Не в силах пошевельнуться, он увидел, как Гракус тоже упал на колени перед вертящимся кристаллом.
— Надо уходить, — пробормотал Бодален, пытаясь уползти прочь по золотому полу. Но глаза его закрылись, и он погрузился в глубокий сон.
Пробудившись, как ему показалось, он увидел хижину на берегу ручья, пшеничное поле, далекие, в синей дымке, горы. За плугом, запряженным волами, шел человек.
Его отец.
Да нет же. Его отец — Карнак, а тот никогда в жизни не ходил за плугом.
Отец.
Смятение окутало Бодалена, как туман. Он взглянул на солнце, но солнца не было, лишь кристалл вращался высоко в небе, жужжа, как тысяча пчел.
— Хватит бездельничать, Гракус! — сказал пахарь.
"Гракус? Я не Гракус. Я сплю и вижу сон. Вот оно! Надо проснуться”. И Бодален на самом деле почувствовал, что просыпается. Он шевельнул рукой, но она точно застряла где-то. Он открыл глаза. Гракус лежал рядом с ним — совсем рядом. “Наверное, это он навалился мне на руку”, — подумал Бодален и попытался отползти, но Гракус двинулся вслед за ним, мотая головой и разинув рот. Бодален попробовал встать — и почувствовал непривычную тяжесть справа. Там лежал еще кто-то — и у него не было головы.
"Я лежу на его голове!” — в панике подумал Бодален и оторвался от пола. Безголовое тело поднялось вместе с ним. Бодалеп завопил. Оно было частью его самого — его плечи вросли в плоть Бодалена.
"Святые небеса! Успокойся, — сказал он себе. — Это всего лишь продолжение сна”.
Его левая рука исчезла в плече Гракуса. Бодален попытался вытащить ее, но обмякшее тело черного рыцаря только ближе придвинулось к нему. Их ноги соприкоснулись — и срослись.
Кристалл продолжал вращаться.
Бодален видел, как сливаются вместе тела остальных рыцарей, словно в какой-то безмолвной, противоестественной оргии. А между ними на золотом полу лежал громадный скелет.
Бодален закричал снова и лишился чувств.
Он очнулся, не помня ничего, напряг свои мощные мускулы, перевернулся на живот, уперся в пол тремя ногами и ударился двумя головами о золотой потолок. Это разъярило зверя, и одна из голов бешено взревела. Другая молча мигала серыми глазами на кристалл.
Двое других зверей еще спали.
Кристалл вращался, мерцая синим огнем между золотыми чашами.
Зверь приковылял к нему, вытянул свои три руки и тронул толстым пальцем синий огонек. Боль тут же прошила насквозь его исполинское тело, и обе головы взвыли разом. Одна из рук смазала по кристаллу, отшвырнув его к дальней стене. Синий свет угас, и все огни в комнате сразу померкли.
Почти полная темнота успокаивала. Зверь присел на задние ноги. Он был голоден. Из большого зала шел запах поджаренного мяса. Зверь подошел к порогу и увидел на полу за дверью маленькое дохлое существо, одетое в металл и кожу. Мясо было еще свежее, и голод зверя усилился. Он попытался выйти, но его туша не проходила в дверь. Он взревел и начал ломать каменную кладку над притолокой. Другие звери пришли ему на подмогу, и огромные камни постепенно начали поддаваться.
Кеса-хан открыл глаза и улыбнулся. Наблюдавшая за ним Мириэль заметила торжествующий огонек в его взоре.
— Теперь можно двигаться, — с сухим смешком сказал он. — Путь свободен.
— Но ты говорил, что идти больше некуда!
— Было некуда, а теперь есть куда. Это крепость — очень старая крепость, которая зовется Кар-Барзак. Завтра отправимся в путь.
— Ты многое от меня скрываешь, — упрекнула Мириэль.
— Я скрываю то, чего тебе не нужно знать. Отдохни, Мириэль, скоро тебе понадобятся силы. Ступай посиди со своими друзьями, а я позову тебя, когда время придет.
Мириэль хотелось еще о многом спросить его, но шаман снова закрыл глаза и сел, сложив руки, у огня.
Она встала и вышла в ночь. Сента спал, но Ангел сидел под звездами около маленькой пещеры, прислушиваясь к отдаленным звукам битвы на перевале. Неподалеку пристроился маленький мальчик. Мириэль улыбнулась. Эти двое, разделенные двадцатью футами пространства, сидели в одинаковых позах, поджав под себя ноги. Ангел точил меч о брусок, а мальчик в подражание ему водил палочкой по камню.
— Ты, я вижу, завел себе друга, — сказала Мириэль. Ангел пробурчал в ответ что-то неразборчивое. Она села рядом с ним. — Кто это?
— Откуда мне знать? Он не разговаривает, только знаками изъясняется.
Мириэль прибегла к своему Дару.
— Он совершенно глухой. Сирота.
— Мне это не к чему знать. — Ангел убрал меч в ножны, а оборвыш сунул палочку за пояс. Мириэль погладила гладиатора по щеке.
— Ты добрый человек, Ангел. И не способен ненавидеть по-настоящему. Он удержал ее руку.
— Не трогала бы ты меня. Твой мужчина вон там, в пещере. Молодой, красивый, без единого шрамика — аж смотреть противно.
— Я сама выберу себе мужчину, когда настанет время. Я ведь не знатная дворянка — мой брак не должен мирить два враждующих рода, и приданого у меня нет. Я выйду за того, кто мне по сердцу, кого я буду уважать.
— Ты ничего не сказала о любви.
— О ней много разного говорят, Ангел, но я не знаю, что это такое. Я люблю отца, люблю тебя, люблю сестру и мать. Слово одно, а чувства разные. Быть может, ты имеешь в виду похоть?
— Отчасти. И ничего плохого в этом нет, хотя многие думают по-другому. Но любовь — это нечто большее. Была у меня одна черненькая — в постели она пробуждала во мне такую страсть, как ни одна из моих жен. И все-таки я с ней не остался. Я не любил ее, вот в чем дело. Обожал, но не любил.
— Ну вот, опять это слово!
— Да — а как же быть? Как иначе описать ту, кто нам и друг, и любовница, и сестра, а порой даже и мать? Ту, кто вызывает в нас страсть, восхищение и уважение? Человека, который останется рядом, даже если весь мир ополчится против тебя? Вот кого ты ищешь, Мириэль. — Он отпустил ее руку и отвел глаза. Она придвинулась поближе.
— А ты, Ангел? Мог бы ты стать мне другом, любовником, братом и отцом?
Он обратил к ней свое обезображенное лицо.
— Мог бы. — Она почувствовала, что он колеблется, потом он взял ее руку и с улыбкой поцеловал. — Ты моложе, чем мои сапоги, Мириэль. Сейчас тебе кажется, что это не имеет значения, но ты заблуждаешься. Тебе нужен мужчина, который будет расти рядом с тобой, а не дряхлеть. — Он перевел дух. — Хотя мне очень нелегко сознаться в этом.
— Ты совсем не так уж стар, — укоризненно сказала она.
— А разве Сента тебе не нравится? Она отвела взгляд.
— Он волнует меня… и в то же время пугает.
— Это хорошо. Так и должно быть. Я, как старое кресло, — удобен, но такой девушке, как ты, нужно нечто большее. Дай ему шанс. В нем много хорошего.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
