется, что после этого оборотни последуют за ним. Думаю, это может сработать.
«К черту Каллума», — сердито подумала Андреа. Интересно, это и есть то, что имел в виду фэйри? Опасность, которая нависнет над ними, если она не принесет ему меч? Но что ему за дело, если оборотни восстанут против своего стража? Все это выглядело на редкость бессмысленно.
— А разве в городе, где живет Каллум, нет своего стража? — спохватилась она. — Почему бы ему не попытаться украсть меч у него?
— Потому что мой меч — тот самый, который выковали Найалл О'Коннелл и его подруга-фэйри. Остальные — более поздние копии. Красть их не имеет смысла. Другое дело этот. И потом, насколько я слышал, в их городе страж — один из вербэров. Думаю, даже Каллуму хватит ума не связываться с ним. А вот Лайам стал вожаком совсем недавно, а оборотней хлебом не корми, дай проверить нового вожака на прочность. Сейчас Каллум находится под защитой своего клана, но им известно — впрочем, думаю, Каллуму тоже, — что если он сунется к нам, тогда ему конец.
Андреа, поджав ноги, обхватила коленки руками. Спокойная сила, звучавшая в словах Шона, ужаснула ее — было ясно, что он не испытывает ни страха, ни колебаний. Случись что, его рука не дрогнет. Андреа зябко поежилась. С тех пор как оборотни поселились в своих городах, их судьба висела на волоске. Если кто-то из них возьмется за оружие, расправа будет скорой и безжалостной. И судьба их будет решена.
— Держу пари, Каллум просто бесится от скуки, — буркнула она. — Там, где я жила, в Колорадо, мы просто жили — влюблялись, рожали детей, ну, и все такое. Никому не приходило в голову строить какие-то козни. И жизнь была намного проще.
— Не слишком удивлюсь, если Каллум решил, что нам всем необходима небольшая встряска, — вздохнул Шон. — У каждого из нас вдоволь еды и крыша над головой. И куча свободного времени. Семьи становятся больше. В таких случаях со временем непременно начнется борьба за власть.
Андреа скривилась:
— Если кто-то пытается заставить существа разного вида жить друг у друга на голове, конфликтов не избежать.
— Возьми хотя бы твоего отца и Глорию.
— Спасибо, не хочется. А как же мы с тобой?
— Межвидовое скрещивание? — хмыкнула Андреа. — Надеешься, у нас получится?
— Я хочу, чтобы получилось. — Глаза Шона потемнели. — Потому что когда я увидел тебя, любимая, я понял, что это — навсегда!
В глазах Андреа появилась такая тоска, что у него сжалось сердце. Он поклялся сделать все, чтобы заставить ее забыть о прошлом, и сдержит слово, чего бы ему это ни стоило.
— Ты понял это прямо там, на автобусной остановке? — нарочито беспечным тоном поинтересовалась она.
— Ты предупредила, что никогда не станешь моей, если не поймешь, что между нами установилась прочная связь. Узы, которые свяжут нас на всю жизнь. Я уже чувствую их! А ты? Мое сердце... Тебе достаточно только протянуть руку — и оно будет твоим.
— Шон, я ведь даже не знаю, кто я. Как я могу принять его, если до сих пор не понимаю, кем я должна стать?
— Моей подругой. Кем же еще?
Она покачала головой:
— Нет, я не о том. Кто я? Отец — фэйри, мать — оборотень. Оборотнем я уже была. Останься я в своей стае, моим предназначением было бы производить на свет детенышей, и все!
Глаза Шона сердито сверкнули.
— Какой ублюдок тебе это сказал?!
— А ты как думаешь? — Она горько усмехнулась. — Естественно, вожак моей стаи и его драгоценный сын. Впрочем, и все остальные тоже. Я росла, заранее зная, что это все, на что я способна... и то если кто-то смирится, что в жилах его потомства появится малая толика нечистой крови фэйри.
— Надеюсь, сама-то ты хоть в это не веришь?
— Когда я подросла, это стало меня бесить. Но там, у себя на родине, я была бессильна это изменить.
На ее лице отразилось такое страдание, что сердце Шона облилось кровью.
— Любимая! — Шон крепко обнял ее, баюкая, как ребенка. Сегодня вечером, когда Андреа сердито шипела на него, раздраженная его попытками защитить ее, он отнесся к этому с пониманием. Дело вовсе не в нем, твердил Шон, просто Андреа ненавистна сама мысль о том, что она нуждается в чьей-то защите. А манера Шона огрызаться на любого, кто оказывался слишком близко, лишь напоминала ей, как, в сущности, мало от нее зависит. Она злилась. Шон все это понимал — и продолжал беситься.
— Теперь ты здесь, со мной. Ты можешь делать что хочешь — вернее, что нам позволено, но люди же не вечно будут водить нас на поводке. А мне... мне нужна только ты. И мне это нравится.
Андреа, подумав, решила, что ей это тоже нравится. Но то, что не давало ей покоя, было гораздо сложнее.
— Но моя жизнь вдруг стала... даже не знаю, как сказать. Это какое-то безумие, Шон. Привычный мне мир исчез и... Я уже ничего не понимаю!
— Судя по тому, что ты мне рассказывала, может, оно и к лучшему?
Глаза Шона горели гневом — его взгляд было трудно выдержать, хотя она понимала, что этот гнев вызвала не она. «Ты дитя воина, — сказал ей Фионн. — И знатная леди по праву рождения». Может, причина в этом?
— Вряд ли. — Подбородок Шона вдруг оказался на уровне ее глаз, и Андреа, не удержавшись, лизнула его. — Когда ты ребенок, привыкший к какому-то определенному образу жизни, это и есть твой мир. Я была несчастлива — но я по крайней мере знала, чего мне ждать. А теперь не знаю. Люди стреляют в нас, живущий в соседнем доме бастет хочет, чтобы я стала его подругой, вдобавок какой-то фэйри, нахально забравшийся в мои сны, утверждает, что он мой отец, а моя тетка ходит, затянутая в черную кожу.
— Да уж, Глория всегда отличалась экстравагантными вкусами.
Андреа подняла на него глаза.
— Я так и не поняла, для чего ты заявил на меня права. Чтобы в стае царил мир, сказал ты. Но у вас с Лайамом хватило бы влияния, чтобы убедить кого угодно это сделать... да хоть того же Эллисона, например. Что же все-таки заставило тебя рискнуть сделать предложение какой-то полукровке, которую ты и в глаза-то никогда не видел?
В его потемневших глазах вдруг появилась какая-то непонятная тоска.
— Может, я просто воспользовался удобным случаем. Женщин мало, а я к тому же понимал, что ни одна по доброй воле не захочет стать подругой стража. А вот если у нее не останется выбора...
— Шон Морисси, не морочь мне голову! Женщины в этом городе готовы передраться из-за тебя! Я сама видела, какими глазами они на тебя смотрят. Да вот хотя бы в баре... словно у них слюнки текут. Я чуть с ума не сошла от ревности. Ха! Скажи еще, что до меня хранил целомудрие!
