Сквозь нерегулярные помехи прогремел голос Горгона:
— Враг побит!
Его гнев был очевиден, его жажда возмездия — осязаема. Уязвленную гордость лорда Мануса могла успокоить только кровь.
— Видите, как бегут от нас мятежники! — продолжил он, распаляясь все сильнее. — Надо нажать сильнее, чтобы никто не ушел от нашей мести!
Нумеон переглянулся с Варруном. Ветеран был сильно ранен, но не утратил способности сражаться. Атанарий тоже испытывал трудности, а Скатар'вар из-за повреждений был вынужден держаться рядом с братом, Леодракком. Теперь, когда подкрепление уже готовилось к высадке, здравый смысл требовал покинуть поле боя и закрепиться на местности. Дальнейшее наступление сулило только славу и бессмысленную гибель.
Вулкан бесстрастно слушал, держа свои мысли при себе и предоставляя слово Кораксу:
— Остановись, Феррус! Победа уже почти наша, но дай возможность нашим союзникам разделить ее с нами. Мы многого добились, но цена оказалась высока. Мой легион почти обескровлен, так же как и легион Вулкана…
И вновь примарх не стал делиться своим мнением. Повелитель Воронов завершил мысль:
— Я не думаю, что твои воины зашли так далеко и не заплатили за это большими потерями.
Лорд Манус не собирался уступать:
— Мы обескровлены, но непоколебимы.
Воспользовавшись тем, что враг отступал и в сражении возникла пауза, Вулкан заговорил:
— Так же, как и мы все. Нам необходима передышка, чтобы восстановить дыхание и перевязать раны и чтобы снова броситься в эту ужасную бойню.
Цена ее лежала вокруг в зеленой броне, залитой кровью.
— Надо закрепить успех, — предложил Вулкан, — и позволить нашим новоприбывшим братьям продолжить бой, пока наши воины проводят перегруппировку.
Но Горгон уже почуял запах крови и не мог остановиться.
— Нет! Мятежники побиты, и для их полного уничтожения требуется один последний рывок!
Коракс предпринял последнюю попытку образумить его:
— Феррус, не делай глупостей! Мы уже почти победили!
Но все было бесполезно: связь с примархом Железных Рук уже прервалась.
— Нашего брата переполняет гордыня, Корвус, — откровенно заметил Вулкан.
— Он себя погубит.
— Нет, его так просто не возьмешь, — ответил Вулкан, но Нумеон почувствовал ложь в его словах, неуверенность в тоне.
— Я не позволю ему втянуть меня в это, Вулкан. Я не поведу своих сыновей в очередную мясорубку ради его уязвленной гордости.
— В таком случае нам остается только надеяться, что подкрепление быстро до него доберется, ибо ни мне, ни тебе его не переубедить.
— Мы приближаемся к месту высадки. Я встречу тебя там?
Вулкан ответил не сразу, и несколько секунд его молчания показались минутами. Нумеону вспомнился их разговор на борту «Огненной кузни»: о том, что гнев Ферруса Мануса его погубит, о чувствовавшемся в Горе помешательстве и о странной тревоге перед битвой. Теперь дурное предзнаменование этих слов маячило в сознании Погребального капитана, никак не желая отпускать.
— Да, — ответил Вулкан наконец. — Закрепимся в зоне высадки. Возможно, Феррус образумится и присоединится к нам.
— Не образумится.
— Да, наверное, ты прав.
Вулкан закрыл канал. Казалось, что на его плечи опустился груз — груз горечи и страха, только подтверждавшегося всем, что он только что услышал и почувствовал. Нумеон не мог этого объяснить.
— Прикажи всем ротам отступать к зоне высадки, — сказал ему Вулкан.
Нумеон немедленно связался с К'госи. Пирокласты почти полностью очистили траншеи от врагов, и путь назад был свободен.
В то время как повстанцы Гора отступали беспорядочно и недисциплинированно, воины Восемнадцатого и Девятнадцатого легионов покидали место сражения в организованном порядке. Танки вернулись в колонну и медленно, но уверенно покатились обратно вниз по склону. Легионеры большими группами покидали почерневшие от огня траншеи, по-прежнему высоко держа знамена рот. Воинов изрядно потрепало, но твердость духа они не утратили. Мертвые и раненые были тут же: их тащили или несли еще стоявшие на ногах братья. Это был великий исход; это был черно-зеленый океан войны в отливе, как обломки кораблекрушения, оставляющий после себя тела врагов.
Большинство фортификаций было уничтожено. Огромные участки вскрытых земляных укреплений походили на гниющие раны. На шипы, усеивавшие насыпи, были насажены тела: в мутно-белом, артериально-красном, кричаще-пурпурном. Это зрелище было свидетельством братоубийства, повторенного тысячекратно, и именно это зрелище задержало Вулкана, уже собиравшегося покинуть поле боя.
— Это не победа, — тихо сказал он. — Это смерть. Это разрушение всех уз. И мы будем нести на себе отпечаток этой войны еще многие поколения.
В северной части Ургалльской низины новое море готовилось хлынуть вперед и унести людские останки прочь.
Напротив лагеря Саламандр, представлявшего собой всего лишь окруженное десантными кораблями поле, располагались Железные Воины. Четвертый легион, облаченный в стально-серую броню с черно-желтыми шевронами, выглядел сурово и непреклонно. Чтобы укрепить северный участок склона, они возвели баррикаду из сведенных вместе бастионов-кораблей. Позади нее гигантские пушки смотрели в серое от пепла небо. Впереди нее располагался ряд танков, отмеченных мрачным символом в виде черепа в металлическом шлеме. А перед ними стояли многотысячные когорты Железных Воинов. Они держали оружие на изготовку и молчали, и жизни в них, казалось, было не больше, чем в автоматонах.
Во временном лагере, материализовавшемся для помощи раненым и сохранения погибших, сновали воины. Силами рабочих команд из технодесантников и сервиторов образовались ремонтные площадки для танков. Под защитой массивных «Грозовых птиц» устроили многочисленные триажные станции, в то время как отсеки некоторых «Громовых ястребов» служили пунктами оказания неотложной помощи. Боеспособные воины приводили в порядок броню и оружие.
Квартирмейстеры проверяли запасы, восполняя боекомплекты и снаряжение, где могли. Командиры реорганизовывали свои отряды с учетом потерь. Низшие чины и советники зачитывали строевым офицерам краткие рапорты, а знаменосцы выполняли роль сборных пунктов: весь Вексиллярий задействовали в организации второй атаки.
Ни один легионер Восемнадцатого не стоял спокойно.
Однако Железные Воины — вся выстроившаяся на северном склоне армия — хранили молчание и, заняв свои места, больше не двигались.
Главный апотекарий Сен'гарис связался по воксу с командными инстанциями, включая Вулкана и Погребальную стражу, и пожаловался, что ему не отвечают на просьбы о помощи — в частности, медицинской.
Нумеон почувствовал, как мрачная тишина, какая бывает, когда буря уже затмевает солнце, опустилась на всю Ургалльскую низину; между тем капитан Рал'стан из Огненных змиев поднял кулак, салютуя своим железным союзникам.
Никто не ответил на его приветствие. Только развевающиеся на ветру знамена указывали на реальность Четвертого легиона.
— Почему они нас игнорируют? — прямо спросил Леодракк.
Вулкан смотрел в сторону своего брата, Пертурабо. Железный Владыка ответил на буравящий взгляд Владыки Змиев таким же взглядом.
— Потому что нас предали… — неверяще сказал Вулкан с ужасом, на глазах обратившимся в гнев. — К оружию!
Ему ответили более десяти тысяч орудий, принадлежащих союзникам, но направленных в его сторону с предательским намерением.
Глава 25
Воссоединение
Битва давно закончилась, и враг уже был вне досягаемости нашего оружия, но большинство из нас так и не вернулось с Ургалльской низины. Даже те немногие, кому удалось вырваться, — даже они ее не покинули. Они там до сих пор. Все мы там до сих пор — сражаемся за свою жизнь.
Неизвестный легионер, выживший в резне на Исстване-V
Дело выглядело плохо. Иначе и сказать нельзя. Очень плохо. Нурт доставил проблем, но куча гроксового дерьма, в которой Грамматик очутился сейчас, имела кардинально иные размеры. И этот ксенос вдобавок. Не Слау Дха и не Гахет. И определенно без связей с Кабалом. Совершенно новый игрок, эльдар с намерениями столь же таинственными, как его личность.
А еще Олл.
Но сейчас не было времени о нем беспокоиться. Грамматик сделал в этом направлении все, что мог, пусть старый друг и не хотел, чтобы с ним контактировали; но разве у него был выбор?
Вселенная вдруг стала совсем тесной, а Грамматик неведомым образом оказался в самом ее центре, под пристальным взглядом всех заинтересованных сторон. У насекомых на предметном стекле микроскопа было больше личного пространства. Он вдруг вспомнил Анатолийский улей и пожалел, что ему не позволили умереть в Объединительных войнах.
