– Это только на первый взгляд. Я вас прошу, товарищ генерал-майор, взгляните глубже.
Береговой, вняв совету, спросил в упор:
– Вы рассказали мне не все. У вас есть более весомая причина обратиться ко мне?
– Да, она очень весомая, хотя все же не главная. Однако если бы ее не было…
– Не продолжайте, лучше назовите причину.
– Это мой друг, который помогал мне и которому я обязан, может быть, жизнью. Он сейчас в заложниках.
– ФСБ?
– Нет, у тех людей, у которых на руках сорок килограммов сильнейшего отравляющего вещества. Хотите, я напомню вам характеристики А-232?
– Не нужно, я знаю. Все же не пойму, почему вы обратились ко мне.
– Во-первых, это счастливый случай. Один человек, который приютил меня на эти сутки, знает вас.
– Вы не назовете его?
– Нет. Во-вторых, я обращаюсь не лично к вам, товарищ генерал-майор, а к Премьер-министру. Могу объяснить почему. Мне нужен человек или организация, которая стоит выше ФСБ.
– Ни выше, ни ниже ФСБ никого нет. ФСБ стоит особняком, понимаете?
– Да.
– Мне, конечно, жаль, но вряд ли я смогу вам помочь, – отрезал Береговой. – Единственное, что я смогу сделать, это высадить вас в том месте, которое вы мне укажете.
– Что ж, Валентин Борисович, большое спасибо. Прежде чем мы расстанемся с вами, я скажу, что в память мне запали события двухлетней давности. Даже не события как таковые, а один из их участников. Я говорю о Премьер-министре. Я видел его по телевизору. Показывали, как он вел по телефону переговоры с главарем чеченских террористов. На его лице было написано, насколько близко он принимает к сердцу те события. Он сбивался и путался, несколько неумело вел переговоры, но было видно, что он по-настоящему страдает за каждого заложника. Премьер старел на глазах. Мне так показалось, и думаю, что не ошибся. Если история повторится, то… Я даже не знаю. Вспомните, товарищ генерал-майор, токийское метро, где жертв насчитывалось единицы. Припомните также газ, который задействовали террористы. А теперь я все же напомню вам некоторые из характеристик А-232. Это смерть при попадании в дыхательные пути и на кожу в течение нескольких секунд, и пораженные излечению не поддаются. Восемь мин – это восемь станций метро, это тысячи смертей от удушья.
– Вы хотите не оставить меня равнодушным?
– Я хочу, чтобы вы обо всем рассказали Премьеру.
– Иначе, вы предлагаете сделку. Это при том, что несколько секунд назад говорили столь высокопарно, с болью и состраданием. Лично я не поверил в ваши чувства, вы предлагаете обыкновенный торг. Может, вы свалите все на рыночные отношения?
– Я не хочу ни на что сваливать.
– У вас есть более простой способ решить вашу проблему. Обратитесь в редакцию какой-нибудь газеты или на телевидение и расскажите обо всем. Это будет сенсационный материал, вас выставят героем.
– Есть много факторов, мешающих мне сделать это.
– И что это?
– Главное, непредсказуемость тех лиц, у которых находится сейчас ОВ. Пока я молчу, тихо и у них.
– Это до поры до времени.
– Да. Как только я начну действовать, та структура ответит контрмерами. Боюсь, что они будут называться последствиями. Но прежде чем до этого дойдет, журналисты начнут проводить свое расследование. К материалам следствия их не допустят. А если допустят, в них, конечно, не будет ничего о хищении ОВ. Скажут, что мальчик решил спасти свою жизнь, сочинив красивую сказку, выставляя себя героем. Опять же, привлекая себе в союзники врачей-психиатров и специалистов из области судебной медицины, спишут все на мое психическое расстройство. Даже больше – вот он, мол, какой ненормальный! Разве может нормальный вообразить себе такое: командир роты и командир взвода, сговорившись, расстреляли трех человек, чтобы скрыть следы хищения на складе.
– Но дело пойдет дальше.
– На этот случай, мне кажется, будет использован вариант с чеченцами. Вы пока не в курсе всех подробностей того вечера, поэтому я выскажусь до конца. ФСБ вынуждена будет сознаться, что вела за мной охоту и что со склада действительно было похищено боевое ОВ. Поскольку дело серьезное – ОВ в руках чеченцев, – велось оно в строгой секретности. По сути, моя вина доказана: записи в журналах на КПП, увольнительные, склад со спиленными замками, ножовочное полотно по металлу, купленное мною в магазине, недостача и многое другое. И опять же будет с легкостью доказано, что я, спасая себя, выдумал бредовые версии. Как ни крути, я везде ищу пути к спасению, высказывая фантастические идеи. Если все снова не сведется к тому, что я псих, наверняка меня опять выставят ловким преступником.
– Сколько вам лет?
– Девятнадцать.
– Верится с трудом. Послушать вас, вы должны тянуть как минимум на тридцать.
Антон улыбнулся.
– Я не виноват. Обстоятельства заставляют.
– Ваш друг?
– Не только. Он взят в заложники всего несколько часов назад, а до этого были совсем другие причины. Мне нужно было узнать правду и доказать, что я не преступник. И я на пути к этому. Я выжил, несмотря на то что меня обложили; и я разговариваю с вами.
– Давайте сделаем вот что. Дам я вам «чистый» номер телефона, по которому вы сможете связаться со мной. Человеку, который ответит по этому номеру, скажете, что хотите поговорить со мной. Он передаст, как и когда это можно сделать. Только не представляйтесь ему своим именем. Скажем, что-нибудь сокращенное. Например, от вашей фамилии. Антон Никишин, 19 лет – АН-19. Пойдет?
– Пойдет.
– Договорились.
– Я правильно вас понял: вы будете говорить обо мне с Премьером?
– Вначале мне нужно обдумать все услышанное хотя бы в течение часа.
– А подробности вас не интересуют?
– Приблизительно я представляю, как происходило все на самом деле. А вы не хотите мне сказать, в чьих руках находится сейчас ОВ?
– Я скажу вам только после того, как вы заручитесь поддержкой Премьера. У вас ведь достаточный штат?
Береговой улыбнулся.
– Думаю, небольшая военная операция нам по зубам. И еще один вопрос. Нет ли у вас сведений, что эти люди напрямую могут угрожать жизни Премьера? Этот вопрос я должен был задать в первую очередь, но последовал вашему совету и говорил с размахом. – Береговой позволил себе шутливый тон. – Итак, нет ли в их планах прямой или косвенной угрозы Премьеру?
– У меня нет таких сведений. Хотя я не исключаю этого. Люди серьезные, в прошлом профессионалы.
– Хорошо. – Береговой, взглянув на часы, протянул Антону руку. – Давай, парень, пока в неприятности не попадай. Слушай номер телефона: 195-10-64. Это автосервис. Спросишь механика Вадима Лациса. Позвони ему сегодня до обеда, скажем… в 10 часов. На всякий случай запомни адрес: Хорошевское шоссе, 39. Если поедешь на метро, станция «Полежаевская».
Климентьев остановил машину на набережной напротив Парка имени Горького, и Антон, не оборачиваясь, пошел по ходу движения транспорта. Миновав здание касс Аэрофлота, он свернул за угол.
На улице было уже светло. Ранние прохожие, спасаясь от утренней прохлады, спешили по своим делам. День для многих начинался спозаранок.
– Куда едем? – спросил Климентьев.
– Домой, – ответил Береговой. – Нужно собраться.
Через три часа Премьер должен быть в правительственном медицинском центре на Сивцевом Вражке: ничего серьезного, однако это займет время – час или чуть больше.
А он прав, думал Береговой о парне. Как он сказал про Премьера? «Он сбивался и путался, но по-настоящему страдал за каждого». Да, он, черт возьми, прав. Босс действительно постарел тогда на добрый десяток лет. Когда Премьеру сообщили о захвате заложников в больнице, он в сердцах бросил авторучку на стол. Забыв снять очки, он смотрел через толстые плюсовые стекла в пространство; в кабинете установилась напряженная тишина. Он посерел лицом и внезапно осунулся.
Постарел…
А у Антона в ушах стояли слова генерал-майора: «Думаю, небольшая военная операция нам по зубам».
* * *
Ровно в десять часов Никишин позвонил по номеру 195-10-64.
– Алло, это автомастерская? Могу я поговорить с Вадимом Лацисом?
– Можете, Лацис слушает.
– Я звоню вам по поводу ремонта берегового катера. Как, возьметесь?
– А, это вы. Мне говорили о вас. Только разговор шел не о катере, а о самолете. Забыл только марку.
– АН-19.
– Точно. Что ж, подплывайте или подлетайте, как вам удобно. А если серьезно, то позвоните по телефону 925-35-80. Потом перезвоните мне.
– Хорошо.
Через десять минут Антон звонил по телефону, который продиктовал ему Лацис.
– Здравствуйте, я хотел бы поговорить об АН-19.
– Одну минуту. – В трубке раздался едва уловимый щелчок, и через минуту мужской голос, прозвучавший чересчур громко, произнес:
– Алло? Вы сегодня утром имели беседу?
При звуке этого голоса Антон сжался. Он узнал его. Прикрыв трубку ладонью, Антон откашлялся.