душу.
– Это долгая история.
– Что ж, – говорит он, поднимая руки и оглядываясь вокруг, – а это долгий полет.
– Ладно. Я расскажу при одном условии.
Я подтягиваю колени к груди. Ной смотрит сначала на мои колени, затем на мое лицо, будто не может понять, почему взрослая женщина сидит, как ребенок.
– Ты должен рассказать о своем худшем поступке.
– Мой худший поступок? – Он смотрит вдаль, погружаясь в воспоминания, и морщится. – Когда я был в девятом классе, со мной училась девочка, которую мы звали Толстушка Фелисити. В качестве розыгрыша я проник на задний двор ее дома и украл с бельевой веревки ее трусы, чтобы потом повесить их на входе в школу с надписью: «Толстушка Фелисити носит трусы-парашюты». Когда она увидела это, то расплакалась и споткнулась о свою школьную сумку. Ей пришлось идти к медсестре – все закончилось пятью швами на подбородке. Я чувствовал себя ужасно. И все еще чувствую, если честно.
– Это было гадко, – говорю я, кивая.
– Да, зато сейчас она стала настоящей куколкой. Я видел ее на встрече выпускников и пригласил на свидание. Она рассмеялась, сказала, что я уже видел ее трусы и больше мне этого не светит.
Я смеюсь – так искренне, что сотрясаюсь всем телом. Ной ко мне присоединяется. Я все еще улыбаюсь, когда вдруг понимаю, что связалась с еще одним бойскаутом.
– Итак, Фелисити. Это и есть худшее, что ты когда-либо делал?
– Еще я как-то украл магнит из магазина «Все за доллар».
– Ох, – говорю я. – Не уверена, что ты готов к моей истории.
– А ты проверь.
Я смотрю на его лицо, вспоминая о том, как Калеб однажды сказал мне – можно судить о чьей-то личности по внешности. Если это правда, то я могу доверять Ною: у него самые добрые глаза, которые я когда-либо видела.
– Я влюбилась под деревом во время дождя, – начинаю я.
ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ СПУСТЯ
В Риме идет дождь. Я стою у отеля «Де ля Виль Рома», прячась под смешным желтым пончо, который едва защищает меня от ливня. Не знаю, почему я здесь, – я ничего не смогу добиться, пока выгляжу, как мокрая крыса. Но я чувствую потребность увидеть это окно, посмотреть его глазами на этот вид, которым он наслаждался все утро. Их отель – небольшой, но роскошный, и он величественно стоит на вершине Испанской лестницы. С их балкона наверняка видно весь город. Как романтично. Вздохнув, я продолжаю смотреть. За окном обозначается некое движение – а затем на балконе появляется знакомая рыжеволосая фигура, которая стоит под навесом с зажженной сигаретой в руке. Разве она не знает, что никотин плохо влияет на беременность?
– Продолжай курить, – говорю я, прищурившись.
Секунду спустя дверь открывается, и к Леа присоединяется Калеб – красивый, как римский бог. Он без рубашки, волосы влажные после душа. Я притворяюсь, что мое сердце не подпрыгнуло от одного его вида, и поправляю пальцем макияж под глазами, смазавшийся от дождя.
Не трогай его, не… Она соблазнительно проводит рукой по его груди. Калеб ловит ее пальцы на поясе своих штанов и смеется.
Я отворачиваюсь, когда он притягивает ее ближе и обнимает обеими руками. Мое сердце начинает ныть – это чувство не оставляет меня последние девять лет. Я раздраженно топчу тротуар, и из горла у меня вырывается скулеж. Я так устала его любить.
– Ладно, Оливия, они вот-вот применят ту фертильную штуку. Нужно предотвратить размножение Леа, – говорю я себе, доставая из кармана мобильный.
Звонок стоит мне целое состояние, но кого это волнует? У любви нет цены.
Набирая номер отеля, я прячусь под навесом парфюмерного магазина и с нетерпением жду, пока не слышу гудок.
– Buona sera, «Де ля Виль Рома», – отвечает женский голос.
– Эм… привет… вы говорите по-английски?
– Si. Чем я могу помочь?
– Я пытаюсь дозвониться до гостя вашего отеля, мистера Калеба Дрейка, – это срочно, и я была бы признательна, если бы вы немедленно связались с ним и передали, чтобы он мне перезвонил.
Я слышу, как она что-то печатает на компьютере.
– Ваше имя?
Ох! Как там звали его секретаря? Что-то рифмующееся с «пина колада»…
– Рена Вовада, – выдыхаю я. – Я звоню из его офиса: скажите ему, что это важно, ему стоит перезвонить мне как можно скорее. Спасибо большое.
Я вешаю трубку, прежде чем она успевает задать мне больше вопросов.
Закончив с этим, я выхожу обратно под дождь. Калеб и Леа все еще на балконе. Она тушит сигарету одной рукой, а другой позволяет ему втянуть себя обратно в комнату. Я вижу, как он резко поворачивает голову в направлении номера, а потом отпускает ее руку и скрывается за дверью. Я представляю приглушенную трель стационарного телефона.
Хорошо. Это даст мне как минимум полчаса. Надеюсь, этого достаточно, чтобы испортить им настроение на делание детей. Удовлетворенная, я иду к отелю, где остановилась сама, – «Монтеситорио». Он не такой роскошный, как «Де ля Виль», но все равно очаровательный, и мне плевать на Сьюзан Сарандон.
Мои туфли промокли насквозь и хлюпают водой, когда я захожу в лобби. Девушка за стойкой регистрации возмущенно смотрит на меня и тянется к телефону, чтобы вызвать уборщицу.
– Вы мисс Каспен, верно? – зовет она меня, когда я направляюсь к лифтам.
Поколебавшись, я оборачиваюсь.
– Да.
– У меня для вас сообщение.
Она протягивает мне кусочек бумаги, и я осторожно беру его двумя самыми сухими своими пальцами.
– От кого?
Я почти боюсь спрашивать. Но когда она отвечает «от Ноя Штейна», моя тревога немного успокаивается.
Ной, тот незнакомец, которому я рассказала о себе все, – приятно, что он звонил. Как будто быть в Риме – это не так уж и страшно: у меня уже есть тут друзья.
С запиской и капающим на пол пончо я возвращаюсь в номер и иду в душ, не читая сообщение. Все, включая моего нового приятеля Ноя, подождет до тех пор, пока я не высохну и не согреюсь.
Выйдя из душа, я сворачиваюсь клубком на миниатюрной кровати и разворачиваю влажную записку.
«Ужин в восемь, La Tavernetta.
Тебе нужно поесть».
Я улыбаюсь. Мне и правда нужно поесть и почему бы не с тем, кто мне нравится? Взяв телефон, я набираю номер, который Ной вручил мне в аэропорту при расставании.
– Только на крайний случай, – сказал он, подмигивая. – Не используй мой секретный номер слишком часто.
Я сомневалась всего секунду, прежде чем взять его. Я была одна в Риме. Он мог мне пригодиться.
– Ной, это Оливия, – говорю я в трубку.
