– Неужели я использовала так много воды? – удивилась Джен. – Или газа? Странно. До сих пор мои расходы не доводили до слез даже меня саму.
Вера что-то неразборчиво пробормотала; Джен предпочла расшифровать ее реплику как «Все в порядке, я сейчас успокоюсь», – и развернулась было, чтобы выйти, но тут ее взгляд упал на ноги Веры. Вернее, на розовые тряпичные домашние туфли, в которые она была обута. По улице в таких обычно не ходят; впрочем, даже не в этом дело, мало ли в мире эксцентричных людей. А в том, что на улице сейчас проливной дождь, а Верины тапки совершенно сухие. И остальная одежда. И зонта у нее с собой не было, а то сейчас сушился бы в коридоре. А там ничего нет.
Это называется – сложи два и два. Давно могла бы догадаться. В твоем распоряжении было столько фактов, что даже непонятно, как тебе почти целый месяц удавалось закрывать на них глаза.
Джен вернулась в кухню, залпом выпила приготовленный для Веры и уже остывший кофе. От горечи в голове окончательно прояснилось. Лучше поздно, чем никогда.
Вышла на балкон, спряталась под навесом. Стояла там, глядела на мокрый цветущий каштан, курила, думала: вот оно, значит, как. Спрашивала себя: есть ли смысл говорить Вере, что я все поняла? Не проще ли оставить, как есть? Пусть себе ютятся напару в мансарде, какое мне дело? Их мистическая афера с недвижимостью накрылась медным тазом, а я знать ничего не знаю, у меня в кармане договор. На год. И в течение этого года они никого не напугают до полусмерти. И не облегчат карман на тысячу евро. Уже хорошо.
Но Джен прекрасно понимала, что оставить как есть уже не получится. Никакого удовольствия. Все тут теперь будет не то и не так.
Она сварила новую порцию кофе, а потом вернулась в ванную и твердо сказала все еще всхлипывающей в объятиях бойлера Вере:
– Успокойтесь, пожалуйста. Идемте, поговорим.
Вера отнеслась к ее предложению без особого энтузиазма. Но и возражать не стала. Угрюмо кивнула и отправилась в кухню, жалобно шмыгая покрасневшим от слез носом.
– Прежде всего, – сказала Джен, наливая ей кофе, – вы должны знать: я совсем не в восторге от вашей аферы. Но все равно считаю, что ваш муж прекрасный человек. Далеко не все люди готовы любой ценой заботиться о своих близких. А уж после смерти – вообще фантастика. Золотое сердце, таких почти нет.
На этом месте Вера снова разрыдалась, бурно, по-детски, хлюпая и подвывая. Да что ж ты с ней будешь делать. Так и до вечера можно без толку просидеть.
– Павлик очень переживал, что оставил меня без копейки, – сквозь слезы сказала Вера. – Все сбережения ушли на лечение за границей – после того, как выяснилось, что наши врачи не все могут. Заграничные, как выяснилось, тоже могут не все. Но надо было попробовать.
– Совершенно согласна, – кивнула Джен. – Обязательно надо. Я бы тоже предпочла остаться без гроша, но твердо знать, что сделала все возможное.
– У него была страховка, – продолжила Вера, – но ее едва хватило, чтобы раздать долги. Я собиралась продать квартиру и купить маленькую, где-нибудь на окраине, но тут вдруг выяснилось, что Павлик не… не совсем умер. И ему нужно оставаться в своем доме. Значит, нельзя продавать.
– На самом деле, – заметила Джен, – такой необходимости нет. Я почему так уверенно говорю – на собственном опыте знаю. То есть, не совсем на собственном, но…
– Понимаю, – кивнула Вера. – Павлик рассказал мне про вашу маму. Удивительная история. Как же нам с вами не повезло! Ой, извините…
– Да ладно, – усмехнулась Джен. – Это же правда. Фантастическое невезение. Такой отличный был у вас план: сдаете квартиру, берете залог, подписываете договор, довольные квартиранты справляют новоселье, часы бьют полночь, и тут является ваш супруг при полном параде. После такого представления любой нормальный человек съедет на следующий же день, куда угодно, хоть к друзьям, хоть в гостиницу, даже не вспомнив о залоге. А для тех, у кого слишком крепкие нервы, визит можно повторить. И еще раз – до победного конца. Счастье, если обошлось без инфарктов. Ваше, в первую очередь, счастье, потому что убивать людей ради залога это уже совсем перебор. Никакой загробной любовью такое свинство не оправдаешь.
– Нет, – поспешно сказала Вера, – инфарктов не было. Даже «Скорую» ни разу не пришлось вызывать. Мы выбирали жильцов покрепче.
– Вы что, на медосмотр их отправляли?
– Павлик мне подсказывал. Призраки умеют разглядеть людей со слабым здоровьем, которые к могиле поближе, чем остальные…
– Не все, – заметила Джен. – И не всегда. Я бы не советовала переоценивать их возможности. Но некоторые иногда кое-что действительно видят. Ладно. Хорошо, хоть так.
– Людям, у которых денег в обрез, мы тоже отказывали, – добавила Вера. – Это обычно сразу видно: одни, узнав о размере залога, спокойно соглашаются, а другие сразу начинают подсчитывать в уме, хватит им или нет.
– Очень великодушно, – невесело усмехнулась Джен. – Ладно, какое мне дело. В полицию с такой историей все равно не пойдешь, хотя, по-хорошему, следовало бы. Наделаете вы бед.
– И что теперь будет? – дрогнувшим голосом спросила Вера. – Что вы намерены предпринять?
– А что тут предпримешь? – пожала плечами Джен. – Не беспокойтесь, я съеду в ближайшее время. Я так понимаю, в мансарде вам очень уж тесно. Несколько дней потерпеть еще туда-сюда, но целый год…
– Там душа нет, – пожаловалась Вера. – И кухни. Но проблема даже не в этом. Просто Павлик в таком… необычном состоянии. Я к нему никак не привыкну. Вроде бы свой, родной, любит меня так сильно, что даже после смерти не бросил. Радоваться надо, что мы по-прежнему вместе. Но мне все равно тяжело. И этот невыносимый холод! И невозможно ему сказать…
Она снова разрыдалась. Пробормотала сквозь слезы:
– Извините. Залог я вам, конечно, верну.
– Конечно, вернете, – сухо согласилась Джен. И отвернулась к окну.
Теперь она по-настоящему разозлилась. Хоть и понимала, что сердиться тут на не что. Но в некоторых вопросах решения принимает сердце. А голова только и может твердить: «Пожалуйста, успокойся. Пожалуйста, промолчи».
Правильно, между прочим, твердит.
…Новую квартиру Джен нашла за неделю. На противоположном конце Старого Города, возле реки. Без балкона, зато с роскошным камином. Вполне равноценная замена, она любила живой огонь.
Призрак Повилас до ее отъезда не появлялся, даже демонстративное курение на кухне не помогло. Его можно было понять. А что Джен скучала по ночным посиделкам в компании этого мертвого афериста – ну так сама виновата. Дружить надо с живыми, с ними, как ни странно, гораздо меньше проблем.
Когда выходила из дома со своими двумя чемоданами и сумкой, уже на пороге содрогнулась от леденящего холода. Огляделась, никого не увидела. Сказала:
– Спасибо, что пришли попрощаться. Хоть так.
Лето пролетело стремительно и было ровно таким, как любила Джен: много работы, много прогулок, очень много черешни и голубики, двухнедельный визит лучшего друга Фредди, два новых знакомства в баре неподалеку от дома и еще два, гораздо более интересных, в заброшенном монастыре. Однако призрака Повиласа, угрюмого ворчуна, дурацкого афериста, страстного борца с курением, самого преданного супруга на земле, ей все равно не хватало. Вероятно, просто потому, что собиралась дружить с ним целый год, до самого отъезда, и теперь организм, не признававший изменения планов, требовал недостающего компонента счастья – вынь ему и подай.
Примерно так Джен это себе объясняла, но и сама понимала, что выходит не слишком убедительно. Не лучше ли честно признаться: да, я привязалась к этому мертвому жулику. Мне было с ним интересно. В конце концов, он подсказывал отличные идеи. Ладно, не «отличные». Но местами неплохие. Действительно неплохие, черт побери!
Иногда ее подмывало позвонить Вере, спросить: как у вас дела? Сколько народу еще напугали до полной утраты залога? На йогурт с маслом хватает? Но, конечно, держала себя в руках. Понимала, что за желанием досадить Вере скрывается что-то вроде ревности. Такой отличный призрак Повилас и такой ерундой вынужден заниматься – все ради Веры, только для нее.
Но Джен отлично знала, как справляться с назойливыми мыслями. Поэтому вместо Веры она позвонила начальству. Вкратце пересказала новый сюжет, получила осторожное одобрение и села писать синопсис, а потом сразу пилотную серию, просто не смогла вовремя остановиться, а это и есть настоящее счастье, грех его упускать.
Парочка аферистов – увядающая оперная дива, внезапно лишившаяся голоса, и ее скоропостижно скончавшийся преданный супруг – в исполнении Джен оказалась такой обаятельной, а их авантюры настолько остроумными, что любимое начальство прыгало на одной ножке, специально для Джен, по скайпу, скандируя: мо-ло-дец! И с почти пугающим оптимизмом предвещало грандиозный успех. Джен была рада – не столько открывшимся перспективам, сколько возможности наконец-то разделаться с этой невыносимой парочкой. В смысле переписать их по своему вкусу.
