частной, уже многократно была перепродана.
«Шоковая терапия» Егора Гайдара взвинтила до небес гиперинфляцию, швырнула в нищету почти всё население России, обнулила огромные многолетние сбережения, хранившиеся в Сбербанке, обрушив покупательную способность населения. Произошло ураганное разрушение российской экономики. Кроме того, проведение по «либерализации внешнеэкономической деятельности» по Авену привело к потере многих внешних рынков, резко сократило экспорт и валютные поступления, разорило государственную казну. Деятельность «реформаторов» породила новые, невиданные доселе виды коррупции чиновников (своего рода «право первой ночи» – разрешительная или согласовательная подпись).
А ведь еще в 1990 году МВЭС РСФСР подготовило предложение по постепенному, без всяких шоков, переходу к рыночным отношениям, к конвертации рубля. Идея именных приватизационных чеков в привязке к твердой валюте (что защищало их от гиперинфляции), впервые предложенная мной и отданная на рассмотрение Ельцину и Силаеву, была, в принципе, одобрена. Силаев написал резолюцию на моей аналитической записке:
Всем членам правительства ознакомиться и дать свои предложения. Срок – 15 декабря с.г. (1990)
Планировалось пока удерживать цены, что в целом правительству в то время удавалось, и выпустить «приватизационные чеки» стоимостью в 10 тысяч рублей, но в валютном эквиваленте. Происходило это в 1990 году, когда за такие деньги можно было действительно купить автомобиль.
Параллельно антимонопольный комитет не сиюминутно, а постепенно начал бы «расслаивать» монопольные структуры. И только после этого предполагалось начать поэтапно отпускать цены на продукцию.
Несмотря на возникающие трудности (часть имущества находилась в союзной собственности, а часть – в республиканской), мы к середине 1991 года все же подготовили программу «народной приватизации».
Председатель Государственного комитета РСФСР по управлению государственным имуществом, заместитель председателя Совета министров РСФСР Михаил Малей предложил вместо чеков ввести приватизационные счета в банках. Тоже неплохое решение – меньше возможностей воровства и обмана наивных граждан и пенсионеров, не привыкших к рыночным отношениям.
К счастью, Борис Николаевич уже через несколько месяцев понял свою кадровую ошибку и в течение года без ущерба для репутации «реформаторов» вывел их из активной экономической политики.
В последний раз я видел Гайдара через много лет совсем при других обстоятельствах. Это было, наверное, в 1997 году.
Мне позвонил в торгпредство тогдашний посол России во Франции Юрий Рыжов:
– Витя, давай срочно приезжай ко мне на Гренель (резиденция посла), у меня для тебя большой сюрприз…
– Юрий Алексеевич, а нельзя ли завтра?
– Нет, никак нельзя – завтра сюрприз уже улетит в Москву.
Пришлось ехать, хотя очень не хотелось мотаться по вечерним городским пробкам в час пик. Я понял, что это был какой-то важный гость из Москвы, но никак не ожидал, что им окажется Егор Гайдар с женой Марией Стругацкой.
В большом салоне посольской резиденции за чашкой кофе и различными напитками сидели Рыжов, Гайдар и Стругацкая. Судя по состоянию бутылок виски и коньяка, я действительно долго был в пути.
Навстречу мне шагнул Гайдар. Это был уже совсем другой человек – уставший и постаревший раньше времени.
– Ну, вы же прекрасно понимаете, – пожал мне руку Гайдар, продолжая, очевидно, диалог с самим собой, начатый до моего прихода, – я ведь не мог иначе.
– Конечно понимаю, – ответил я, – забудем.
Это «понимаете» относилось ко многим моментам наших взаимоотношений. Из уважения к хозяину дома вели мы себя мирно, хотя «язык чесался» сказать все, что я думаю.
Все это время, чтобы снять напряжение, Рыжов шутил и предлагал тосты.
После нескольких небольших порций виски Гайдар отвел меня в сторону:
– Вы многого не знаете, не было никакой команды… Было некоторое количество случайных людей. А потом я оказался козлом отпущения.
– Ну, экономический-то блок, например Шохина, вы хорошо знали?
– Да, думал, что плохой министр социальной защиты может стать хорошим вице-премьером экономического блока. Ошибся. Александр профессиональный предатель и интриган, ради карьеры предавал и будет предавать всю оставшуюся жизнь…
– А Авен, Нечаев, Борис Федоров?
– Боря – это да. Это финансист от Бога. Авен? Вы что, еще не читали моих мемуаров? Там есть маленький пассаж про Петю. Не хочу лишний раз вспоминать – расстраиваться, я вам пришлю. Что касается Нечаева, то он был моим другом, но явно не тянул в должности министра экономики.
– К Ельцину вас привел Бурбулис.
– Да, это так. Бурбулис умный манипулятор и психолог. Он наивно полагал, что хвост всегда будет вертеть собакой, но Ельцин быстро всё про него понял и без особых сожалений с ним расстался.
Позже я прочитал книгу Гайдара «Дни поражений и побед» и был в шоке от откровений автора. Вот что он писал о своей «команде»:
«Вопрос состоял в том, смогут ли эти люди, такие разные, наладить взаимодействие, работать слаженно, как команда. Тем более что некоторые из них не имели ни малейшего опыта работы в бюрократическом аппарате.
Может быть, самый яркий пример в этом плане – министр внешнеэкономических связей Петр Олегович Авен. ‹…›
Никогда не работал чиновником, ничем, кроме своего письменного стола, не заведовал. Надо признать, что Авен оказался неважным организатором. Ему мешало не только отсутствие опыта, но и нервы, частые перемены настроения. Всё это делало его крайне уязвимым, а место главы одного из ведущих министерств было соблазнительным, с весны 1992 года многие его добивались.
Вопрос о замене Авена Борис Николаевич Ельцин обсуждал со мной регулярно. Основной аргумент был один и тот же: “Ну, Егор Тимурович, он, может, и хороший специалист, но вы же видите – не министр”».
А тогда, в 97-м после признаний Гайдара мне стало совсем тошно, под каким-то предлогом я распрощался и, очень расстроенный увиденным и исповедью Гайдара, уехал. Лучше бы он мне ничего не говорил об их внутренней кухне.
Единственное, что я бы поставил Гайдару в плюс, это то, что к нему практически ничего не «прилипло». За ним, в отличие от многих «талантливых на руку» членов правительства, не потянулся длинный коррупционный шлейф даже после отставки.
Полагаю также, что зря Гайдар после работы в правительстве занялся активной политикой, это не его призвание. Партию «Выбор России» он практически самостоятельно развалил, был непоследователен. В политике он выглядел еще более беспомощным, чем в экономике.
Накануне президентских выборов 1996 года Гайдар открыто выступал в средствах массовой информации против участия в выборах Бориса Ельцина, а потом, в последний момент, может быть, даже слишком поздно, его все же поддержал…
Гайдар не понимал, что в этой драматической череде событий главной задачей нашей политики было во что бы то ни стало сохранить именно Ельцина. Он был мотором и стержнем всех преобразований в постсоветской России, главным вектором развития реформ.
Глубоко убежден, что только Борис Николаевич в те кошмарные времена своим авторитетом и волей мог удержать страну в повиновении и гарантировать проведение серьезных реформ. Годы его правления по тяжести и драматизму не сравнить ни с какими трудностями последующих лет, которые легли на плечи Путина или Медведева.
Поэтому даже тогда, когда казалось, что Ельцин ошибается, Гайдару следовало его решительно поддерживать, потому что любой другой лидер, придя к власти, в целях самосохранения запретил бы само понятие «экономических реформ», до того они оказались болезненны для населения.
Егор Тимурович прекрасно видел расцвет запущенного ими механизма коррупции и сам об этом говорил, но ничего сделать не смог или не захотел.
Очень, очень противоречивой была фигура Егора Гайдара… В этом смысле он в чем-то был похож на своего знаменитого деда.
Борис Немцов
Я познакомился с Борисом Немцовым в 1990 году, когда он стал депутатом и приехал в Москву на I Съезд народных депутатов РСФСР. Это был жизнерадостный и энергичный молодой кудрявый научный сотрудник лет тридцати с задорными, всегда смеющимися глазами. Но депутатов РСФСР было более 1000 человек, а ему очень хотелось выделиться на их фоне, и я не вижу в этом ничего предосудительного. Но это было совсем не просто, и его поначалу не замечали. Он старался изменить эту ситуацию. Всю жизнь неугомонный Борис организовывал всякие партии, блоки, коалиции и фракции.
Во время избирательной кампании 1991 года по выборам президента РСФСР в каждом из регионов был создан избирательный штаб от трех до десяти человек, который предполагал дополнительно еще и доверенное лицо
