отсутствие я буду находиться здесь.
– И с какой целью?
– Этого я пока не поняла.
– Поезжай к ней.
– Сначала ты должна поправиться.
Юлия гладит свой живот. Ее глаза вновь наполняются слезами.
– Ноа больше нет.
Ноа больше нет, с ним или с ней ушло все то, что мы себе представляли, на что надеялись, чего ожидали. Вместе с Ноа исчезла частица нас самих. Частица нашего будущего.
– Они считают, что мне не следует винить себя, – говорит Юлия.
– Конечно, ты не виновата.
– Говорят, я не сделала ничего плохого. Просто была какая-то проблема, связанная с генетикой.
– Такое случается. Я понимаю, что словами не поможешь, но так бывает.
– Причина не в том, что я продолжала репетировать, и не в том, что мы поссорились с Беном, что он уехал, а я умирала от тоски. Ничего подобного. Проведи я три месяца в постели, это случилось бы, так или иначе. – Юлия приподнимается на кровати и смотрит на меня, пытаясь подобрать слова. – Что мы здесь делаем? Мы совсем не похожи на битников. Они оставили след в истории, создали что-то оригинальное. А то, что делаем мы, уже было сделано до нас. И все, что мы говорим, уже было сказано. Мы продаем книги битников, но ни в одном издании не напишут о нас, потому что мы сами не изобрели ничего особенного. – Юлия вновь опускается на кровать и смотрит в потолок. – Мы обманываем сами себя, считая, что совершаем великие открытия и знаем обо всем на свете. Мы думаем, что истина находится у нас в руках, а все остальные слепы. Но теперь я понимаю, что правда заключается лишь в ее отсутствии. Каждая жизнь достойна уважения, и любой выбор является правильным.
Юлия поворачивается на бок и глядит на меня затуманенным взглядом, полуденный свет падает на нее сзади, создавая некое подобие ореола.
– Мне позвонили из «Лекок», – говорит она, берет меня за руку и сжимает ее. – Меня приняли.
Юлия улыбается сквозь слезы. Я крепко обнимаю ее. Приняли!
– Я спросила у них и про тебя. Объяснила, что ты сейчас в отъезде и у тебя разрядился телефон. Они отказались давать информацию мне и попросили, чтобы ты позвонила им сама. – Юлия протягивает мне свой мобильный.
– Я сделаю это позже, – отвечаю я, качая головой. – Давай лучше поговорим о тебе: это отличная новость.
Она растерянно смотрит на меня.
– Поступлению в «Лекок» я предпочла бы быть с Ноа.
Солнечный свет бьет мне в глаза, я опускаю веки, чтобы скрыть навернувшиеся слезы. Очередной спазм вызывает у Юлии стон.
– Примем лекарство? – спрашиваю я.
Она молча кивает.
Как только обезболивающее начинает действовать, Юлия засыпает. Только сейчас я замечаю, что голова у меня кружится, а желудок тянет от пустоты. Я опускаюсь на кровать рядом с ней. Несмотря на чувство голода, я ощущаю, как мои веки наливаются тяжестью. Я утопаю в мягкости матраса, прислушиваясь к мерному дыханию подруги. И не хочу больше ни о чем думать.
По улице Пуле идет розовый фламинго. Я следую за ним, сама не зная зачем. Дойдя до Монмартра, фламинго поднимается по каменным ступеням. Верхняя панорамная терраса вдруг превращается в кондитерскую. Я захожу внутрь.
– Я – фламинго, – произношу я, ставя противень с круассанами в духовку.
– А при чем тут это? Ты разве не помнишь? Это ты убила фламинго.
Воображаемая публика аплодирует мне, засыпая красными розами, в толпе я вижу моих родителей. На полу лежит засахаренный фламинго. Я беру его в руки и пробую на вкус.
Проснувшись, я чувствую себя совершенно разбитой, мое сознание заторможено. Наверное, уже поздний вечер. Юлия еще спит.
Я беру мобильный телефон, который она оставила на краю кровати, и ухожу в ванную.
После нескольких гудков мне отвечает женский голос. Он сообщает:
– Вы у нас не значитесь. – Повисает пауза. – А, извините, внизу отмечено карандашом… Мне очень жаль, но, к сожалению, вы не прошли прослушивание. Вы сможете попытаться еще раз в следующем году.
Юлия, по всей видимости, услышала мой разговор. Когда я выхожу из ванной, она смотрит на меня влажными глазами из-под полуопущенных век и ни о чем не спрашивает.
37
Я закрываю глаза, но в этот раз обхожусь без трех глубоких вдохов. Серфинг, внутреннее Я – пусть приемы Манубрио остаются у нее в кабинете.
Я вспоминаю кушетку с пятнистой обивкой, бордовые стены с репродукциями Энди Уорхола, стоящее у окна кресло в форме яйца. Какой-то далекий образ. Идея попросить у доктора разрешения воспользоваться этим креслом или просто туда сесть уже не кажется мне такой странной. Виктор бы так и поступил. Это может показаться абсурдным, но он знает о моей жизни больше, чем мой собственный психотерапевт.
Я размышляю о том, какой живой и собранной себя ощущаю и что больше мне ничего не нужно. В это время Виктор нажимает на кнопку звонка, возвещая о нашем приходе.
У Вивьен нет телефона – по крайней мере, это оказалось правдой, поэтому мы не смогли оповестить ее о нашем визите заранее.
Мы стоим у дома номер двадцать пять по улице Пуле. Он располагается практически напротив того самого кафе, где мы сидели всего несколько дней назад. Я пытаюсь определить, можно ли было разглядеть вход в подъезд с выбранного Виктором в тот день столика. Нет, оттуда его не видно.
– Когда в тот день мы заметили тетю Вивьен с хорьком, ты бросился за ней, а мы с Джоном остались позади. Ты просто сделал вид, что не успел ее догнать?
Он слабо улыбается.
– Это была не она, твоя тетя на тот момент уже уехала в Руан.
Уехала? Действительно, на следующий день я получила от нее открытку.
– На выходных, когда ты приехала в Париж, Вивьен только закончила курс стационарного лечения. Но она была еще слишком слаба и не вставала с постели. Поэтому она и попросила меня задержать тебя здесь. Потом ее самочувствие улучшилось, но ей пришлось уехать. А потом… Прости, я слишком много говорю, она сама тебе все расскажет.
До решения загадки остается всего несколько лестничных пролетов, но я внезапно замедляю шаг. Может, я боюсь своей тети? Я действительно хочу узнать, как она провела последние шестнадцать лет жизни и почему все это время не пыталась со мной связаться?
– Если тогда, на улице, это была не она, то кто была та женщина с хорьком на поводке?
– Мадам Марго, соседка. Иногда твоя тетя оставляет Массимо ей на попечение, мадам Марго всегда рада о ком-нибудь позаботиться.
– А тот парень, которого я заметила в Téméraire? Он тоже был там с Массимо на поводке?
– Да. Он подменял меня последние несколько недель. Раньше за хорьком присматривал я.
Виктор познакомился с тетей в книжном магазине. Изначально ей нужен был нянь для Массимо. Виктор охотно согласился, и это была любовь с первого взгляда. Он говорит, что я напоминаю ему Вивьен, что мы с ней похожи.
– Постепенно мы подружились, но ей становилось все хуже. Она прошла курс химии, но ее организм отреагировал очень плохо.
С того самого момента Виктор многое взял на себя.
Он помог ей вернуть жизнь в нормальное русло.
– Вивьен много страдала сама и, должно быть, невольно причиняла боль другим. Она никогда не рассказывала мне о своем прошлом, да я и не настаивал. К таким вещам нужно относиться бережно. У нее было только одно желание – уйти с миром. Я сказал ей, что жизнь всегда дает нам второй шанс. И мы должны до самого конца быть готовы предоставить такую возможность себе и окружающим.
Прежде чем Виктор звонит в дверь, я в последний раз пытаюсь сосредоточиться. Но мысли в голове разбегаются, а он тем временем уже нажимает кнопку вызова на домофоне. Никто не отвечает.
– Это мы, – говорит Виктор.
Он достает из кармана связку ключей и открывает дверь в подъезд. Тот, кто находится в доме, нас слышит, но ответить не может –
